Шестиклассники - Юрий Сальников

А приглашённым на сбор почётным путешествен­никам в будущее — Елене Максимовне, которая жи­вёт в одной квартире с Галкиным, дедушке Ани Смирновой и учёному академику из Сибирского отделения Академии наук решено сделать коллек­тивные подарки.

Пообедав, Стасик снова сел за картину: на ули­це было сумрачно и грязно. Растаявший снег ого­лил крыши и деревья. Мокрые и почерневшие, они казались совсем голыми, да и всё вокруг выглядело сиротливо, неуютно.

А на картине, наоборот, с каждым мазком кисти всё становилось красивее и радовало глаз. Стасик нарочно подбирал особенно яркую синюю краску для неба и зелёную для соснового бора. Он пред­ставил, как, наверное, хорошо смотреть с этого об­рыва ночью — сияют в долине золотой россыпью заводские огни, а сверху среди бесконечных звезд плавно скользит по небосводу первая в мире ма­ленькая луна!

Вечером пришли гости: папин товарищ по рабо­те — беловолосый проектировщик и его кудрявая жена в прозрачной, как стекло, белой кофточке — оба молодые и весёлые. Они пригласили папу и ма­му на какой-то вечер. Мама стала быстро собирать­ся, а папа в это время познакомил гостей со своим сыном, попросив Стасика показать рисунки. Гости с интересом всё рассматривали, вслух читая подпи­си под фотографиями в новой стенгазете.

— А это ваши лучшие люди? — спросил проек­тировщик, ткнув пальцем в портреты Кузеванова, Смирновой и Шереметьева.

— Это отличники, — сказал папа, и Стасику понравилось, что папа назвал именно так — «отлич­ники». Каким «лучшим человеком» является Дима Шереметьев? Разве он лучший?

Гости похвалили Стасика за рисунки.

Но, проводив взрослых, стоя на крыльце дома, Стасик думал, что самое приятное будет завтра в школе, когда вокруг новой стенгазеты столпятся ребята.

Он не ошибся. Газета вызвала бурю восторгов. Теперь уже из шестого «А» прибегали в их класс смотреть, какая у них великолепная «Наша жизнь». Подступиться к газете в первые минуты было про­сто невозможно. Желающие её посмотреть лезли друг другу на головы, передавая содержание сним­ков тем, кто не мог протиснуться поближе.

Члены редколлегии во главе с Эдиком Зайцевым стояли в стороне и, посмеиваясь, слушали, что го­ворят ребята.

— Ловко придумали!

— Вот это да! Молодцы!

— Не отстали теперь от жизни! — отметил и Володя.

Возбуждение в классе не проходило весь день, может быть, потому, что занятия кончились, отмет­ки были выставлены и все жили ожиданием большого праздника. У каждого находилось важ­ное дело, все стремились закончить то, что им поручено: художники рисовали, артисты репетирова­ли, физики оборудовали радиоузел. С географии старшая пионервожатая увела четырёх девочек в пионерскую комнату делать гирлянды флажков, а с урока русского языка Тансия Николаевна отпу­стила Стасика Гроховского в распоряжение завхоза школы, и Стасик вместе с двумя учениками из дру­гих классов писал разведённым мелом на крас­ной материи: «Да здравствует сороковая годовщина Великой Октябрьской социалистической революции!»

А перед уроком труда произошло событие, кото­рое показало, как дружны ребята, сплочённые одной заботой. Аня Смирнова собирала деньги для украшения классной колонны на демонстрации. Де­вочки решили сделать цветы из бумаги. Мальчики заявили, что они смастерят модель искусственного спутника. Договорились, что каждый внесёт по рублю.

И вдруг Дима Шереметьев, схватившись за го­лову, стал выворачивать свои карманы.

— Ох, ох! Потерял! Брал из дому полтора рубля, и вот что осталось, — он показывал всем гривенник, продолжая охать. Рубль сорок потерял…

Тогда ребята вложили за него рубль в общую казну — кто добавил десять копеек, кто пятнадцать лишь бы Шереметьев не чувствовал себя в стороне от общего дела. Он, конечно, радовался, громко обе­щал, что вернёт все деньги и торжественно отдал Смирновой последний гривенник, чудом уцелевший от рубля пятидесяти копеек.

Ребята были довольны тем, что выручили Диму, и добродушно посмеивались над ним, расспрашивая, где его угораздило потерять деньги. Так, со сме­хом, спустились на первый этаж в слесарную ма­стерскую.

На уроке труда тоже готовились к празднику. Директор школы дал слесарной мастерской заказ: подготовить оформление школьной колонны. Препо­даватель по труду Иван Осипович, поглядывая из-под очков, вручал ребятам инструменты и материал, быстро проставляя на клочке бумажки размеры де­талей. Небрежным движением засунув за ухо ка­рандаш, он отошёл от Стасика.

Со всех сторон уже нёсся скрежет и визг же­леза. Все выпиливали остроугольные наконечники для знамён.

Стасик любил уроки труда — когда вокруг ста­рательно пилят, режут, стучат молотками, вымери­вают линейками…

Когда-то, ещё в Краснодаре, Стасик ходил с па­пой на завод, в сборочный цех. Его оглушили грохот и треск, но захватило всеобщее движение массы лю­дей, конвейеров и подъёмных кранов, ослепили вспышки голубых молний электросварки. Конечно, в школьной мастерской всё было далеко не так, но деловая обстановка и здесь заражала Стасика ки­пучим желанием тоже пилить, резать, стучать мо­лотком.

Делаешь, делаешь, незаметно летит время, и вдруг видишь — получается из простой железки ка­кая-нибудь нужная вещь. Вот как сейчас — вытачи­вается из кусочка серебристого металла остроносый шпилик на древко знамени. Надо очень осторожно водить напильником в просверленном отверстии, что­бы в середине наконечника вышла звезда, мягкий металл легко поддается. Увлечённо работают все: и Аня Смирнова, и Валерий Петренко, а чуть подальше — Галчонок. Низко согнувшись, прищурив глаза, он заглядывает в просверленную дырочку — прицеливается, как лучше пилить.

Иван Осипович поторапливает:

— Нажимайте, нажимайте. До звонка осталось немного.

И когда, наконец, раздаётся за дверью звонок, ребята окружают Ивана Осиповича, протягивая го­товые наконечники.

Как приятно вручить вещь, сделанную собствен­ными руками!

Учитель принимает её, придирчиво рассматри­вая, и кладёт в шкаф, отмечая что-то каранда­шом в блокноте.

Отставшие ещё копошатся около тисков, думая хоть за перемену наверстать упущенные на уроке минуты. Упорно не бросает дела и Галкин.

Обычно после сдвоенных уроков слесарного де­ла Иван Осипович сам старается поскорее выпро­водить ребят из мастерской, чтобы успеть пригото­вить её к приходу следующего класса, но сейчас кончились последние уроки, и учитель не спешит. Поэтому и ребята задерживаются, чувствуя себя свободно, — ведь урока уже нет, значит, можно пе­реброситься громкими фразами и незаметно от Ива­на Осиповича крутнуть какой-нибудь рычаг у то­карного станка — вообще-то шестиклассников к станкам не подпускают!

— Кыш, кыш, — слышится и сейчас голос учи­теля.

— Ребята! — раздался призыв Кузеванова. — Все давайте в класс. Надо выбрать, кого пошлём на общегородской пионерский слёт!

— Нам в пионерскую комнату надо, — за­стрекотали девочки, которые клеили сегодня флажки.

— Всем, всем — непреклонно повторил Кузева­нов. — Мы недолго!

— Третье звено! — объявила в другом углу Маша Гусева. — Сбор с Еленой Максимовной завтра в десять утра! Собираться у школы!

— Можно прямо ко мне! —крикнул Галкин.

Все договаривались о разных интересных делах.

Только Дима почему-то молчал о встрече с учё­ным из Академии, и Стасику стало обидно. Он огля­нулся, но Шереметьева нигде не было: должно быть, уже вышел из мастерской.

Стасик решил, что, пока ребята собираются в классе, он успеет попить, и побежал к бачку с во­дой, стоящему в конце коридора у дверей школь­ного буфета.

Тут, свернув на площадку к двери буфета, он и натолкнулся на Диму.

Дима что-то торопливо жевал. Стасик налетел на него с разбегу, и Дима, попятившись, чуть не подавился, даже закашлялся.

— Ты что? — спросил Стасик, но Шереметьев глухо буркнул:

— Ничего! — И исчез.

Наливая в кружку воды, Стасик усмехнулся: «Вот чудной!»

В этот миг взгляд его упал на маленький синий комочек, лежащий поблизости на по­лу. Это была небрежно скатанная конфетная бумажка.

И внезапно страшная догадка мелькнула у Ста­сика.

Он поднял бумажку, развернул её и, кинув­шись в дверь буфета, подлетел к застеклённой витрине.

Догадка казалась такой невероятной, что Стасик не поверил себе, когда увидел за стеклом на вы­ставке в вазочке горку конфет в точно таких же синих бумажках, какую держал сейчас в руке. На этикетке, прикреплённой к хрупкой вазочке, значи­лось: «Карамель, 100 гр. цена — 1 рубль 40 ко­пеек».

Так вот в чём дело!

Стасик бросился в класс.

Все уже сидели на местах. Шереметьев тоже. Он спокойно отвечал что-то Валерию Петренко, смеялся как ни в чём не бывало.