Колючка - Интисар Ханани

прием ближнего боя дольше, чем помню себя. Кровь летит по воздуху, уносится красной дугой, уносит с собой силы дышать. Губы кривятся, ухмылка брата искажает мое лицо. Снова и снова.

Ноги сами выводят на протоптанную тропку, и я слепо ступаю по ней. Я ничего не вижу сквозь заливающую глаза черноту, так что, хотя мир вокруг полон света, не замечаю обрыва, пока не шагаю с тропинки прямо в воздух.

Я падаю, задыхаясь криком, и кубарем качусь на дно каменистого оврага. Сверху скачет и накрывает меня град мелкого щебня. Я сжимаюсь, сворачиваюсь в комок и думаю только о боли в кровоточащих ладонях, ободранных коленях и исцарапанных лодыжках. Все это настоящее, вся боль – заслуженна. Я смутно слышу чьи-то всхлипы: звук летит будто издалека, звучит в мыслях эхом темных коридоров.

Я лежу, пока мои отрывистые рыдания не утихают, так долго, что порез на ноге перестает кровоточить. Наконец сажусь и опираюсь на руки, подложив под окровавленные ладони порванный плащ. Каменистые стены оврага вздымаются вверх на высоту в два моих роста – настолько отвесные, что лишь несколько былинок ухитрилось зацепиться за изломы и врасти в расщелины.

Порыв ветра приносит блеклое перышко какой-то невидимой птицы, парящей наверху. Первые капли дождя из туч над головой пятнают землю. Я сомневаюсь, что сумею выкарабкаться наружу здесь, особенно если камни станут сырыми.

Значит, буду идти, пока не набреду на выход.

Идется медленно. Посох потерялся еще в первые отчаянные мгновения полета, и хотя сейчас он мог бы немного помочь, я даже этому рада. Дождь не собирается переставать. Пропитывает тяжестью накидку и юбку, приклеивает мокрые складки к ногам. В камнях начинают встречаться заметные трещины и полости глубиной примерно с локоть. По ущелью носится пронизывающий ветер. Я бросаю взгляд на руки и вижу побелевшие от холода пальцы. Зубы непрерывно стучат. Хотя не от чего так уж сильно мерзнуть. Нет ни снега, ни мороза.

Я сбавляю шаг. Может, стоило пойти в другую сторону. Может…

Ворох крыльев и перьев выметается из огромной расщелины, укрытой за двумя валунами. Я гляжу вслед снежно-белой сове, понимая, что должна испугаться, что наверняка это была именно Дама, но не могу отыскать в себе страха. Сова тает в пелене дождя, а расщелина остается рядом, и хотя мне не хочется заходить, я почему-то неуклюже бреду, шаг за шагом, пока не встаю перед темным провалом. От него веет чем-то смутно знакомым, глубокий разлом обещает укрытие от непогоды, хотя и непостижимо, зачем Даме приводить меня в такое место. Может, я нужна ей живой, пока не получится преподать задуманный урок.

На входе я пригибаюсь, но прямо за ним в камне пробит просторный коридор, а расщелина растет вверх, так что можно шагать в полный рост. Я на миг замираю в полутемном проходе, слушаю стоны ветра и перестук дождя по камням. Внутри воздух недвижим. Я тру ладонями лицо, будто могу пробудить себя из нового кошмара – подобного тому, что мне уже снился. Но коридор не исчезает, очевидно настоящий, все с той же щелью входа позади.

Я заставляю себя шагать дальше, держась одной рукой за каменную стену. Проход один раз сворачивает и упирается в кусок камня, гладкого, будто шелк, бесконечно давно уложенный матерью в мое приданое, за исключением одного маленького изгиба под кончиками пальцев. Ручка.

Я утыкаюсь лбом в каменную глыбу и обхватываю себя за плечи. Темнота обволакивает, скрадывает все вокруг, оставляет лишь намек на действительность. Я уже знаю, что найду дальше. Нет нужды открывать дверь и заглядывать в бездну за ней. Мои сны-воспоминания и так все подскажут: там будет просторная комната со скругленными гладкими стенами. А в середине – каменный стол под свисающей с потолка затейливой лампой.

Я сглатываю волну дурноты. Кестрин звал меня сюда через сны, пытаясь призвать принцессу, – я помню растерянность в его глазах, смотрящих из глубины чаши с водой. Это в его комнату привела меня Дама, загнала сюда ветром, дождем и взмахами крыльев.

Мне отчаянно хочется бежать прочь.

Я сжимаю руки, чтобы успокоить дрожь, глубоко вдыхаю и отворачиваюсь от запертой двери. Упрямо плетусь к выходу из пещеры. Нужно отыскать другое укрытие, переждать ливень и пробираться домой.

Уже в шаге от выхода я слышу голоса – мужские, пока неразборчивые, занесенные издалека ветром. Я безотчетно отступаю обратно.

Где укрыться? Я не смею возвращаться в комнату. В самом проходе прятаться почти негде. Но есть небольшой выступ породы между входом и углом коридора. Я забираюсь в созданный камнем закуток, вжимаюсь как можно глубже, подобрав колени к груди, и раскидываю темные полы плаща по юбке и башмакам. Не слишком удачное укрытие.

Голоса врываются в пещеру вместе с топотом сапог. Я прячу руки под коленями и замираю. Еще несколько слов, близящиеся шаги по камням – и мимо проходит закутанная в плащ фигура. Идет уверенно, не глядя по сторонам. Исчезает за углом, через мгновение там расцветает золотое сияние и почти сразу сжимается до лучика, когда человек закрывает за собой дверь.

Я решаюсь на короткий взгляд в сторону выхода – там второй мужчина сидит в карауле.

Поэтому я жду. Холод камня карабкается с пола по ногам и сворачивается в груди, будто ножом скользя между ребрами. Кажется, что кровь в венах скоро замерзнет. Я скрещиваю руки на коленях и кладу голову на рукава, отчасти, чтобы хоть немного отодвинуться от камней за спиной, отчасти – чтобы заглушить стук зубов. Немного погодя они и сами перестают стучать. Мне кажется, что я жду сотни лет, так что почти не помню, чего и почему. Я позволяю себе закрыть глаза и слушаю едва заметный стук сердца.

* * *

– Вериана.

Слово упорно пробирается туманными тропами ко мне в сознание. Как странно, что меня называют «миледи».

– Вериана, проснитесь. Проснитесь.

Смутно кажется, что меня тормошат – обрывочное, ненастоящее чувство, словно я почти забыла, как ощущается тело.

– Терн.

Я заставляю себя очнуться и посмотреть в чьи-то темные глаза. В них мерцает солнечными бликами мягкий коричневый цвет лесного ручейка. Я размышляю, не очутилась ли дома. Не вынесла ли меня бездна темноты в иное время и место, так что стоит окончательно вырваться из ее глубин – и я снова окажусь в родных лесах.

– Вот так, осторожно. – В рот мне вливается жидкость.

Я безотчетно глотаю. Вода, восхитительно теплая, втекает в грудь, сбегает водопадом по ребрам и ложится уютной заводью в животе. Когда я поднимаю взгляд, то больше не вижу тех глаз – я вижу его.

– Еще? – спрашивает Кестрин.

Я безмолвно киваю. Это отблески световых камней золотились в его взоре. Он отходит к небольшой жаровне с углями, над