Игры виновных: сезон первый - Р. С. Кириченко

белый силуэт и начал заливисто смеяться всё тем же детским смехом, — помни, Саша, это не месть, это справедливость.

4

Вид от первого лица, снова взгляд Саши устремлён на дверь, ведущую вовнутрь больницы. Мимо идут врачи, пациенты, но его никто не замечает. Картинка меняется, и он уже стоит у регистратуры. Всё та же «милочка» всё так же что-то увлечённо пытается записывать ручкой в журнале.

Смена кадра.

Перед глазами уже знакомая палата, знакомая больничная койка и до боли знакомая пациентка в ней. Румина лежит так же неподвижно, скрывая очаровательный цвет своих глаз за закрытыми веками. К её телу по-прежнему подключен аппарат, кислородная маска на лице поддерживает жизнь в этой прекрасной девушке.

(«Ой, а что же будет дальше, Саша? Сейчас узнаешь, не буду томить».)

Медленно открывается дверь, в которую проскальзывает (лестно сказано) силуэт. Это медсестра. Довольно плотная, слегка вспотевшая (это видно по её лбу и большим темным пятнам под мышками) медсестра. Её визит, видимо, служил для того, чтобы удостовериться, что с девочкой всё в порядке.

Её тяжелое дыхание слышно более чем отчётливо: сухое, прерывистое, словно воздух пытается пробиться через заложенный нос. Держа что-то в одной руке, другой она постоянно поглаживала свои сальные кудрявые волосы, кружилась вокруг своей оси, пытаясь увидеть, куда можно присесть. Чтобы съесть тот бургер, что она держала в руках.

(«Твоя любимая, Саша, возможно, умрёт, а эта жирная тётенька пришла к ней, чтобы сожрать бургер».)

Медсестра остановилась возле экрана, посмотрела на цифры и другие данные. Она убедилась, что с девушкой всё в порядке, и только приноровилась откусить самый первый, самый сладкий кусочек — резко отбросила его, схватившись за сердце.

«Как же так? Ей же только всего тридцать было…» — позже будут говорить о ней коллеги.

Держась за сердце и чувствуя, что огромный кусок пшеничной булочки вперемешку с куском говядины застревает в её глотке, она начинает задыхаться. И делает это так, словно снимается в кино. Из-за того что её прихватило внезапно, у нее началась паника (и это понятно, не каждый день одновременно останавливается сердце и говядина застревает в горле), и, размахивая руками в разные стороны, она случайно отцепила жизненно важные трубки от тела Румины.

И тут Саша увидел, как у его девушки открылись глаза. Она с испугом смотрела то в потолок, то на то, как задыхается толстая медсестра. Взгляд метался в попытке сфокусироваться на чём-то одном.

Присмотревшись повнимательнее, Саша заметил в её глазах не только панику, но и страх и надежду. То, о чём говорил Паша, Саша увидел сейчас и по-настоящему понял, что ему хотел сказать лучший друг.

Румина пыталась позвать на помощь, но, кроме шёпота, ничего не выходило. Мотая головой из стороны в сторону и смотря, как кожа медсестры на лице приобретает багровый, свекольный оттенок, она молила о помощи. И её молитвы были услышаны, только не тем, кем нужно. Толстая, жирная туша бездыханно всем своим весом навалилась на Румину.

Картинка в глазах Саши помутнела и отдалилась, оставив только писк машины. Звук, означающий остановку пульса.

5

— Как думаешь, Саша, что ты сейчас увидел? — с подлинным интересом уточнил детский голосок.

— То, что ты самое конченое, что мне доводилось видеть.

Смех стал чуть твёрже и звонче.

— А если отбросить личную обиду?

Саша молчал. Он не понимал, почему он настолько спокойно себя ведёт. Черт возьми, его убил лучший друг, который впоследствии умер у него «на глазах», так же как и его любимая девушка. Он сидит в какой-то чернейшей пустоте и разговаривает с каким-то безумным, непонятным и жадным до крови свечением. А может быть, где-то внутри он отдавал себе отчёт в том, что он всё-таки умер, что нужно смириться и ждать, что будет дальше.

— Я скажу это за тебя, Саша.

И он снова продолжил свой монолог, рассказывая о том, что даже в медицине, в столько уважаемой профессии, люди стали безалаберны. Вместо того чтобы заняться собой, медсестра в самом расцвете сил убивала себя фастфудом, ленью, рассеянностью. В последствии чего эта ленивая, глупая, толстая женщина навсегда отняла у ни в чём не повинной девушки боль, панику, любовь, чувства, эмоции — жизнь.

— И знаешь, что они сделают, Саша? — игриво интересовался детский голосок. — Они спишут это на остановку сердца. Только сначала перенесут тело медсестры в другое помещение. Ваше поколение проклято, Саша. И мир ваш проклят. Ему нужна хорошая порка, поверь мне.

Сашу немного рассмешила сказанная фраза. Он даже представил себе, как всю Землю кто-то отменно шлёпает кожаным ремнем.

— И я предоставлю это самому себе, — продолжал он, — я называю это «новый потоп», — и неожиданно, громко загоготав, он сжал крепче ладони у Сашиных висков.

И перед его глазами вновь возникла картинка.

Он увидел своих родителей, беззаботно лежавших в шезлонгах и смакующих какие-то коктейли.

— Нет! — начал было кричать Саша. — Нет! Стой! Ст…

Глава 16

Саша очнулся от жгучей боли в щеках. Перед глазами всё плывёт, и единственное, что его окружает, — это какие-то силуэты. Кто-то что-то выкрикивает.

Саша не мог пошевелиться, тело было словно камень. Он пытался что-то разглядеть, но кроме обращённых на него мобильных устройств ничего не увидел.

«Кажется, я на Земле», — подумал Саша. Но улыбнуться не смог — острая боль парализовала лицо.

Саша услышал какой-то звук, похожий на вой сирен. Он повернул голову и увидел, как к ним мчит «Газель» с красным крестом.

(«Мы скоро увидимся, Саша, ха-ха-ха-ха!»)

Это было последнее, что он услышал, перед тем как закрыть глаза…

Примечания

1

Бытие 6:5–22.