Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору - Игорь Симбирцев

На деле же похоже, что убивать для получения предлога к запланированным большим репрессиям именно Кирова резонов у Сталина не было никаких. Киров, напротив, был его главным помощником тогда в борьбе с остатками внутрипартийной оппозиции. Когда перед партийным съездом в 1934 году группа «старых большевиков» тайно встретилась с Кировым на квартире Орджоникидзе и вентилировала с ним вопрос замены именно Кировым Сталина на посту генерального секретаря партии, Киров не просто категорически отказался, но и затем известил об этой интриге Сталина, что уже после его смерти будет стоить в репрессии жизни главным инициаторам такого плана: Пятницкому, Шеболдаеву, Эйхе и другим «старым большевикам».

На мой взгляд, даже если специально организованного органами госбезопасности по сталинской воле убийства Кирова и не было (или это уже невозможно доказать), то сам бесспорный факт использования этого теракта для оправдания скорого Большого террора уже клеймит сталинские спецслужбы ничуть не хуже. И создание вскоре очередной антисоветской организации, расстрел за компанию с Николаевым притянутых сюда невиновных людей, а позднее и обвинения очередных «деятелей троцкистско-зиновьевской своры» в том же – ничуть не меньшее преступление для НКВД, чем стала бы умышленная ликвидация Кирова им с теми же последствиями.

А вот в том факте, что выстрел в Смольном стал прологом к большим процессам репрессий 1937–1939 годов, практически никто не сомневается, и это главный момент в истории с убийством Кирова и причастностью к нему спецслужбы Советского Союза. Этот выстрел в Смольном стал для будущей большой стрельбы по «врагам народа» по всей стране тем же сигналом, как залп «Авроры» в свое время для Октябрьской революции. И то, что между убийством Кирова и началом Большого террора прошло еще несколько лет, обусловлено только последней и тщательной подготовкой к началу этой страшной кампании, включая подготовку к ней карательной машины НКВД. В недавно прошедшем по российскому телевидению документальном фильме об убийстве Кирова его автор журналист Николай Сванидзе, также не нашедший следа сталинских спецслужб в самом убийстве, но расценивающий его как пролог к будущим репрессиям, высказал и такой довод: Сталин убийством Кирова и шумом вокруг него был здорово напуган и, лишь отойдя от этого страха к 1936 году, дал старт Большому террору, поскольку, по Сванидзе, «к этому времени выяснилось, что советская власть, кроме репрессий, ничего не умеет».

Это тоже вполне резонное объяснение маленького затишья от выстрела одиночки Николаева до начала жуткой канонады. Ведь прибывший на следующий после смерти Кирова день в Ленинград Сталин действительно выглядел перепуганным. Его даже в Смольном, в этом сердце революции и средоточии большевистской власти во второй столице страны, со всех сторон окружала охрана из сотрудников НКВД под личным началом наркома Ягоды, Паукера (начальника сталинской личной охраны) и главы ленинградских чекистов Медведя. Этот истеричный настрой Сталина стал поводом для легенды о том, что Иосиф Виссарионович в гневе прямо на вокзале при выходе из поезда ударил Медведя по лицу. Эта легенда ничем не подтверждена, да и к 1934 году еще не та была атмосфера в стране и в партии, Сталин еще только в качестве шутки говорил: «Сейчас в морду дам», но колотить кулаками ветеранов первой ВЧК типа Медведя он еще не рискнул бы.

Но истерика действительно была. Генрих Ягода своим поведением в привычном угодничающем стиле даже перепугал актив ленинградских большевиков, войдя в зал заседания впереди Сталина с обнаженным револьвером в вытянутой руке. Эта картина свидетельствует о том, что страх в большевистской верхушке после убийства одного из самых знатных ее представителей, как и страх верхушки НКВД перед оргвыводами из-за этого убийства, доходил до уровня паранойи. Сталин набрасывался на свой НКВД с упреками: «Проворонили! Прошляпили!» Недаром для расследования убийства Кирова им в Ленинград кроме следственной бригады НКВД под началом Агранова отправлен и глава партийного контроля в ЦК Николай Ежов, курировать его от партии и лично как порученец Сталина. Ягода был тогда такой подстраховкой Сталина недоволен, видел в ней недоверие его службе госбезопасности, словно предвидя свой закат и замену этим самым куратором Ежовым на Лубянке. Хотя и эта картина работает против версии о том, что именно Сталин был инициатором тайной ликвидации Кирова, а чекисты – исполнителями этого плана. Как и то, что первое определение Сталина в адрес чекистов при известии о гибели Кирова было «Шляпы!», то есть в НКВД прошляпили террористов. А уже затем явилась спасительная мысль, что прошляпили не одиночку-террориста, а гнездо заговорщиков из «зиновьевцев», которых в Ленинграде даже после изгнания отсюда самого Зиновьева оставалось достаточно. А потом вторая мысль: не прошляпили, а умышленно пропустили те же засевшие и в НКВД тайные сторонники оппозиции. И тогда все закрутилось всерьез. Вместе с Медведем от должности отстранили тогда и его заместителя Ивана Запорожца, бывшего боевика-эсера, перешедшего после революции к большевикам и сделавшего быструю карьеру в ЧК, хотя в момент убийства Кирова Запорожец вообще находился в отпуске в одном из санаториев Сочи – лечил сломанную на спортивных скачках при падении с коня ногу. В 1937 году Медведя, Запорожца и многих их сотрудников из «Большого дома», как называли в Ленинграде отстроенное в 1932 году помпезное здание местного ГПУ на Литейном проспекте, по новому процессу расстреляли.

Те, кто считает, что именно Медведь и его люди по заказу власти организовали убийство Кирова (или пытались организовать лишь покушение, а исполнитель Николаев в истерике Кирова действительно убил – есть и такая версия), уверены, что с ликвидацией этой медведевской команды ленинградских чекистов все нити к Сталину в этом деле оборваны навсегда. Хотя история терроризма знает массу похожих на Николаева типов, действовавших абсолютно под влиянием только своих личных и не всегда адекватных устремлений, как безумный Марк Чапмен, которого застрелить певца Джона Леннона призвали «зеленые человечки в голове». Да всего за год до нашего выстрела в Смольном в США в 1933 году безработный из итальянских иммигрантов Джузеппе Зангара пытался застрелить только что избранного президента Рузвельта. А когда был схвачен, на следствии заявлял, что «лично против Рузвельта он ничего не имеет, но готов стрелять без устали во всех богатых людей».

Хотя тот же мировой опыт доказывает, что собратьев Николаева или Зангары часто вслепую используют в своих комбинациях и спецслужбы. Еще за несколько лет до убийства Кирова в Италии анархист-одиночка Лючетти совершил покушение на дуче Муссолини, бросив неудачно бомбу в его машину на улице Рима. Как полагают многие, на покушение Лючетти тайно подтолкнула сама фашистская тайная полиция ОВРА через своего тайного агента, давшего террористу деньги на подготовку и оружие. После этого покушения в 1926 году Муссолини начал погром любого инакомыслия его режиму, запретив своим декретом все оппозиционные партии и газеты, чего могли и добиваться своей оперативной игрой спецслужбы. В этих версиях много параллелей по линии Николаев – Лючетти и НКВД – ОВРА. В любом случае убийство Кирова становится предвестником скорого Большого террора.

Глава 7

Специальные акции за рубежом

В истории действий советских спецслужб за рубежом 30-е годы имеют некоторые особенности, даже в сравнении с легендарными 20-ми годами небывалого взлета разведки СССР. Активность советской разведки в предвоенном мире в 30-х годах только увеличивалась, работа по сбору разведывательной информации в иностранных государствах по-прежнему тесно переплеталась в один клубок с ударами по своей эмиграции, связями с иностранными террористами, помощью «братскому подполью» за границей, операциями по линии Коминтерна и силовыми акциями ликвидационно-карательного типа. Главным же отличием от времен 20-х годов следует считать увеличение количества специальных операций за рубежом, их возросшие размах и дерзость, компенсировавшие тонкие и по-своему интеллигентные многоходовые комбинации «Треста» или «Синдиката» в 20-х годах.

Операции против эмиграции

В 30-х годах среди разнородной эмиграции основным противником советских спецслужб оставался белогвардейский РОВС, после смерти Врангеля и Кутепова не сбавлявший оборотов антисоветской деятельности, а с середины 30-х годов все более тесно сотрудничавший со спецслужбами гитлеровской Германии. Период 1930–1937 годов, когда во главе РОВС стоял генерал Евгений Миллер, бывший главком белой армии на севере России, – это последний период яростной борьбы ГПУ – НКВД против РОВС. И нужно признать, серией удачных антировсовских операций и внедрения в РОВС чекистской агентуры эта борьба закончилась не в пользу самой массовой и боевой структуры русской эмиграции. После похищения чекистами в 1937 году генерала Миллера при последних руководителях (Абрамове, Архангельском, фон Лампе, Харжевском) РОВС зачах и потерял свое влияние в эмиграции и в глазах западных спецслужб, к началу Второй мировой войны он был своей бледной тенью и даже на Лубянке к РОВС был почти утрачен интерес.