Комментарий к роману "Евгений Онегин" - Владимир Набоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако к зиме 1819 г. — времени Онегина — «колкий» Шаховской уже перешел от так называемого классицизма к так называемому преромантизму, что, впрочем, никак не повлияло на убожество его сочинений. Изучающим просодию он известен как автор первой русской комедии («Не любо — не слушай», 23 сентября 1818 г.), написанной «вольным ямбом» (то есть стихами различной длины со свободной схемой рифмовки). До него этим размером писал свои басни Крылов, и этим же размером написана единственная великая русская комедия в стихах — «Горе от ума» Грибоедова (окончена в 1824 г.). В конце 1815 г. Пушкин в своем лицейском дневнике правильно пишет, что Шаховской «посредственный стихотворец» и «не имеет большого вкуса».
В 1824 г. булгаринский альманах «Русская Талия» объявил о предстоящей публикации отрывков из выполненного Шаховским драматического переложения поэмы Пушкина «Бахчисарайский фонтан» и из «магической трилогии» «Финн», написанной Шаховским по мотивам «Руслана и Людмилы». «Финн» был сыгран в Петербурге 3 ноября 1824 г.
Я не совсем уверен, что неожиданный и незаслуженный комплимент Шаховскому в этой строфе (сочиненной, как и следующая, через год после окончания главы) никак не связан с известием о готовящейся публикации.
5—7 Ср. у Вольтера в «Анти-Житон, к Мадмуазель [Адриенн] Лекуврер» (французская актриса; «L'Anti-Giton, à Mademoiselle [Adrienne] Lecouvreur», 1714):
Quand, sous le nom de Phèdre, ou de Monime[178],Vous partagez entre Racine & vousDe notre encens le tribut légitime[179]
Лернер в «Звеньях» (1935, № 5, с. 65) цитирует неточно. «L'Anti-Giton» нападает на гомосексуального маркиза де Курсийона, сына мемуариста Филиппа де Курсийона, маркиза де Данго.
12 Там и Дидло венчался славой… — Шарль Луи Дидло (1767–1837), французский танцовщик и хореограф. В 1810 г. был балетмейстером в Петербурге и за свое «романтическое» воображение получил прозвание «Байрона балета».
13—14 кулис… неслись… — Рифма бедная, несмотря на consonne d'appui[180].
XIX
Мои богини! что вы? где вы?Внемлите мой печальный глас:Всё те же ль вы? другие ль девы,4 Сменив, не заменили вас?Услышу ль вновь я ваши хоры?Узрю ли русской ТерпсихорыДушой исполненный полет?8 Иль взор унылый не найдетЗнакомых лиц на сцене скучной,И, устремив на чуждый светРазочарованный лорнет,12 Веселья зритель равнодушный,Безмолвно буду я зеватьИ о былом воспоминать?
1 Мои богини! Что вы? Где вы? — Один из тех редких случаев, когда, наоборот, для перевода четырех русских слов (Что вы? Где вы?) английских требуется в два раза больше.
Составная рифма где вы — девы очень хороша. (См. Приложение II.) — В английской поэзии аналогией будет, конечно, не макароническая и байроническая gay dens — maidens, а скорее, впервые использованная know it — poet или sonnet — on it, теперь уже банальные и избитые.
<…>
XX
Театр уж полон; ложи блещут;Партер и кресла, всё кипит;В райке нетерпеливо плещут,4 И, взвившись, занавес шумит.Блистательна, полувоздушна,Смычку волшебному послушна,Толпою нимф окружена,8 Стоит Истомина; она,Одной ногой касаясь пола,Другою медленно кружит,И вдруг прыжок, и вдруг летит,12 Летит, как пух от уст Эола;То стан совьет, то разовьет,И быстрой ножкой ножку бьет.
3 В райке… — Раек, «маленький рай» — галлицизм, жаргонное название последнего яруса в театре. Эрик Партридж в своем «Словаре сленга и ненормативной английской лексики» («А Dictionary of Slang and Unconventional English», 1951) датирует первое использование в Англии английского слова paradise (рай) в значении «галерка» 1864 г., добавляя, что оно «всегда воспринималось как французское и устарело к 1910 г.». Несомненно, это всего лишь позаимствованное у парижан paradis (где блаженствует плебс и царит адская духота); слово встречается у многих писавших на злобу дня в XVIII в. (например, у Вольтера). По странному совпадению, в лондонских театрах зрителей, сидящих на самом верху, называли (ок. 1810 г.) «богами галереи» (Джон С. Фармер и У. И. Хенли, «Сленг и его аналоги» / J. S. Farmer, W. Е. Henley, «Slang and its analogues», 1893).
5—14 Дуняша Истомина (1799–1848; Дуняша — уменьшительное от имен Евдокия и Авдотья) очень одаренная и миловидная «пантомимная танцовщица», ученица Дидло (см. коммент. к XVIII, 12). Она дебютировала 30 августа 1815 г. в «пасторальном балете» «Ацис и Галатея» (музыка К. Кавоса, сценарий Дидло). В своей чудесной «Летописи» (с. 237–238) Арапов пишет о ней:
«Истомина была средняго роста, брюнетка, красивой наружности, очень стройна, имела чорные огненные глаза, прикрываемые длинными ресницами, которые придавали особый характер ея физиогномии; она имела большую силу в ногах, апломб на сцене, и вместе с тем грацию, легкость, быстроту в движениях; пируэт [вращение на одной ноге] ея и элевация [способность взмыть в воздух] были изумительны».
Из найденного мною ближе всего к спектаклю, о котором мог писать здесь Пушкин, стоит «Калиф Багдадский», двухактный балет Дидло на музыку Антонолини, который давали 12 января 1820 г. (то есть по меньшей мере на две недели позже спектакля в ЕО) и где партию Зетюльбы танцевала Истомина. Однако это была не премьера, а второе представление (первое прошло 30 августа 1818 г., Зетюльбу танцевала Лихутина). Остальные даты неубедительны. Арапов пишет, что 20 июля 1819 г. после шедшей в тот день «Русалки» все танцовщицы выходили в «большом дивертисменте» — «Морской победе» Дидло на музыку Антонолини (см. коммент. к гл. 2, XII, 14 и гл. 5, XVII, 5). Помянутые далее змеи и, в отвергнутом чтении, медведи (XXII, 1 и коммент. к XXII, 1–4) указывают на еще один ballet magic[181], поставленный Дидло на этот раз в genre chinois[182], — четырехактное представление «Хензи и Тао» («Красавица и Чудовище») на музыку Антонолини, но его премьера прошла также слишком рано (30 августа 1819 г.), и у меня есть основания предполагать, что Истомина в тот вечер вообще не танцевала. Балет повторяли 30 октября и 21 ноября. В один из этих дней Пушкин на спектакль опоздал. Он только вернулся из Царского Села. Там сорвался с цепи медвежонок, он бегал по дорожкам парка и мог напасть на Александра I, случись царю оказаться поблизости. Пушкин шутил: «Нашелся один добрый человек, да и тот медведь». (См. также XXII, варианты, 1–2.)
Пушкин прозябал в Кишиневе, а тем временем в Петербурге в Большом Каменном театре Истомина танцевала черкешенку в балете Дидло по его поэме «Кавказский пленник», написанной в 1820–1821 гг. Эта хореографическая пантомима («Кавказский пленник, или Тень невесты», музыка Кавоса), с полным набором черкесских игр и боевых схваток, с парящим привидением, была впервые представлена 15 января 1823 г. и удостоилась шумных аплодисментов. Через две недели (и за три с небольшим месяца до начала работы над ЕО) Пушкин писал из Кишинева брату Льву в Петербург, бурно требуя подробностей о постановке и о черкешенке Истоминой, «за которой я когда-то волочился подобно кавказскому пленнику». Если, как считают охотники за прототипами, гадкий утенок Мария Раевская, которую Пушкин тринадцатилетней встретил на Кавказе, действительно стала — за спиной Пишо — «моделью» пушкинской восточной героини (не слишком новой и не слишком оригинальной), то им должно быть интересно, что впоследствии эту девушку заменила другая, с которой поэт был знаком еще раньше.
Эта строфа (гл. 1, XX) была, несомненно, продиктована желанием Пушкина поблагодарить талантливую танцовщицу за роль черкешенки и за предстоящее появление в роли Людмилы. И только чтобы поставить свою Татьяну выше распутной Елены Троянской, наш поэт, в ноябре 1826 г., шутливо уступит гомеровской Киприде первенство над «моей Истоминой» (гл. 5, XXXVII, 7—11).
Онегин появляется только в следующей строфе и пропускает выход Истоминой, но несколько песней спустя он узнает, что именно пропустил, — когда (как описано в гл. 8, XXXV, 9, 12–13) зимой 1824 г. будет читать русские журналы за тот ушедший год. Тогда же он, возможно, обнаружит в булгаринских «Литературных листках» (IV, от 18 февраля 1824 г.) эти десять строчек, первый опубликованный отрывок из романа (гл. 1, XX, 5—14) — по словам редактора, «по памяти продиктованный ему одним путешественником»{18}, быть может, самим Онегиным, только что побывавшим в Одессе; или, что более вероятно, он откроет булгаринский «альманах» «Русская Талия» на 1825 г. (выпущенный в середине декабря 1824 г.), где найдет те же десять строчек под портретом несколько полноватой Истоминой работы Федора Иордана (8 декабря 1824 г. она танцевала петербургскую премьеру «волшебно-героического» балета в пяти актах, поставленного Дидло по «Руслану и Людмиле») и там же — впервые опубликованные отрывки из «Горя от ума» Грибоедова (см. коммент. к гл. 8, XXXV, 7–8).