Среди самцов - Фиона Уолкер

— Что такое?! — воскликнула Одетта и так резко повернулась к Калуму, что у нее хрустнули шейные позвонки.

— «Что такое?» Как проникновенно сказано! Да тебе на роду написано играть в кино роли удивленных простушек, — хмыкнул Калум и больно ущипнул ее за ляжку.

Он взял ее лицо в ладони и, желая запечатать рвущиеся наружу слова протеста, приложил к ее губам указательный палец. Одетта замерла. Это было настолько романтично, что ей, казалось, осталось одно: ждать немедленных признаний.

— Знаешь, что Флориан находит тебя чертовски привлекательной? — спросил Калум.

Одетту охватило глубокое разочарование. Она ждала совсем других откровений.

— Ну, сегодня вечером он и в самом деле позволил себе…

— Он хочет тебя трахнуть, — перебил ее Калум, продолжая сверлить ее взглядом.

«Ну вот, — уныло подумала Одетта, — опять разговоры о сексе». Все мужчины хотят от нее только одного — секса. И не просто секса, а секса современного, так сказать продвинутого, секса двадцать первого столетия. Никакой романтики, извращенное воображение плюс животная страсть — вот что это такое.

— Я никогда не смешиваю дело с удо…

— Довольно штампов, Одетта, — резко одернул ее Калум. — Трахнись с ним! Пойди навстречу своим инстинктам. Сделай хоть раз в жизни что-нибудь иррациональное.

— Но почему с ним? Почему не с тобой? — выдохнула она, чувствуя, в какой опасной близости от ее губ находится его рот.

— Ты слышала, что Флориан говорил о вине и пище? Их нельзя потреблять отдельно друг от друга. — Калум провел хищно загнутым пальцем по ее щеке. — Ну так вот: мы с Фло — неразлучны. Как вино и пища.

«Боже, — подумала Одетта, — на что это он намекает? „Мы с Фло — неразлучны“? Уж не хочет ли он, чего доброго, предложить мне заняться любовью втроем? С ним и с Фло одновременно? Вот ужас!»

— Я не стану заниматься любовью втроем.

Калум засмеялся каркающим, отрывистым смехом.

— Ну нет. Заниматься любовью втроем тебе не придется, — отсмеявшись, сказал он. Его палец заправил ей за ухо выбившуюся из прически прядку, а потом вновь совершил путешествие по ее щеке. — Дело в том, что я всегда пробую пищу, приготовленную Флорианом. Я — его дегустатор. А он взамен дегустирует то, что я предназначаю для собственного потребления.

— Он что же — пробует твои вина? — с надеждой в голосе спросила Одетта.

— Иногда. — Палец Калума спустился по шее к ее груди и замер у треугольного выреза ее жакета. — А иногда он дегустирует моих знакомых женщин. Он эксперт по этой части. Но любит женщин вообще — так сказать, как класс. У меня же более рафинированный вкус, и угодить мне трудно. Он знает об этом, знает мои вкусы, а потому я позволяю ему, если так можно выразиться, отделять зерна от плевел.

Одетта отшатнулась от Калума и едва слышно произнесла:

— Я не стану… — Она начала медленно пятиться к двери. — Я не стану трахаться с Флорианом, ты, чертов псих!

— Сделай это, Одетта. — Калум словно прикипел к месту. — Ты хочешь этого, я хочу, чтобы ты сделала это…

— Я этого не хочу, — покачала головой Одетта. — Не надо мне ничего приписывать. А тебя за такие предположения надо упечь в психушку!

— Как тебе не стыдно так говорить, — укоризненно сказал Калум, после чего отвернулся к компьютеру и стал смотреть на мельтешивших на дисплее черно-белых человечков. — Я-то думал, нам вместе будет хорошо. Думал, что ты, возможно, та единственная женщина, которую я ждал всю свою жизнь. Думал, ты поймешь…

Она заколебалась.

— Что? Что я должна понять?

— Как это непросто — меня любить. — Он говорил едва слышным шепотом, который к тому же заглушали доносившиеся из бара взрывы смеха.

— Так ты этого хочешь? — Ее голос предательски дрогнул. — Чтобы я тебя любила?

Калум повернул голову и посмотрел на нее через плечо.

— Ты уже меня любишь. Теперь тебе остается только доказать, кстати, и себе тоже, что твое чувство ко мне — не просто прихоть взбалмошной эгоистки.

Когда Одетта, вся в слезах, ушла, Калум пощелкал клавишами, включая то одну, то другую камеру. Видеокамеры уже были расставлены по всему ресторану, но он не хотел ей об этом говорить. Высмотрев на кухне Флориана, он некоторое время созерцал, как тот в полном одиночестве тянул из большого фужера коньяк. «Ничего удивительного, что Ферди спивается — с таким-то наставником», — подумал он и снова защелкал клавишами.

Три дамы нюхали в женском туалете кокаин. В ресторане не было ни единой живой души, зато в баре веселье продолжалось. В фойе одна из стоявших за конторкой девушек курила с гардеробщицей. Они передавали друг другу мятую, неаккуратную сигаретку, подозрительно напоминавшую самокрутку с марихуаной. «Непорядок», — нахмурился Калум и сделал соответствующую запись в блокноте.

В находившемся за стеной кабинете раздался шум, и Калум пожалел, что не установил камеру и там тоже. Впрочем, на это у него не было времени. За предыдущую ночь удалось установить пять камер из намеченных им семи — да и то ценой неимоверных усилий. Пришлось заплатить тройной тариф и персонально уговаривать каждого специалиста.

Вслушиваясь в шум за стеной, Калум гадал, куда Одетта направит свои стопы. В тот момент, когда это ему прискучило и он уже протянул руку, чтобы выключить монитор и уйти, дверь хлопнула и в коридоре послышались шаги.

Когда Одетта вошла на кухню, Флориан вовсю угощался коньяком из запасов «РО». Он был уверен, что Одетта уехала домой — возможно даже, с Калумом. Хотя последний всячески демонстрировал полное отсутствие заинтересованности в этой особе, между ними определенно что-то происходило — об этом Флориану говорило чутье, которое никогда его не подводило.

— Хочешь? — спросил он, помахивая коньячной бутылкой. — Я сейчас принесу стакан…

— Не надо, — сказала Одетта, выхватила у него бутылку и, стараясь не морщиться, отхлебнула прямо из горлышка. Потом, отставив бутылку, вплотную подошла к Флориану.

Флориан провел языком по внезапно пересохшим губам. В следующую секунду он уже жадно прижимал их ко рту Одетты.

Ее рот Флориану понравился. От него вкусно пахло коньяком и шоколадным муссом его собственного приготовления.

У Одетты же было такое ощущение, что она целуется с пепельницей, наполненной окурками и использованной жевательной резинкой. Руки Флориана, которые жадно шарили по ее грудям, были ей отвратительны ничуть не меньше, чем его рот. Она закрыла глаза и попыталась ни о чем не думать. Так в подобных случаях поступала одна из героинь писательницы Джеки Коллинз.