Том 2. Произведения 1938–1941 - Александр Введенский

— …жуки и пташки… /…река… /…и бабочки и муравьи… — Постоянные обитатели поэтического универсума Введенского. См. примеч. к № 7 и мн. др.

34. Колоколов. Я бы выпил еще одну рюмку водички…

— Колоколов — Ср. возможную мотивацию этого имени в предшествующем тексте (и бабочки и муравьи / над ним звенят колоколами) в ниже: Звери вы колокола.

— …воздушной птички… / …птичка свечка… / …приобретая часто вид псалма, / имея образ вещи сквозной… /…богиня. / …бумага Бога… — Определения птички, с ее эсхатологической в творчестве Введенского (начиная с Две птички, горе, лев и ночь (№ 9), см. также примеч. к №№ 2 (с. 57) и 19 (с. 152); ср. ниже: Ты птичка самоубийство / или ты отречение) семантикой, выстраиваются по признаку возрастающей нематериальности и с сакральными импликациями.

— …фигуру ночи… / материальную как небесный песок… /…частицу этой ночи… — Ср. среди прочего: частица дня единица ночи (Мне жалко что я не зверь…, № 26).

— …нанюхался эфиру? — См. примеч. к № 13. Ср. также ниже.

— Всё всё имеет цвет, / …длину имеет… /…ширину, и глубину… — См. примеч. к № 3.

— …и всё остается то же самое — Ср. в № 19: А что будет когда я проснусь… Да ничего не будет. Всё то же (т. 1, с. 142),

— Песня про тетрадь, — По поводу метапоэтического мотива тетради см. № 32 (и примеч.), где он также связан с морем.

— …отравленный ядом, / и время со мною шагало рядом, — Ср. соположение отравления и времени (часов) в поэме Кругом возможно Бог (№ 19, с. 139–140).

— …глаголы / …дом, лес и небо… — Ср. главку Глаголы (с. 81).

— …монголы… / …бессонным китаем… — Мотив вписывается в образность культурного мотива «панмонголизма».

— Предметы как музыка… / не мог охватить умом нашествие всех новых бедствий… — Ср. близкую образность в Приглашении меня подумать (№ 25). Оба текста сближаются и многими другими мотивами — птицы, лес, дорога, море, цветы, деревья и др.

— Я испытывал слово на огне и на стуже… — Ср. подобные алхимические трансформации слова в №№ 9, 22 (см. примеч.). — «Логос у Введенского объединяется с алогичным словом, с превращением предметов, с остановкой времени… „Колоколов“ написан приблизительно через год после Кругом возможно Бог, здесь тоже объединяются превращения предметов с испытанием слова на огне и на стуже и с эсхатологической темой: нашествие всех новых бедствий и затягивание часов, то есть времени, все туже и туже» (Я. С. Друскин [114]).

— …что оно значит… — В связи с «проблемой значения», впервые эксплицированной Введенским в одном из ранних стихотворений (…рисует имена / что значат ЭТИ ПИСЬМЕНА? — № 135), см. примеч. к № 28.

— Но вот тут мы взяли все и обернулись на спину то есть назад, и мы увидели тебя дорога, мы осмотрели тебя путь… — здесь мы встречаемся с чрезвычайно существенным архетипическим мотивом оглядки, известным по многим мифам (Th. Mot. С. 331; ср. С. 961.1), в поэзии Введенского непосредственно связанным с мотивом обратности (см. примеч. к №№ 14, 22 и др.).

Трудно переоценить радикальное новаторство этой мысли, имеющей, впрочем, свою культурную традицию (см. о ней заметки Я. С. Друскина — Приложение VIII). О категориях понимания-непонимания см. примеч. к № 9 и многочисленные примеры, такие, как Ничего я не мог понять в Последнем Разговоре (№ 20.10), Он ничего не понял, но он воздержался в «Где. Когда» (№ 32) и мн. др.

— …путь в смерть и в широкое непонимание. — В свете этих мыслей в какой-то мере проясняется функция как поэтической бессмыслицы, так и эсхатологических мотивов у Введенского (см. следующий раздел — Время и Смерть).

— …станет ясно что нету ни горя, ни нам, пи задумавшимся, ни времени. — Своего рода металингвистическое описание происходящего при том, что Введенский называет разрастанием непонимания.

1. Время и смерть

— Я нюхал эфир в ванной комнате… — См. примеч. к № 13.

2. Простые вещи

— Нельзя сравнить три прожитых месяца с тремя вновь выросшими деревьями. — В связи с соположением деревьев (растущих) и времени, см. примеч. к № 32.

— Оглянись… — См., в связи с мотивом оглядки, выше.

— …мир мерцает… — См. по поводу «мерцания», «дробления времени» примеч. к №№ 19 (с. 146). 23 и 29.7.

4. Предметы

— Когда один человек жил в своем собственном ногте… — Ср. примеч. к № 30 (карт. 5 и 9).

5. Животные. Чрезвычайно интересна главка о населяющих поэтический универсум Введенского зверях, таинственным образом связанных для него с проблемой времени и эсхатологией (ср. особенно «Урок зверей» в Ёлке у Ивановых, № 30, карт. 2). Отсюда, может быть, и нижеследующее сравнение зверей с колоколами, образ звукового лица лисицы. Ср. также примеч. к № 19 (с. 139) и к № 27.

— …синяя от своей непокорности река. — Си. примеры «покорных» и «непокорных рек» — №№ 23 и 32.

6. Точки и седьмой час.

— …в тюрьме. — См. вступит. примеч. к «Серой тетради». По воспоминаниям Я. С. Друскина, Введенский говорил, что в тюрьме у него уже па второй день начались слуховые галлюцинации.

…отменить хотя бы дни… и т. д. — Описание, как и многое в этом тексте, поразительно соответствует классическим наложениям мировых медитативных практик.

7. Печальные останки событий

— Я не по… — Я. С. Друскин реконструирует: Я не понимаю…

35. Бурчание в желудке во время объяснения в любви

См. вступит. примеч. к настоящему Приложение

36. Заболевание сифилисом, отрезанная нога, выдернутый зуб

Датируется по местоположению упоминания в «Разговорах» Л. Липавского (см. примеч. к Приложению VII, 39): «А. В. прочел „На удаление зуба“. Л. Л. эта вещь очень поправилась, так же как и Д. X.» — временем после 22 июля 33 г.

Приложение II. Фрагменты произведений, до нас не дошедших*

36-bis; 38-bis-a. Введенский приводит эти строки в письме Хармсу от 21 августа 1926 г. из Алупки: «из моих вещей меня дразнят (строчками) пеночкой стучит и хреном трёт супругу <…>». — Не исключено, что вторая строка — из ст-ния Хрен, Жабры, Оселок (№ 85).

37. Вот зреет абенд вздохнули плечи… Червовой автограф. Нижняя половина листа оторвана, на обороте — письмо Хармсу из Алупки от 21 августа 1926 г. Поверх зачеркнутого текста стихотворения — приписка: «это не эпиграмма, а кусок из черновика. ПЕСОЧЕК».

— полезла… — Последняя строка (по пей проходит обрыв листа) читается предположительно.

37-bis. Евстафьев и Маргарита Кровопринцева. Печатается по фрагментам машинописи (сохранились два листа, заполненные с обеих сторон, нижние половины которых, по сгибу, утрачены). Исправляем явную опечатку в стихе это спит обманута (вместо эта оригинала).

37-bis-a. В записной книжке № 14 Хармса имеются записи от 13 ноября 1928 г., сделанные, очевидно, во время слушания этого произведения. Мы приводим их целиком, включая характерное для Хармса фиксирование времени, позволяющее судить об объеме вещи. После слов глава V — замечание Хармса: «мне меньше нравится, до белорусов».

Глава V соответствует, очевидно, 5–6 картине, за которой в сохранившемся фрагменте следует но дошедшая до нас 6-я.

38. …ясно нежно и светло… Фрагмент автографа. Указание на друзей, которых было не больше трех человек (а не четырех), заставляет датировать этот отрывок временем после ареста и гибели Н. М. Олейникова в конце 1937 г.: «…после ареста Н. Олейникова друзей у Введенного осталось трое: Л. Липавский, Д. Хармс и я. Обсуждение стихотворения начал тот, который показался поэту рыжеватый, Л. Липавский был „рыжеватым“ и обычно он начинал обсуждение. Четыре вопроса, которые задал поэту „рыжеватый“, напоминают стиль и характер языка Л. Липавского…» (Я. С. Друскин).

О Н. М. Олейникове и Л. С. Липавском см. вступительную статью к 1-му тому.

— Самого же меня удивляет не очень приятным образом наличие национального в моих вещах… — «Мне кажется, „поэт“ говорит здесь от имени самого Введенского. Национальное, например, бытовое в Четырех описаниях (№ 23), сцена суда в Елке… (№ 30), начало, особенно речь Царя в Кругом возможно Бог (№ 19), — балаган, действо. В 20-х годах Введенский сочувственно относился к Ремизову, может быть, знал и „Царя Максимилиана“. Почему не очень приятным образом? „Звезда бессмыслицы“ — не только литературный прием, но и гносеологический. Поэтому бессмыслица Введенского имеет отношение и к онтологии. Национальное — одна из наиболее устойчивых смысловых категорий жизни. Введенский говорил: „Я произвел критику разума более радикальную, чем Кант“ (см. Приложение VII, 39.1. — М. М.). По-видимому, он считал, что смысловая экзистенциалия национального не была у него радикально обессмыслена. Связь языка с онтологией; бытовой и фольклорный элемент — язык; то, что он сохранился у Введенского, указывает на не достаточную радикализацию онтологии — сохранение национальных экзистенциалей.