Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. - Сергей Горлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Швейцарская газета «Нойе Цюрхер Цайтунг» в комментарии от 9 декабря написала, что «всему миру было известно» о создании «Юнкерсом» в России авиационного (а также химического) завода. При этом Россия не связана, как Германия, Версальским договором и поэтому «может как и другая военная держава обеспечивать себя военными самолетами и отравляющими газами».
К слову, несмотря на все сенсационные разоблачения, Штреземану — наряду с его французским коллегой А. Брианом — в Осло 10 декабря 1926 г. была вручена Нобелевская премия мира. В Женеве Штреземану 12 декабря 1926 г. удалось добиться прекращения межсоюзнического военного контроля над Германией. Причем тема военного сотрудничества между Москвой и Берлином в Женеве даже не упоминалась[275].
Резонанс от разоблачений «Манчестер Гардиан» и особенно от публикаций «Форвертса» в Германии был очень большим. Кампания в германской прессе в связи с «советскими гранатами» безостановочно продолжалась более двух недель. Причем особое внимание привлекали статьи социал-демократической прессы, которая продолжала муссировать эту тему главным образом потому, что коммунистическая пресса Германии («Роте Фане») и советская пресса оспаривали наличие каких-либо военных отношений между СССР и Германией. Чрезвычайно сильно было и недовольство СДПГ Гесслером, отставки которого требовали социал-демократы[276].
6 декабря руководство СДПГ в письменной форме направило военному министру Гесслеру свои претензии к политике, проводившейся руководством райхсвера. При этом три вопроса напрямую касались его взаимоотношений с РККА («Юнкерс», химзавод «Берсоль», перевозки боеприпасов из Ленинграда в Штеттин летом 1926 г.)[277]. По первому пункту информация была почерпнута из меморандума «Юнкерса», по второму — частично оттуда же, а также от неизвестных лиц, по третьему вопросу СДПГ была проинформирована начальником полиции Штеттина социал-демократом Феннером, проводившим соответствующее служебное расследование. Феннер подробно проинформировал руководство своей партии и о зафрахтованном рейхсвером судне («Растенбург»), затонувшем вместе с военным грузом при переходе в Штеттин из Швеции.
Дирксен в записке для руководства германского МИД (статс-секретарю Шуберту) от 15 декабря 1926 г. сообщал, что вопрос с «Юнкерсом» будет «снят» ввиду предстоявшей ликвидации заводов «Юнкерса» в России; вопрос о химзаводах так просто не отпадет, поскольку военное министерство не хотело оставаться ни в качестве покупателя продукции, ни в качестве совладельца завода; по поводу боеприпасов предлагалось произвести перерасчет с советской стороной. В итоге все вопросы, ставшие известными СДПГ, «как бы принадлежали прошлому»[278].
В тот же день правительство Маркса (католическая партия Центра), пытаясь предотвратить разрастание масштабов скандала и не допустить внешнеполитических дебатов в райхстаге, назначенных на 16–17 декабря, Предложило находившимся в оппозиции социал-демократам сформировать правительство «большой коалиции». Однако правление СДПГ, согласившись в принципе пойти на это предложение, изменило затем свою позицию и — недовольное деятельностью военного министра Гесслера (Демократическая партия), — потребовало прежде отставки правительства[279].
В Москве «Известия», комментируя ситуацию, 17 декабря 1926 г. писали:
«Решение о привлечении социал-демократов в правительство было принято под влиянием Штреземана. <…> Перемены в правительстве коснутся, вероятно, прежде всего поста военного министра. Штреземан настаивает на отставке Гесслера»[280].
16 декабря 1926 г. с разоблачительной речью в райхстаге выступил бывший премьер-министр, депутат райхстага от СДПГ Ф. Шайдеман. Он заявил, что «райхсвер все больше и больше становится государством в государстве, которое следует своим собственным законам, проводит свою собственную политику». Указав на конкретные факты деятельности «Зондергруппы Р», ГЕФУ, ВИКО, «Юнкерса», «Штольценберга», транспортировку морем боеприпасов из Ленинграда в Штеттин в сентябре-октябре 1926 г., Шайдеман заявил, что СДПГ «за создание вооруженной армии, но действительно демократическо-республиканской».
Поэтому социал-демократия выступает против тайного вооружения и за реформу райхсвера. Касательно отношений с СССР он сказал:
«Мы желаем хороших отношений с Россией, но они должны быть честными и чистыми. Это нечестные и нечистые отношения, когда Россия проповедует мировую революцию и вооружает райхсвер, <…> когда одновременно обмениваются братскими поцелуями и с коммунистами, и с офицерами райхсвера. Кто это делает, подозрителен тем, что он из двоих обманывает, как минимум, одного. <…> Мы хотим быть друзьями Москвы, но мы не хотим быть шутами Москвы: Никакого Советского Союза в обмен на германские пушки!»
В заключение Шайдеман предложил райхстагу выразить недоверие правительству[281]. В прениях в райхстаге выступил также коммунист В. Кёнен. Он обвинил социал-демократов в том, что они снабдили английскую либеральную газету «Манчестер Гардиан» мошенническими данными о мнимой связи между советским правительством и райхсвером.
«Все сегодняшние заявления Шейдемана на эту тему — пошлейшая демагогия, — сказал Кёнен. — История о гранатах, опубликованная в «Форвертсе», — сплошная ложь»[282].
17 декабря 1926 г. райхстаг 249 голосами против 171 вынес вотум недоверия кабинету Маркса и он вынужден был уйти в отставку. «За» голосовали социал-демократы, коммунисты, националисты и тевтонцы (фашисты)[283].
В беседе с советским полпредом Шуберт 17 декабря 1926 г. указал, что германскому правительству, с оглядкой на Англию и Францию, придется все же сделать заявление об имевшем место ранее двустороннем взаимодействии по военной линии. Крестинский однако настаивал на полном опровержении самого факта существования военного сотрудничества. Отрицала его и пресса СССР. Тем не менее, «Правда» в статье «Лови вора» от 16 декабря 1926 г. практически подтвердила правильность сообщений «Манчестер Гардиан».
Она писала:
«Оказывается, что в пределах нашего Союза, по соглашению между нашим и германским военными ведомствами, некоторые германские фирмы соорудили несколько лет назад три завода, изготовлявшие предметы, нужные для нашей обороны. В число этих предметов входили аэропланы, газы, снаряды и т. д. <…> Если мы даем иностранцам концессии на сооружение фабрик и заводов для производства предметов, нужных нашему потребительскому рынку, то почему нам запрещать им или даже не поощрять их открывать у нас заводы и фабрики, нужные для нашей обороны? <…>
Насколько мы знаем и насколько нам видно из изучения Версальского договора, Германии воспрещается производить у себя или ввозить или вывозить снаряжение, но нисколько не возбраняется ее фирмам открывать любые фабрики и заводы за границей, в том числе и такие, которые изготовляют аэропланы или даже пушки и снаряды. <…>
Услужливый «Форвертс» пускает в ход фальшивку (а быть может, и ряд их), чтобы доказать, что нарушителем мира является Советский Союз, <…> который заключил с германским правительством чуть ли не тайный военный союз. В английской газете <…> так и говорится, что между нашим правительством и германским военным ведомством существует тайная военная конвенция, а «Берлинер Тагеблатт», которая взялась опровергнуть эти все измышления, не нашла ничего лучше сказать для выгораживания своего правительства, как такую же неправду о том, что несколько лет назад советское правительство будто бы предлагало военный союз. Конечно, ни в предположении, ни в натуре такой военный союз не существует И не существовал, но его нужно было придумать для того, чтобы подвести фундамент под другую выдумку о взаимных услугах нашего и германского военных ведомств»[284].
Спустя неделю, 24 декабря Дирксен, учитывая сдержанную позицию западных держав, опасения полной ликвидации сотрудничества со стороны СССР, а также «передышку» социал-демократов, предложил руководству германского МИДа пойти на сокращение данного сотрудничества до «разумных масштабов». При этом исходная позиция была такая, что о полной ликвидации не могло быть и речи.
Она представлялась:
«1) невозможной;
2) ненужной;
3) неосуществимой».
Было предложено:
1) отказаться от недопустимых и компрометирующих форм сотрудничества и ликвидировать их, выплатив советской стороне 10 миллионов задолженности;
2) сохранить и легализовать «допустимые», разрешенные отношения между военными[285].
31 декабря 1926 г. Уншлихт по поводу разоблачений СДПГ информировал Литвинова в письме (копии Сталину и Ворошилову) о том, что по агентурным сведениям вся разоблачительная кампания была инспирирована Штреземаном, который передал социал-демократам через своего секретаря соответствующие материалы. Целью Штреземана при этом, по заключению Уншлихта, была борьба с просоветскими настроениями в райхсвере, а также стремление выступить в роли защитника райхсвера от радикальных элементов, пытавшихся «республиканизировать» райхсвер и, таким образом, поднять свой невысокий в германских военных кругах авторитет.
