Наследник - Марк Арен

семьи в семью. Позже Михаил понял, что милые люди, дававшие ему приют и обучавшие его, приходились ему дальними родственниками и являлись членами различных королевских семей.

Приемный сын князя Ухтомского посещал лекции в Геттингенском университете, изучал морское дело в шведском королевском яхт-клубе, прошел 42-недельные офицерские курсы в Сандхерсте. У него было множество приятелей – и ни одного друга.

Возвращаясь к Ухтомским, Михаил рассказывал о том, как прошел очередной выездной курс обучения, и каждый раз княгиня задавала ему один и тот же вопрос, и он каждый раз отвечал одно и то же: «Никак нет! Ни в кого не влюбился и ни на ком не женился».

Шутки шутками, но он и в самом деле не влюблялся с тех самых пор, как потерял свою Анку, дочь греческих подпольщиков. Как-то он рассказал одной из дочерей Бориса Борисовича о своем детском увлечении. Княжна пришла в ужас: «Влюбиться в дочь коммунистов!» И он понял, что совершил ошибку. О любви нельзя говорить. Никому. Потому что тебя не поймут.

О любви нельзя говорить даже тому, кого любишь. Потому что все равно расстанешься. Разлука не причинит боли любимой женщине, если она не знает, что ее любят.

Выражаясь языком сентиментальных повестей, ни одна женщина так и не свила себе гнездо в сердце Михаила. Он знал, что грешит, деля с ними ложе. Но этот грех входил в число тех неизбежных прегрешений, без чего его жизнь в обществе была невозможна.

На пороге пятого десятка лет, когда многие уже ласкают внуков, он все еще оставался без жены и наследников.

Внезапно появилась Катя.

Это было похоже на внезапный шквал в море, когда на небе нет ни облачка, и яхта плавно скользит под мягким дыханием бриза. И вдруг по морю проносится рябь, на волнах вскипают пенные гребешки, и резкий удар ветра кренит мачту, да так, что парус хлещет по воде, еще секунда – и ты опрокинешься!

Он испытал что-то подобное, когда впервые увидел Катю.

Она сидела в последнем ряду конференц-зала одна, и ее белая блузка ярко выделялась на голубом фоне пластиковых кресел. Все началось с небольшой полемики по регламенту, которую Михаил, безусловно, выиграл. И тут же выступил с докладом, обращаясь в основном к своему старому оппоненту профессору Канимуре, сидевшему в первом ряду. Иногда он бросал взгляд в зал и поверх голов слушателей пытался разглядеть Катю. Но вот Канимура неожиданно задал вопрос, и Михаил стал ему объяснять, а когда вновь глянул в конец зала – там было пусто. И он запнулся, едва сумев закончить фразу. Дискуссия с японским социологом уже не имела смысла. И сама социология не имела смысла. И сам конгресс тоже не имел смысла – с того момента как исчезла женщина в белом в последнем ряду.

Какой же горячей, счастливой волной окатило его, когда он снова увидел ее в токийской церкви! На этот раз никакой Канимура не смог бы помешать ему, и Михаила потянуло к ней. Так замерзший в буране путник, вдруг попав в теплый дом, тянется к очагу, рискуя обжечься…

«Она будет моей женой», – говорил он себе, любуясь ее лицом, наслаждаясь звучанием ее голоса, вдыхая запах, исходивший от ее волос. Она будет его женой, и он сможет видеть ее каждый день. И даже каждую ночь. Они будут счастливы вместе, потому что иначе просто не может быть.

Какая глупость.

Как же он мог забыть простое правило? Нельзя никого любить. Потому что придется расстаться.

Первые три дня после того, как она улетела, дались ему легко. Андрей затеял ремонт «лендровера», и пришлось повозиться в гараже. Потом налетел шторм, повалил несколько старых тополей, и, чтобы освободить дорогу, их пришлось распилить вручную, потому что бензопилы на острове не было, хотя они уже давно планировали ее покупку Набив себе пилой мозоли на ладонях, Михаил решил, что дальше так продолжаться не может. Это ведь не последний шторм, а старых тополей еще много, да и какое же хозяйство без хорошей бензопилы? Как только море успокоилось, они расчехлили и спустили на воду катер. Ким собирался сходить на какой-нибудь из ближайших островов. Но Михаил убедил его взять курс на материк. Если уж покупать вещь, то хорошую. А хорошие вещи продаются только на материке. Так они оказались в Пирее. Пришвартовались, как всегда, к плавучему причалу яхт-клуба, под флагом которого ходил их катер.

И здесь Михаил, поглядев на стоянку гидросамолетов, понял, что покупка бензопилы была лишь поводом, чтобы вернуться в прошлое. Просто ему захотелось вновь оказаться на том причале, где несколько дней назад Катя в белом плаще едва не кинулась ему на шею. Она тогда даже губу закусила и чуть отступила назад, когда он подошел к ней. Ее выдал голос. И взгляд. Она старалась не смотреть на него. И он тоже тогда едва сдержался. Между ними словно прошел электрический разряд, их притягивало друг к другу, а они пытались это скрыть. Кого хотели обмануть? Самих себя?

Что же, им это удалось. Обманули.

Он остановился возле таможенного терминала. На том самом месте, где его когда-то ждала Катя, сейчас лежал рыжий кот, греясь на солнце. Михаил достал телефон, нашел ее номер, нажал кнопку вызова. И тут же дал отбой.

– Я схожу с ума, – сказал он себе.

– Это заметно, – раздался у него за спиной голос Кима.

Михаил сердито обернулся:

– Ты что тут делаешь? Ты же пошел в магазин?

– Ну да. И почти дошел. А потом подумал, что такие серьезные покупки надо делать вместе. Смотрю – катер брошен. А ты – здесь. Что тебе нужно на таможне? Хочешь купить конфискат?

– У меня ум за разум заходит.

– Рецидив подростковой сентиментальности, – тоном медицинского гуру ответил Андрей. – Кому собираешься звонить? Ей?

– Все дело в том, что она сохранила девичью фамилию, – сказал Михаил, пряча мобильник. – Если б не это, я бы мог догадаться, что она замужем. А в результате вел себя как последний болван. Ты тоже хорош! Мог предупредить.

– О чем? – удивился Андрей.

– О том, что она не одна, – сказал Михаил.

Ким смотрел на него удивленно:

– Постой, ты собирался на ней жениться?

Михаил безнадежно махнул рукой:

– Собирался, не собирался, какая разница!

– А такая! Теперь понятно, – покачал головой Ким, – как и любого преступника, тебя потянуло на место преступления.

– Преступления? Какого, перед кем?!

– Перед самим собой, – невозмутимо ответил Андрей, – и перед своим делом. Ладно, пошли в магазин. Ты не знаешь, почему советские бензопилы назывались «Дружба»? Подразумевалась дружба