Почувствуй это снова - Ольга Вечная

Она почему–то краснеет. И молчит. Я продолжаю говорить:

– Когда появится живот, притворяться девственницей будет сложнее.

– Да это понятно всё. Просто... – вздыхает, трет лицо. Убирает волосы за уши. – Переехать к тебе — это ого–го решение!

– Я могу включать покер–фейс каждый раз, когда буду приходить к тебе и ребенку. В общем–то я уже много лет делаю вид, будто мне похер, что твои родители ко мне как к дерьму относятся. Но они будут и на тебя давить. Сама понимаешь. – Голос звучит нейтрально–отстраненно. Покер–фейс включается автоматом на этой вопросе: – Ребенка–то ты родишь от куска дерьма, получается. По их мнению. Вообще, я понимаю, почему ты упорно молчишь.

Юля спохватывается, быстро качает головой.

– Матвей, если уж мне суждено родить в девятнадцать лет, то ты единственный мужчина, от которого бы я была не против. И не впала бы в ужас.

Тысячи игл в кожу вонзаются. Таких, как бы описать правильно, шоково–лечебных. От них сперва больно, затем тепло исходит. Греет как сладкий чай. Аж вштыривает. Китайская медицина от Юлии Райденко.

– Польщен, – получается тихо.

Она поджимает губы и чуть улыбается. Берет ложечку и начинает есть десерт. Я слежу за ее движениями, пользуясь тем, что Юля увлеклась и не замечает внимания. Алые губы облизывают ложку, следом их касается острый язычок, убирая остатки крема.

Я хочу тебя. Блть, как же я всё время тебя хочу.

Сложно даже рядом сидеть. Даже во время такого разговора. Жить вместе, чую, будет весело.

Юля говорит задумчиво:

– Думаю, что тебе нужно быть готовым к тому, что мои спросят, планируешь ли ты на мне жениться.

Глава 27

Юля

Мы переглядываемся, одновременно хмуримся... а потом хохочем! Хрипло и весело! Я прижимаю салфетку к лицу, потому что некрасиво брызнула слюной. Удивительно, как этот сложный на первый взгляд вопрос разряжает обстановку.

– Вижу, у тебя настроение улучшилось. – Матвей откидывается на спинку стула, продолжая посмеиваться. Очерчивает глазами мою шею, а потом вдруг переключается на чашку с чаем. Слишком поспешно, чтобы я не обратила внимание.

Если бы мы не говорили о ребенке, я бы решила, что он хочет меня. Глупости! Ну не может он в такой ситуации думать о сексе! Да и я беременна. Вряд ли эмбрион в матке придает девушке особый магнетизм. С тех пор, как Матвей у знал о беременности, я перестала чувствовать себя привлекательной.

– Ну а что? – вытираю уголки глаз, из которых вновь брызнули слезы, теперь уже от смеха. Происходящее слишком волнительно. Мне хорошо, но при этом постоянно тянет пореветь. – А если и правда спросят? Начнут на тебя давить.

– Ага, угрожать. Стоило сделать тебе ребенка только ради этого вопроса от Виктора Арсеньевича.

Я снова смеюсь, в красках представляя себе эту картину. Бедный мой папочка. Но что поделаешь.

– Да ладно тебе, Матвей! Прекрати, всё не настолько плохо.

– Твой отец меня ненавидит. Прикол, если ребенок будет похож на меня.

Он улыбается почти мило. Почти как раньше. С ног до головы омывает дежавю, и на секунду я чувствую. Так сильно чувствую то самое счастье и любовь, которые пронизывали от макушки до кончиков пальцев в то время, когда мы были вместе.

Не знаю, что именно чувствует Матвей. Но улыбка на его губах тает как снег на ладошке. Отчаянно хочется удержать ее в памяти хотя бы ненадолго, поэтому я двигаюсь ближе, и Матвей меня обнимает, позволяя прилечь ему на грудь. Мы смотрим в окно на оживленную улицу. На подоконнике мерцают свечки. Кажется, что наступила глубокая ночь.

– Не бойся, – говорит он. – Как–нибудь воспитаем и вырастим этого ребенка. Проблемы будем решать по мере их поступления. Мы ведь не чужие люди.

– Друзья?

– Да.

– Друзья — звучит намного лучше, чем женившиеся по залету придурки. Настоящая дружба — это, наверное, редкость. После поездки за город я абсолютно уверена, что в обиду ты меня не дашь.

– Никогда и никому. – Он обнимает крепче.

Волоски на коже понимаются от быстроты ответа и уверенности в голосе.

– И этого ребенка тоже.

– Конечно. Уже начинаю продумывать, чему научу его. И как круто будет. Новая жизнь намного лучше какой–нибудь болезни или смерти. Но после твоей ночной эсэмэски и сегодняшних слов о том, что не хочешь отдавать этого ребенка, я, кажется, начинаю понимать, как непросто тебе было. – Он добавляет резче: – Нужно было сказать мне раньше, Юля.

– Сначала я не хотела, чтобы ты вообще что–то знал. Думала решить всё самой. Попросила Любу спросить у ее тети Зои таблетки. Есть такие, которые на маленьком сроке принимаешь и просто обильные месячные. Я думала, будет легко. Выпил и всё. Люба привезла. Я... в руках их вертела, крутила. Мы обсуждали доводы за и против того, чтобы оставить. Вторых было больше, и тут я поняла, что не могу. Не могу и всё. Начала бояться, что ты будешь настаивать на аборте. Я бы тебя тогда возненавидела.

– Наверное, если бы ты сделала аборт, я бы тебя тоже, – чеканит слова он.

Я быстро оборачиваюсь. Мы слишком близко, чтобы смотреть друг на друга. Картинка расплывается, и я прикрываю глаза. Вдыхаю запах его кожи, смешанной с туалетной водой. Касаюсь носом щеки. В следующую секунду его губы прижимаются к уголку моих.

Сердце заходится.

Они обветренные у него от дыхания ртом и ссадин. Матвей делает движение, и я отвечаю, поцеловав тоже.

Мои глаза вновь наполняются слезами от избытка эмоций. Мне так часто было страшно и одиноко, я мечтала прижаться к нему, уткнуться и расслабиться.

Наши поцелуи сухие.

Мы целомудренно чмокаем друг друга в щеки, губы. Куда попадаем. С закрытыми глазами, с каким–то нечеловеческим трепетом.

Он обнимает меня, отчего сердце сладко рвется снова и