Шестиклассники - Юрий Сальников

— Ну, мне пора, — сказала она, поднимаясь и бросая взгляд на часы. — Спасибо, как говорится, за хлеб, за соль.

— Это вам спасибо, — ответила мать, тоже вставая. — Зашли, посидели, объяснили… В курс дел ввели, теперь уж я знаю, что да к чему…

Лёня насторожился.

— Вот и хорошо, — улыбнулась Таисия Нико­лаевна. — Надеюсь, всё исправится.

— Да я всегда ему так говорю по-хорошему: выправляйся, сынок. А ежели допустила какую ошибку, так тоже не малое он дитя — должен по­нять, терпения иногда не хватает!

— Поймёт он, поймёт, — опять улыбнулась Таи­сия Николаевна и спросила у Лёни: — Проводишь меня?

И вот они вместе вышли на залитую огнями ули­цу. Некоторое время двигались молча, потом учи­тельница заговорила:

— Гроховский и Аня Смирнова рассказали мне про Димину фотографию. Они её вчера снова при­клеили к газете… О тебе позаботились, чтоб не было много шуму. И я согласилась с ними, что, пожалуй, не стоит из-за глупой выходки Галкина портить всем хорошее праздничное настроение. Решила с тобой просто побеседовать. Ты как сам-то счи­таешь: правильно вчера поступил?

— А что он! — воскликнул Лёня. — Только вредит… Вы же не знаете, он и в прошлом году как с Птицыным обошёлся!

— Я про него всё знаю. И о Птицыне. И о мно­гом другом. Но согласись, Лёня, это не метод — так устранять недостатки у своего товарища.

— А он мне вовсе и не товарищ!

— А кто же? — Таисия Николаевна посмотрела строго. — Ты, кажется, забыл, что в начале года так же сказал о тебе Гроховский. Мы тогда осудили его. И не вычеркнули тебя из списков своих товарищей, как он предлагал, а приложили много труда, чтобы ты исправился. И хотя ты кончил чет­верть ещё неважно, я вижу, наши усилия не про­пали даром. Почему же теперь ты не хочешь помочь нам исправить Шереметьева? Да и не только его! Многим нужна крепкая, коллективная помощь.

Лёня вспомнил Андрюшку и сказал:

— Лядову тоже.

— И Лядову, — подтвердила Таисия Николаевна.

Лёня представил Андрюшку таким, каким уви­дел вчера, — испуганным и дрожащим, притаившим­ся в темноте за киоском — и подумал, как трудно те­перь говорить с ним о школе.

— Он ведь очень увлекается голубями? — спро­сила Таисия Николаевна.

И Лёня вспомнил, что в самом деле только на голубятне Лядов весь оживал и словно преображал­ся, а значит, можно уцепиться за это его увлече­ние, эту любовь к птицам, чтобы заставить его из­мениться.

— Да, да, — закивал он радостно. — У него их пятнадцать штук.

— Почтарей или турманов больше? — поинте­ресовалась учительница.

— А вы разбираетесь?

— Хочу разобраться, — улыбнулась Таисия Ни­колаевна. — Трудное это дело?

— Да нет! Сумеете! А турманы — ох, и вер­туны!

— Кувыркаются в воздухе?

— Еще как!

Они заговорили о голубях, словно все остальные темы были уже исчерпаны и все вопросы давно ре­шены.

Лёня и не заметил, как вышли на центральную площадь, сияющую разноцветными огнями празднич­ной иллюминации.

Перекрещивались лучи прожекторов. Повсюду горела цифра «40». Неугасимым пламенем трепетал на куполе Оперного театра подсвеченный снизу флаг. На высоких колоннах театра был укреплён огромный портрет Ильича. В чёрном небе между семиэтажными зданиями на невидимых тросах сверкали слова:

«Миру — мир!»

А над площадью и над всем городом звучал Го­сударственный гимн — это в Оперном театре как раз начиналось заседание, и его транслировали по радио.

— Значит, завтра увидимся. — Таисия Николаев­на положила руку на плечо Лёни. — Надеюсь, маму на отрядный сбор пригласить не забудешь?

— Нет… Не забуду.

— Вот и отлично! Ну, до свиданья!

Она улыбнулась ему ещё раз, словно ласково ободряя, и пошла.

А Лёня глядел ей вслед и думал: «Как хорошо, что она побывала сегодня у них! Ведь сразу всё прояснилось: и с карточкой Димки и с мамой. И так легко сразу сделалось на душе, так радостно!

А завтра по этой площади под звуки марша и крики «ура», с развевающимися знаменами и ма­кетами спутников в праздничном потоке демон­странтов Лёня Галкин пройдёт мимо трибуны со своими товарищами. Потом у них будет сбор. И поход в кино. А потом — уже после праздников — они опять соберутся в классе. Сядут за парты. Вой­дет учитель. Застучит по доске мелок…

И покатится дальше неудержимо беспокойная, но желанная, шумливая школьная жизнь!