Море играет со смертью - Астафьева Влада

Семья, где зарабатывали оба супруга и деньги больше не спускались на выпивку, быстро продвигалась к верхушке среднего класса. Лайла перестала беспокоиться, где найти средства на празднование дня рождения дочери, и не делала маникюр сама, чтобы сэкономить. Они стали отдыхать на море минимум раз в год. Правда, всегда по отдельности, традиция сложилась почти сразу, и они ее не обсуждали. Муж уезжал в санаторий на Черном море. Она с дочерью летала в Турцию или Египет.

В одну из поездок Лайла и встретила того самого.

Мужу она изменяла и до этого. Он догадывался о ее изменах и тоже изменял ей, Лайла не сомневалась. Но они оба стали настолько чужими друг другу, что это уже не вызывало особых эмоций. Она позволяла себе то один роман, то другой, не столько ради секса даже, сколько ради возможности почувствовать себя желанной и любимой.

Получалось слабовато. Ее немногочисленные любовники, мужчины в основном женатые и занятые, вечно торопились и к красивым словам были не приучены. Молодой турок – на десять лет младше нее – едва говорил по-русски, но его это не останавливало. Он осыпал ее комплиментами, причудливо сплетенными из английского, русского и его родного языка. Он собирал для нее букеты. Он таскал в ее номер вино и закуски из ресторана. Он рисовал для нее сердца на песке.

Лайла прекрасно понимала все, на что ей указывали потом подруги. Что парень был из обслуживающего персонала, в отеле он занимался мелким ремонтом, и вряд ли это подразумевало даже законченное среднее образование, не говоря уже о высшем. Что подарки его были бесплатными, за систему «все включено» уже заплатили туристы, в том числе сама Лайла. Что ему просто хочется секса, а суровые местные ровесницы помнят о религиозных догмах и уединяться с кем попало не спешат.

Она все это знала, но ей было плевать. Дома Лайлу в ее тридцать с небольшим именовали женщиной средних лет. Считалось, что если у нее уже дочь школьница, причем закончившая младшие классы, то о дочери и нужно думать, а о себе уже поздно. Здесь, в этом маленьком осколке рая, Лайла наконец почувствовала себя любимой и желанной. Ей ведь даже родители в детстве внушали, что она не очень-то красивая и на внешность ей делать ставку не стоит, ну да ничего страшного, есть женщины и пострашнее – а по жизни устраиваются! Молодой турок не говорил ей, что она еще ничего в сравнении с кем-то. Она для него была лучшей, царицей и богиней. Его энтузиазм заглушал ее здравый смысл.

С окончанием отпуска все должно было завершиться. Лайла вернулась домой, в дождливое русское лето. Южный принц остался в сказке, как и положено. Часы пробили полночь, Золушка оказалась в тыкве, где и есть ее законное место.

А Лайла не могла смириться, она тосковала. Ей и раньше-то не нравилась собственная жизнь, теперь и вовсе опротивела. Да еще и принц не исчезал – он присылал сообщения, нечасто, раз в неделю, но этого хватало. В какой-то момент Лайла поняла, что больше не выдержит. Внутренний бунт, понемногу назревавший годами, прорвался наружу. Она собрала вещи и в конце сентября снова укатила на отдых в Турцию, теперь уже одна, без дочери.

Она поселилась в другом отеле, ее возлюбленный там не работал, но в этом не было ничего страшного. Лайла попросту оплатила его проживание, могла себе позволить. А он, видя, что дама способна на такое, взял и сделал ей предложение.

– Давай, говорит, поженимся – и переезжай сюда, – вздохнула Лайла. Она смотрела на темную поверхность чая, словно там видела отражение прежней, безумно влюбленной себя. – И я сразу согласилась! Я так сильно любила первый раз в жизни, на глаза как будто пелена упала… Веришь? И я была та же, и глаза у меня были те же, но мир казался совершенно другим. То, что привело в ужас мою семью и подруг, представлялось мне очень простой и легко решаемой ситуацией.

Лайла была одурманена любовью, но при этом полна все той же решимости, которая много лет назад позволила ей устроиться на работу и спасти семью. Женщина надеялась в первую очередь на себя, готовилась строить семейное гнездо для любимого мужчины и дочери.

О том, чтобы оставить ребенка с мужем, она и мысли не допускала. Конечно, девочка отказывалась лететь с ней, но Лайла считала, что это просто подростковые капризы. Прибудет в Турцию, поймет, как там прекрасно, и успокоится!

Однако у дочери были другие планы. Она сбежала от Лайлы в день отлета. Проснулась на час раньше матери, схватила чемодан и укатила в неизвестном направлении. Как потом оказалось – спряталась в доме подруги. У Лайлы не оставалось времени ее искать. Она вытянула из мужа обещание, что он потом отправит дочь в Турцию другим рейсом, и поехала в аэропорт.

Естественно, дочь он к ней так и не прислал, а с помощью сестры вырастил девочку сам.

– Она меня так и не простила, – горько признала Лайла. – Тогда я даже считала виноватой ее, а не себя. Потом поняла, что чуть было не натворила, связалась с ней по интернету, звонила, очень извинялась… Бесполезно. Она мне прямым текстом сказала, что никакой матери у нее давно уже нет. У меня внуки есть, представляешь? А я видела их только на фото в соцсетях, где все посмотреть могут… Я им бабушкой уже не буду. Какая я бабушка, если я не мать? Дочь меня ненавидит и презирает. Ненавидит – за то, что я тогда бросила ее и отца. Презирает – за то, что было дальше.

План, с которым Лайла прилетела в Турцию, работал. Она сумела открыть небольшую туристическую фирму, специализирующуюся на экскурсиях для русских туристов. Она получила развод от мужа и тут же заключила брак с молодым возлюбленным. Лайле казалось, что это лучшее доказательство ее правоты. Все говорили, что турок не воспринимает ее всерьез, а он вот, пожалуйста, сделал предложение! Доказал, что не врал и действительно ее любит!

Правда, его семья ее категорически не принимала. Лайла даже сменила имя и приняла мусульманство, чтобы хоть немного задобрить новых родственников, но ничего не вышло. Впрочем, пока они с мужем жили отдельно на съемной квартире, это было не так уж страшно. Лайла много работала. Чем занимался муж – она толком не знала, хватало того, что он встречал ее дома и оставался с ней по ночам.

На второй год жизни в Турции она забеременела. Ее радости не было предела: сама себя Лайла считала слишком старой, чтобы зачать ребенка, а получилось вот как. Правда, радость оказалась недолгой. Муж убедил ее, что они должны поселиться с его семьей, так будет легче.

Но легче не стало.

– Мне каждый день, каждую минуту, что мы проводили вместе, напоминали, что я не просто чужая. Я для них была существом второго сорта. Там вся семья полуграмотная, зарабатывали как придется и чем придется… Только я одна – стабильно и больше всех. Они жили на мои деньги, но все равно смотрели на меня свысока! Что за бред вообще?

Лайла пыталась объяснить все мужу, убедить его вернуться на съемную квартиру. Но он и мысли такой не допускал, оставался на стороне семьи. Его мать была божеством, его сестры обладали непререкаемым авторитетом. Он продолжал клясться Лайле в любви и осыпать ее комплиментами. Но она уже прекрасно видела: если его мать скажет, что она дура, он тут же начнет с готовностью кивать.

Это несколько остудило чувства Лайлы, однако деваться было некуда, вся ее жизнь теперь связана с этой страной. Появление на свет сына – мужчины, наследника – ничего не исправило. Его любили, Лайлу – нет. Она была не человеком даже, а специальным существом, нужным для ухода за ребенком и зарабатывания денег. Комплименты это чувство больше не отгоняли, они вообще ничего не значили. Муж мог хоть сто раз назвать ее первой красавицей мира, это не отменяло того факта, что в зеркале она видела усталую, замученную, не по годам старую женщину.

Слушая Лайлу, Полина невольно признавала, что ее собственная жизнь могла бы сложиться так же. Если бы ее брак с Петром был не игрой или забавой, а настоящей любовью, – ну, вдруг! – что бы с ней стало? Его мать не пожалела бы ее, Петр не защитил бы. Он просто не осознал бы, что ее нужно защищать… Хотя какой смысл размышлять о том, что могло быть? Полина не любила второго мужа. Она вообще уже никого не любила.