Дневник путешествия Ибрахим-бека - Зайн ал-Абилин Марагаи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прогуливаемся, — сказал Мешеди Хасан. — Если вы не заняты, пойдемте с нами,
Они согласились. Мешеди Хасан познакомил нас. Сеида звали Мир Хабибуллах. Другой человек, лет сорока, имя которого я забыл, оказался родом из Карабаха. Он бывал, как выяснилось, и в Стамбуле, и в Москве. Гуляя, мы дошли до пространного военного плаца, чистого и политого водой, где солдаты, разбившись на несколько групп, занимались маршировкой. Мы некоторое время наблюдали за ними.
Заправлял всем делом на плаце молодой венгр лет тридцати пяти. Мне было очень горько видеть, как этот молодой человек понукает пятидесятилетними иранскими офицерами.
Пройдя площадь, мы увидели большой бассейн, постояли возле него немного, а потом отправились дальше, туда, где высился бронзовый монумент шаха Наср ад-Дина на коне. Монумент был сделан с большим искусством: можно было подумать, что сам шах сидел на коне. Мы обошли его вокруг; затем, усевшись напротив памятника, закурили сигареты.
Человек из Карабаха заметил:
— Это — исключительная статуя, другой такой не увидишь.
— Почему не увидишь? — возразил сеид. — В Европе повсюду сколько хочешь памятников. Я сам видел в России много таких статуй.
— А я повторяю, — настаивал карабашец, — что нигде нет ничего подобного. Вы ошибаетесь.
Сеид в раздражении даже начал клясться:
— Да я своими глазами видел за границей множество таких монументов!
Сеид даже надулся, а карабашец пояснил:
— Те, что ты видел, ага, я видел тоже, но дело-то в том, что каждый из этих деятелей оказал несомненные услуги своей стране и своему народу, и за эти услуги после своей смерти они и вознаграждены такой честью. Один из них, к примеру, атаковал сильную крепость и взял ее, рискуя жизнью, другой отбил у опасного врага важное укрепление, либо показал своим гражданам путь к счастью, либо провел новый закон. Может быть, он был полезен в чем-то своему народу, может быть, боролся против деспотии и давал свободу соотечественникам или же способствовал расширению сферы торговли и производству важнейших предметов для процветания страны. Вот тогда государство и народ в благодарность за доблесть такого правителя, ученого или писателя охотно и без принуждения открывают свои кошельки и, чтобы облик этого великого человека и после его смерти постоянно находился перед глазами его сограждан, воздвигают в память о нем подобные статуи. Вот как это делается! А вовсе не так, что какой-нибудь человек еще при жизни купит себе памятник и поставит его на виду у народа, внушая этим: я, мол, великий человек, почитайте меня. Предположим, что я теперь стану возвеличивать себя перед вами и говорить, что я такой-то и такой-то. Вы, конечно, совершенно справедливо скажете обо мне: этот человек глуп, он страдает манией величия. И бог, и пророк, святые имамы и мудрецы, наставники, поэты и проповедники всегда отрицали самовосхваление, да и шариат не одобряет подобных изображений. За тысячу триста лет существования ислама немало было великих царей, но никто из них не оставлял после себя ничего похожего на эти памятники, хотя многие из них оказали великие услуги миру ислама и всему человечеству. Если бы это было в обычае, то султану Мухаммаду- Завоевателю[136] положено было бы соорудить в свою честь десяток таких памятников из золота и серебра, ибо он-то имел на это право! Ведь многие из великих мусульманских халифов и султанов всеми силами стремились к покорению Стамбула, однако ни один из них не смог добиться победы, пока не появился на свет отмеченный знаком счастья султан Мухаммад. Этот исполненный воли падишах, как сказано в летописях, прогнал свои корабли сухим путем и, тысячу раз рискуя жизнью, добился цели. Ныне, в век прогресса и распространения наук, подобная победа не кажется невероятной, однако в те времена такую великую победу мог одержать только падишах с большой силой воли, рожденный под счастливой звездой. Поскольку основатель лучезарного шариата запретил человеческие изображения и статуи,[137] то памятником султану Мухаммаду осталась большая пятничная мечеть, которая еще долгие годы будет служить напоминанием о добром имени и славных делах этого великого падишаха. Если же истинный мусульманин не оставил после себя добрых дел, то воздвигать ему подобные железные фигуры — величайшее прегрешение. Это еще больше усугубляет тяжкий грех самовосхваления. Я прервал его:
— Оставьте, дядюшка, этот спор! К чему он? Дайте нам спокойно пройти хоть несколько шагов!
Тогда карабашец попросил у меня карандаш и, вырвав из своей записной книжки листок, начал что-то писать, но я, поняв, что он хочет изложить свои доводы, сказал ему:
— В этом нет необходимости. Давайте-ка просто погуляем. Но сеид не унимался:
— Его величество собственными глазами видел в Европе много подобных памятников. Если бы он не знал о существовании этих монументов, он не оставил бы подобную память о себе.
— Сами европейцы поставили вам, иранцам, такой памятник, который останется на долгие годы, — заметил на это карабашец.
— Какой памятник?
— Во время последнего путешествия его величества шаха в Европу парижские газеты открыто писали, — рассказал карабашец, — что французская нация не может непрерывно оплачивать путевые расходы своих дорогих гостей, ибо им ведомо, что иранские министры чрезвычайно склонны время от времени наезжать в Европу, в погоне за всевозможными удовольствиями и наслаждениями, которые доставляет таковое путешествие. Мы, мол, не давали обета, что будем снабжать их средствами на их бесполезное расточительство и легкомысленное мотовство. Дошло до того, что месье Карно,[138] тамошний президент республики, был вынужден выложить из своего кармана девяносто тысяч франков. Весть об этом событии, распространившись по всему миру, стала позорным памятником Ирану, и этот памятник сохранится до самого дня воскресения. Да и для самого Ирана также эти непрерывные путешествия не приносят иного результата, кроме бесцельной траты сотен тысяч туманов. Путешествовать надобно так, как это делал Петр Великий. Благодаря его исполненным пользы путешествиям русский народ из восемнадцатимиллионного превратился в огромную нацию, насчитывающую сто восемнадцать миллионов <...>.
В этом месте я, прервав речь карабашца, предложил:
— Может быть, нам лучше пойти осмотреть пятничную мечеть покойного Мирзы Мухаммад Хусайн-хана Мушир ад-Дауле — это ведь одно из крупнейших новых сооружений.
Эта мечеть, так же как и великолепное медресе рядом с ней, построена
