Книжный на маяке - Шэрон Гослинг

ей нравилось осознавать, что она в любой момент может уехать и оставить позади все тревоги, связанные с предыдущим местом жительства.

– Ты прав, – сказала она и не стала отказывать во второй раз, – я с удовольствием с тобой поеду. Спасибо.

Она не зря согласилась. Они разговаривали, смеялись, и впервые с тех пор, как умер Каллен, а она нашла камеру-обскуру, Рэйчел поняла, что ей удалось хотя бы ненадолго забыть о тревогах, которыми были наполнены ее дни.

– Я давно не спрашивала, как продвигается твоя книга, – сказала она, когда официантка принесла десерт.

– Ну, я написал около сорока тысяч слов, – ответил Тоби, – из них пять тысяч не совсем ужасны, и это хорошая новость.

– Уверена, все намного лучше, чем тебе кажется, – улыбнулась Рэйчел. – Уже показывал рукопись Сильви? – спросила она и рассмеялась, когда он с притворным страхом поежился.

– О боже, нет. – Он слегка нахмурился, взял вилку и принялся крутить ее в пальцах, хотя давно доел десерт. – Думаю, одна из проблем заключается в том, что я знаю: если я все-таки это сделаю – возьмусь за мемуары, – мне придется писать на темы, которых я всегда избегал. Я просто не знаю, как об этом рассказать и хочу ли я это делать. Но иначе мемуары будут неполными. – Он на миг задумался. – В начале карьеры со мной было то же самое. Я давно пытался облечь свои переживания в слова… много лет, теперь уже десятилетий. Но у меня так ничего и не вышло, и я… – Он замолчал.

– А ты расскажи мне сейчас, – предложила она. – Расскажи, как будто это одна из обычных тем для разговора за ужином.

Он взглянул на нее и на свою пустую кофейную чашку.

– Давай лучше пройдемся, – проговорил он. – Хочу еще раз перед отъездом прогуляться по деревушке, а ты?

Снаружи усилился ветер и начался прилив; высокие волны бились о насыпь, вдоль которой шла единственная в деревне дорога. Солнце почти опустилось за горизонт, опаляя алыми отблесками крутые утесы и крылья морских птиц, пикирующих к воде. Тоби был немногословен. Они молча прошли мимо маленького коттеджа на самом краю насыпи, который назывался «Удача рыбачки». Наконец увидели две скамейки на утесе в самом конце деревни и сели лицом к дороге; чуть дальше вдоль залива тянулась, спускаясь к самой воде, соседняя деревушка Гарденстаун.

– Я никогда никому об этом не рассказывал, – сказал Тоби спустя еще несколько минут молчания. – Ни своим редакторам, ни Сильви, ни врачам, ни психотерапевту…

Он снова замолчал и собрался с мыслями, пытаясь начать. Рэйчел любовалась волнами и не хотела его торопить.

– Это случилось в мою первую поездку в Африку, – наконец произнес Тоби. – Я тогда еще был совсем зеленым новичком, хотя сам себя считал, конечно же, крутым. Меня отправили в Либерию освещать вторую гражданскую войну. Это было в конце 1990-х – начале 2000-х. Первая гражданская война опустошила страну. Инфраструктура была уничтожена, тысячи людей погибли, остальные были жестоко травмированы… Первые два дня я провел в больницах, и то, что там увидел… Как ты понимаешь, это было ужасно. Ничего хуже я в жизни не видел.

Он отвернулся к морю и ненадолго замолчал. Волны с силой накатывали на стоявшие под утесами домики.

– Один журналист познакомил меня с одним водителем, и тот повез меня в район, где шли бои. Его звали Суманволо. Уж не знаю, сколько ему платили – верно, целое состояние, иначе стал бы он так рисковать? – Тоби издал странный гортанный звук и покачал головой. – Я не сомневался ни минуты. Считал себя неуязвимым, наверное. В общем, он приехал за мной на такой развалюхе, каких я в жизни не видывал. Велел сесть в кузов, пригнуться и не поднимать головы. Три часа мы тряслись по дорогам, изрытым кратерами от снарядов, и слушали свист падающих снарядов вдалеке, зная, что туда, на свист, мы и едем. Было жарко, пыльно, страшно неудобно. Я не мог делать заметки. Я просто смотрел вокруг, на все, что проносилось мимо.

Тоби замолчал. Он так глубоко погрузился в свое воспоминание, что Рэйчел поняла – он, должно быть, вернулся туда и вновь переживал эту поездку, чувствуя каждый ухаб на дороге и слыша зловещие звуки войны, приближавшиеся с каждой минутой.

– У одного городка мы замедлили ход, и я увидел на обочине старый фургон. Тот выглядел совсем ветхим. Может, он простоял там год, а может, десять или даже пятьдесят лет, сказать было невозможно. Резина на колесах сгнила, колпаки потрескались и заржавели. Стекол в окнах не было уже давно. Кое-где на кузове виднелась выцветшая бирюзовая краска. Но… он был красивым. Красивым его делали тысячи пулевых отверстий. Каждый сантиметр этого автомобиля был прострелен; кузов напоминал кружево. Я хотел его сфотографировать и постучал в окно кабины, приказывая Суманволо остановиться, хотя тот явно этого не хотел.

Тоби замолчал, потер лицо ладонью и продолжил:

– Он очень волновался и твердил, что надо ехать, надо ехать прямо сейчас. Но тогда фотоаппараты были совсем другие. У меня была даже не цифровая, а пленочная камера. Я не знал, получится ли сделать хорошую фотографию, – я даже не знал, что именно хочу увидеть на ней. Я снимал и повторял: еще один снимок, пожалуйста, еще один. – Тоби откашлялся. – Тут с проселочной дороги свернул грузовик; он мчался на всех парах, поднимая за собой клубы пыли. Суманволо крикнул, чтобы я сел в кузов и спрятался. Грузовик даже не притормозил – кто-то высунулся из окна и застрелил Суманволо, пока я прятался за запаской, вцепившись в свой фотоаппарат. – Тоби взглянул на Рэйчел, но она сомневалась, что он ее видел. – Его просто убили и бросили лежать на дороге.

Он снова замолчал; Рэйчел потянулась и взяла его руку, лежавшую на скамейке. Тоби перевернул ладонь, и их пальцы переплелись.

– Когда я подбежал, он был еще жив. Я отнес его в кузов и поехал в город, но, когда мы добрались до больницы, он умер. Впрочем, в больнице ему вряд ли помогли бы: медикаментов там не было.

Тоби откашлялся.

– Я выполнил задание. Иначе и быть не могло; это была моя работа, поэтому я и отправился туда, но о том дне я ни разу не написал. Я забрал эту пленку. Надо было бросить ее там, в пыли, но я не бросил. Я проявил ее. И оказалось… оказалось, что те фотографии фургона были прекрасны. Я был без ума от этих фотографий. Они до сих пор кажутся мне красивыми, даже сейчас. На фотографии изображен разрушенный предмет,