Шестиклассники - Юрий Сальников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А что он может сказать? Уже сто раз обещал… Нет, больше он не хочет давать пустых обещаний!
— Говори же, Галкин, — взывал Кузеванов. — Почему молчишь?
— Да нечего у него спрашивать! — вдруг выкрикнул Шереметьев. — Все равно он не изменится. Вон Гроховский знает…
— Это как тебя понять? — нахмурился Кузеванов. — Неисправимый он, что ли?
— Глупости! — запротестовал Зайцев.
— А вы спросите у Гроховского, спросите, — не отставал Шереметьев.
— Тише, — сказал Кузеванов и повернулся к Гроховскому. — Ну, что ты там знаешь, говори!
Лёня тоже обернулся к Стасу, чуть не съедая его глазами. Вот он, примерный ученик! Добился своего — учится как надо и чертёж вместо Галкина докончил… А сейчас встанет перед всеми и так же, как Димка, с насмешкой скажет, что Галкин неисправимый!
Ну, и пусть! Лёня уткнулся в свою парту. А Стас действительно встал.
— Что ещё говорить, — начал он медленно. — По-моему, давно ясно… У Галкина настойчивости мало. Семь пятниц на неделе у него. Вот и портит себе. А будет у него настойчивость, и всё исправит…
— Ты не так мне говорил! — выкрикнул Шереметьев. — Ты говорил: с ним совсем нельзя ни о чём по-серьёзному!
— Мало ли что было! — заспорил Стас. — Может, и с тобой нельзя!
— Речь не обо мне!
— Да тише вы! — опять призвал к порядку Кузеванов, рассердившись. — Тут не базар!
— А я кончил. — Стас сел на место.
— Кто ещё хочет? — спросил Кузеванов.
Все молчали:
— Больше никто?
— Подожди, Гена, — поднялся вожатый. — Мне кажется, Гроховский затронул интересный вопрос. Ведь чтобы Галкину помочь, надо всё выяснить. Что же такое, по-вашему, настойчивость?
— Да, да, это очень существенно, — присоединилась к вожатому Таисия Николаевна.
— Настойчивость — это когда очень хочется чего-нибудь, — сразу отозвался Эдик Зайцев.
— Не просто хочется, а добиваешься! — поправила Аня Смирнова.
— Настойчивость от силы воли зависит, — заявил Кузеванов.
Точек зрения выявилось множество.
И только один Лёня не принимал участия в разговоре. Но он внимательно слушал, не пропуская ни слова, и, хотя никто уже не упоминал его фамилии, понимал, что всё равно ребята говорят о нем: и серьезно сосредоточенный Кузеванов, и спокойная, вдумчивая Смирнова, и грубоватый Кнопка — Возжов, даже Стас Гроховский — все они думают о нём и спорят, желая, чтоб он, Лёня Галкин, поскорее исправился.
И он почувствовал себя среди них так же, как однажды в начале года, в лесу, когда сидели на берегу реки у пылающего костра перед газетой-скатертью с общим запасом продуктов. И хотя тогда была просто прогулка — радостная и увлекательная, а сейчас его разбирали на совете отряда, всё равно вокруг находились какие-то особенно хорошие, свои, близкие, дружные ребята!
Поэтому, когда вожатый Володя, подводя итог всем разговорам, сказал, что Лёне Галкину нужно будет развивать в себе настойчивость, Лёня с этим немедленно согласился.
А Таисия Николаевна предложила прикрепить его для этой цели к Ане Смирновой.
— И ты, Аня, должна не просто подтянуть Лёню в учёбе, не просто объяснять ему трудный материал, — подчеркнула Таисия Николаевна, — а именно приучить к усидчивости, чтобы он регулярно работал.
— И ты пойми, — заметил Кузеванов, обращаясь к Лёне. — Это тебе на всю жизнь пригодится.
А Эдик Зайцев добавил:
— Все мы теперь за тебя возьмёмся!
Из школы ребята шли шумной гурьбой, провожая Володю. Он был впереди и разговаривал с Кузевановым и Зайцевым. За ними спешили Кнопка — Возжов со Стасом Гроховским. Рядом с Лёней двигались толстый Юдин — Жиркомбинат и Петренко.
Стас разъяснял Кнопке что-то о звёздах. Юдин спорил с Петренко о шахматах. Лёня невольно улавливал, как горячо убеждает Кнопку Стас, удивлялся, что Жиркомбинат знает так хорошо шахматную теорию — беспрерывно сыплет разными выражениями: «ферзевый гамбит», «ладейное окончание». Но больше всего старался прислушаться к беседе Володи с Кузевановым и Зайцевым. Оттуда долетали только отдельные слова: фиксаж, панхром, бромосеребряная бумага.
Лёня догнал вожатого. Разговор шёл о фотографии. Володя предлагал фотографировать всё, что делается в отряде, а когда наберётся много снимков, составить из них целый альбом, получится настоящая «фотолетопись отрядной жизни».
— Сделаем так? — обратился Кузеванов к Зайцеву.
Сзади раздался голос Валерия Петренко:
— Ребята, а здорово у нас Жиркомбинат в шахматах разбирается, честное слово!
Вожатый обернулся.
— Без прозвищ обойтись не можешь? Сколько раз вам говорить?
— Так ведь толстый он! — рассмеялся Петренко.
— Ну и что же?
— Ладно, ладно, не буду…
Гроховский остановился на углу.
— Мне сюда. До свиданья.
Лёня взглянул на него — их глаза встретились.
— До свиданья, — буркнул и Лёня, вдруг почему-то смутившись.
И пошёл дальше.
Володя рассказывал уже о своём друге Жене — специалисте по радиотехнике. Оба они — Женя и Володя — после десятого класса пойдут работать на завод, на котором сейчас изучают производство.
— А я думал, ты в артисты пойдёшь, — протянул Кнопка. — В драмкружке состоишь, декламируешь…
— Я и в литературном ещё и с вами. А Женя музыкой увлекается. Слышали, как на баяне играет? В жизни, братцы, столько разного, что дух захватывает. Только главная-то мечта у меня — химия. Вон Гена знает, мы с ним недавно разговаривали, какие чудеса с этой химией можно делать!
— Да ведь ты сам сказал — на завод идёшь!
— А химия и на заводе применяется! А потом, если по-настоящему захотеть, всегда добьёшься — сами сейчас говорили!
— Про настойчивость-то?
— Вот именно! Только не забывайте: взялся — доводи до конца!
Долго ещё рассуждали ребята, уже стоя перед домом Володи.
А когда он ушёл и каждый из мальчиков направился тоже к себе домой, Лёня ухватил Олега Возжова за рукав:
— Слушай, Кнопка. Пошли к тебе рейки делать.
— Прямо сейчас?
— А что тянуть? Ведь взялись, так надо доводить до конца!
— Ну, ладно, — согласился Возжов, подумав. — Отец как раз дома. Пошли.
Глава 32
В ГОСТЯХ У КНОПКИ
По дороге Возжов без умолку рассказывал о разных сортах древесины. Оказывается, есть породы мягкие и твёрдые. Береза, например, твёрдая, а тополь — мягкая. А ещё есть красное дерево. Оно очень дорогое, и те, кто делает из него мебель, называются краснодеревщиками. Отец Возжова — Борис Леонтьевич — краснодеревщик, и на фабрике, где он работает, его ценят как лучшего мастера.
Лёня подумал, что зря Кнопка так расхваливает своего отца: «лучший мастер», «краснодеревщик». И вообще хвастается, щеголяет словечками: «стекстура древесины», «свилеватость», «фанерование».
Но когда Олег стал говорить про то, какая бывает художественная резьба по дереву, тоже употребляя много непонятных слов: контурная, с инкрустацией, плоскорельефная, Лёне уже не казалось, будто Кнопка хвастается — просто ему хорошо знакомо всё, что связано с работой отца. Кнопка тут же признался, что прочитал несколько отцовских книг. Кое-что в них, конечно, было ему непонятно, а кое-что интересно, особенно рисунки: какая в разных странах бывает резьба по дереву, по кости, даже по камню. Специальных книг у отца вообще много.
— Он у меня профессор, — засмеялся Кнопка.
Лёня почему-то представлял Кнопкиного отца высоким пожилым человеком в очках и в сером рабочем фартуке, с карандашом за ухом.
Как же удивился Лёня, когда дверь им открыл совсем молодой, невысокий мужчина, очень похожий на Кнопку, даже чёрные жёсткие волосы также были приплюснуты на макушке. Лёня сначала принял мужчину за Кнопкиного брата, но сразу же выяснилось, что это и есть мастер – краснодеревщик Борис Леонтьевич.
— Папаня! — с ходу начал Кнопка, едва они ввалились в светлую просторную кухню, в которой ярко горела большая электрическая лампочка без абажура. — Нам нужны рейки! Вот такие! — Олег показал приблизительно размер, расставив руки. — Плакаты прикреплять, — объяснил он заодно. — Для отрядного сбора «Путешествие в будущее»!
Борис Леонтьевич, уже отойдя к плите и что-то там помешивая, повернул голову.
— Ладно, ладно, не всё разом. Мама вот ушла и велела накормить тебя, а я ещё и сам голодный. Делу время — кормёжке час! — Он широко улыбнулся и неожиданно подмигнул Лёне. — В одном классе учитесь?
— В одном, — ответил Лёня.
— Ну, так будем знакомы: я Борис Леонтьевич.
— А я Галкин, Леонид, — проговорил Лёня, с любопытством поглядывая на Кнопкиного отца.
Борис Леонтьевич ему сразу понравился.
А Кнопка уже юркнул в соседнюю комнату и громко звал оттуда Лёню. В домике Возжовых оказалось ещё две комнаты. Первая из них была тесно заставлена вещами. «Наверное, отец сделал», — подумал Лёня, взглянув на красивый буфет и на широкий диван с высокой спинкой. А над столиком между двумя окнами висело Кнопкино расписание уроков в узорчатой рамке из фанеры.
