Механизм пространства - Андрей Валентинов

— Я.

— Холера ясна…

Не дав князю договорить, Бриджит раздвоилась. Растянула себя в пространстве от столика, где сидела Бриджит-первая, лениво ковыряя ложечкой фруктовый салат, до парапета набережной, где в ожидании Бриджит-второй стояли двое мужчин. Со стороны Огюсту померещилось, что узкое змеиное тело ввинтилось в воздух — нет! — сам воздух свернулся кольцами змеи, сбрасывая старую шкуру. Миг, и вот змея уже здесь, целиком, без остатка, и никто чужой не заметил, не обратил внимания…

Разве что из немыслимого далека на крыльях, сотканных из снежного пуха времен, прилетел шепот глаза-Переговорщика:

«Спонтанная, а также сознательная генерация вирт-фантома…»

Князь не шелохнулся, лишь поудобнее перехватил трость.

— Ты задолжала мне браслет, сестренка.

— Не сейчас, Казимеж.

— Сейчас.

— Я не хочу ссоры.

— А чего ты хочешь?

— Мне надо поговорить с твоим спутником. Оставь нас, Казимеж.

— Ну уж нет! Знаю я твои разговоры. Уходите, Шевалье. А мы с дамой обсудим кражу браслетов… — князь осекся, словно наконец сообразив, о чем толкует ему кузина. — Друг мой! Вы действительно знакомы с ней?

Огюст кивнул.

— Близко знакомы?

Не оставалось сомнений, что Волмонтович отлично знает, что это такое — близкое знакомство с вдовой Вальдек-Эрмоли, любительницей слушать чужие исповеди.

— Близко.

— Пся крев! И до сих пор живы? Неужели я в вас дважды обманулся? — поляк колебался. — К‑курва, я разучился верить людям… Вам известно, кто ее покровитель?

— Да.

— Ладно, сестренка, — князь снял окуляры, не моргая, уставился на баронессу. — Твоя взяла. Поговори с нашим юным пророком. Мирная беседа: ты доешь фрукты, он выпьет вина. Я обожду на боковой террасе, за трубкой. Надеюсь, здесь подают трубки? Если потом вы захотите уйти, чтобы уединиться, я не стану мешать. Я не ревнив. Но если… если выяснится…

Он вернул окуляры на место и закончил так, что Огюст Шевалье не поверил — впрямь ли он слышит эти слова от воскресшего улана:

— Если с мальчиком случится беда, я сильно огорчусь. Мы, восставшие из гроба, должны беречь друг друга. Нас очень мало, хотя и больше, чем хотелось бы. А ты, дорогая моя кузина, должна помнить, как это скверно — когда один из Волмонтовичей сильно огорчен. Из-под земли… Ладно, оставим пустую болтовню. Воркуйте.

2

— Я навещала тебя в больнице.

— Правда? Не помню.

— Я заходила в палату, когда ты спал. Или был без сознания.

— Почему? Нет, не отвечай. Я знаю — почему.

— Тебе нужны деньги?

— Нет.

— Не стесняйся. Я понимаю — дорога, Ницца…

— У меня есть деньги, Бриджит. Я богач. Общество позаботилось. И Тьер кое-что передал через мсье Эрстеда. Он рад, что я перестал компрометировать брата. Мишель, мой старший брат — я рассказывал тебе…

— Да, я помню.

— Я знаю, Мишель однажды станет сенатором…

— Наверное. Если ты так считаешь.

— …членом парламента, президентом Лиги Мира…

— Да. Я ничего не слышала о Лиге Мира. Но я верю тебе.

— Кровь Христова! О чем мы говорим?

— О нас.

— Я видел тебя на шхуне. В зеркале.

— Это была не я.

— Конечно, не ты. Я вообразил себе…

— Нет! Ты ничего не воображал. Это был Эминент.

— Фон Книгге?

— Не называй его так. Он не любит, когда его зовут покойным именем.

— Да мне плевать, что он там любит!

— Не перебивай. Пожалуйста. Мне и так трудно. Я боюсь его. Я обязана ему. И тем не менее я здесь. Когда он начал провоцировать тебя моим призраком, я почувствовала это. Такие вещи нельзя сделать втайне от меня. Я испугалась. Кинулась к нему — к счастью, он находился в Париже. Требовала прекратить, кричала, умоляла…

— Ты унижалась перед ним?!

— Какая разница?

— Огромная! Он не имел права…

— Перестань. У него нет прав — только намеченные цели и средства их достижения. Я просила оставить тебя в покое. Он отказался. Должно быть, хотел, чтобы ты вернулся в Париж. Или решил держать тебя на крючке, не позволяя окончательно вылечиться от меня. Его замыслы не разгадаешь.

— Я хотел вернуться. Очень. Чуть было не напал на капитана…

— Огюст…

— Я бесновался, желая немедленно увидеть тебя. И сумел удержаться на краю. Бриджит, я… Мне кажется, теперь ты безопасна для меня. Мы сидим здесь, и я не хочу рассказывать тебе о своем прошлом. Не хочу копаться в грязном белье, выворачивая его на тебя. Я могу молчать. Просто молчать и ждать, когда же ты наконец доешь салат. Это все ангел… это все они — ангел-лаборант и глаз! Корректный запуск программы…

— Я тебя не понимаю.

— Я сам себя не понимаю. Но Эминент промахнулся. Я научился справляться с приступами. Или меня научили — не спросясь разума, обратились к телу. Нам дозволено быть вместе.

— Я уеду завтра утром. Ты предупрежден, а значит, вооружен. Теперь ты будешь знать, увидев призрак: это не я. Это Эминент, который хочет сохранить твою зависимость от меня. Ловля на живца — его любимое занятие. Когда понадобится, он взмахнет удилищем, и ты прибежишь ко мне хоть с края света, не зная, кто тебя будет ждать на самом деле.

— Уверяю тебя…

— Нет. Это самообман. Завтра мы расстанемся. Я — не призрак. Встречи со мной-настоящей убьют тебя. И никакое зеркало не поможет.

— Я здоров! Клянусь!

— Сомневаюсь.

— Мы можем встречаться, ничего не боясь…

— Ты говоришь так, что тебе хочется верить. Тем не менее я сомневаюсь. Но я рада. Я неслась по дорогам, меняя лошадей. Спешила предупредить, не зная, как тебя спасать, и есть ли он, способ спасения. Чувствовала себя предательницей — все-таки Эминент очень много для меня сделал. Я…

— Бриджит…

— Оказывается, зря. Если ты здоров — зря. Спешка, укоры совести, страх перед грозным благодетелем — все напрасно. Ты спасен ангелом и глазом, кем бы они ни были. Да хоть порождениями бреда! Ты в безопасности. И я рада.

— Бригида…

— Молчи. Я доела салат. Пойдем отсюда.

Много позже, в номере отеля «Золотой крест», она встала с постели, нагая подошла к окну, глядя в сумерки, накрывшие город, и сказала:

— Ты стал очень похож на него.

— На кого? — спросил Огюст.

— На Эминента.

3

На станции царил кошмар Экклезиаста — суета сует.

Везде кишмя кишели синьоры, джентльмены, месье и прочие господа. Одни, толкаясь, лезли в салоны дорожных карет, стараясь занять местечко у окна, другие, бранясь, лезли обратно — бедняги вспомнили, что забыли саквояж, жену или флягу холодного пунша; третьи обживали внешние места — с сигарой в зубах, подсаживаемые слугами, они карабкались на крышу экипажа, совершая чудеса вынужденной ловкости.

Лакеи стояли на запятках, надменные, как принцы инкогнито.

Кондукторы трубили в рожки, как ангелы Апокалипсиса.

Кучера — тощие, жирные, всякие, но неизменно