Приключение на миллион - Питер Мейл

Японец расстегнул молнию на дешевой сумке из нейлона и высыпал на стол туго перевязанные пачки банкнот.

— Я надеюсь, Симо, что мы расстаемся с ними ненадолго. Мне бы не хотелось их потерять. Почему-то я всей душой привязался к ним.

Симо кивнул.

— Этими деньгами мы выманим их на открытую местность, а затем прикончим. Что, англичанин уже звонил?

— Пока нет. — По поднял сумку и оглядел подкладку. — Как ты думаешь, куда нам лучше ее положить?

Симо вынул из кармана маленькую пластмассовую коробочку размером в половину колоды карт.

— Мы можем зашить ее в днище подкладки, вот здесь, в углу, прямо под деньгами. Диапазон приема у нее не очень большой, около пятисот метров, но зато она маленькая — легко замаскировать.

По с улыбкой взглянул на радиомаячок в руках японца.

— Ну держись, Беннетт. Ты у нас под колпаком.

— Мистер Джулиан, меня кое-что беспокоит. — Симо положил приборчик на стол и закурил сигарету. — А что, если англичанин общается не только с нами? Может быть, он хочет еще больше денег? Что, если он и Туззи уже звонил?

По должен был признать, что в принципе это было возможно. Если бы он был на месте Беннетта, он так бы и поступил: попробовал бы поймать удачу за хвост и попытался бы срубить еще пару сот тысяч долларов с помощью нескольких телефонных звонков.

— Ты прав, Симо, — сказал он. — Наверное, придется мне перемолвиться парой слов с господином Туззи. Глядишь, этот недоумок и сболтнет лишнего. Боже правый, и как такой придурок еще ходит по земле?

Туззи и По обменялись изысканными, витиеватыми приветствиями, как если бы они были давними друзьями, которые сто лет не виделись и теперь были крайне рады поболтать. Они были невыразимо счастливы, что оба пребывали в добром здравии — Туззи решил не упоминать злосчастное происшествие, от которого его мошонка до сих пор саднила, — и пожелали друг другу вечного и неустанного процветания в бизнесе. Затем По перешел к делу:

— Энцо, похоже, что мы оба стали жертвами гнусной кражи. Я думаю, ты понимаешь, о чем я говорю.

— Формула?

— Совершенно верно. У тебя ее украли один раз, а у меня дважды — хотя я предпочел бы забыть об этом грустном факте и не будить спящую собаку.

— Ах, Джулиан, ну зачем нам собаки? Мы же деловые люди, ты и я. Цивилизованные люди.

По постарался, чтобы в его голосе не слышалось презрения:

— Конечно, Энцо, конечно. Помимо прочего, однако, мы еще и бизнесмены. Поэтому я и предлагаю объединить силы для поимки проходимца Беннетта и его девчонки. Будем обмениваться информацией. Ты согласен?

— Мой дорогой друг! — По даже передернулся от такой формулировки. — Для меня великая честь работать с тобой как перчатка с перчаткой. — Туззи понизил голос до конспираторского шепота: — Скажи, ты что-нибудь знаешь о том, где они находятся? Ты уже вступил с ними в контакт?

По посмотрел на свой стол, заваленный пачками денег.

— Ни словечка, ни вздоха. А у тебя, друг? Есть ли какие-нибудь зацепки?

Туззи подумал о паспортах, которые в данную минуту плыли навстречу Поллюсу, о нескольких корсиканских офицерах, участвующих в охоте за англичанином, и горестно вздохнул.

— Niente. Они пропали прямо в воздух, как плюнули в лицо земли. Тьфу! И мы остались без носа. А теперь нам надо искать булавку по всей Франции, так?

— А что, твои люди уже ищут их?

— Конечно. А твои?

— И мои тоже. Ну ладно, будем держать связь, Энцо, пока, дружище.

— Прошу тебя, располагай моей информацией как своей. Головой мамочки клянусь.

Туззи широко улыбнулся и положил трубку на рычаг. Он боялся, что Беннетт сразу же помчится к По со своей добычей, а это значило бы серьезные затруднения по возврату формулы. Но раз Беннетт и девчонка все еще на свободе, задача упрощается — просто надо первым их найти. А если Поллюс подключит свою корсиканскую мафию, сделать это будет не так уж сложно. Он велел поворачивать яхту назад, в Марсель. Ибица и девочки его немного подождут.

По не ждал многого от этого разговора и категорически не верил ничему, что бы Туззи ни болтал, однако он был уверен, что если бы у итальянца был в рукаве козырной туз, тот бы не удержался — или похвастался им, или бы постарался его продать. Итак, гонка началась — кто первым поймает Беннетта и девчонку, тот получит формулу. По мнению По, шансов у него было гораздо больше. Он решил никуда не выходить и на всякий случай остаться около телефона.

Беннетт и Анна встали поздно — когда они в поисках пищи пришли на кухню, в монастыре уже не было ни души. Все монахи с восхода солнца трудились на виноградниках, обирали вредителей, опрыскивали лозы химикатами, пололи, рыхлили и обрезали. Далекое тарахтенье их тракторов напоминало убаюкивающий, монотонный гул пчел в ближайших кустах лаванды.

Анна поставила ковшик с водой на дровяную плиту, а Беннетт тем временем попытался разрубить на куски засохшую буханку пресного хлеба, чтобы приготовить тосты. По какой-то причине оба они не могли глядеть друг другу в глаза. Еще утром Анна и Беннетт подверглись острому приступу смущения от близости, в которой они оказались, и невольно приняли в обращении друг с другом церемонный, нарочито вежливый тон. Они по очереди вымылись в открытой, выложенной камнем загородке для душа. Каждый старался подольше оставаться в келье, пока другой ухал и ахал под струями ледяной воды. У них был один кусок мыла на двоих. И одно на двоих полотенце. Сейчас оба находились в нервном ожидании того, что могло произойти (или не произойти) между ними в ближайшее время. Француз или итальянец в такой ситуации попытался бы воспользоваться женским замешательством и перешел в наступление. Беннетт предпочел приготовить тосты.

Анна исподтишка наблюдала за ним: брови нахмурены, лицо сосредоточено — мужчина готовит пищу! — пока он поджаривал куски засохшего хлеба на чугунной поверхности плиты. Темные волосы, влажные после душа, были зачесаны назад, открывая высокий, загорелый лоб. Беннетт напоминает мужчин с черно-белой с желтизной фотографии времен 1920-х годов, подумала Анна. Да, ей было легко представить себе его в ту эпоху — белые парусиновые брюки, кепи, беззаботная улыбка и теннисная ракетка в руке. Он подцепил наполовину зажаренный кусочек тоста кончиком ножа и перевернул его.

— Сложное это занятие — делать тосты, — сказал он, взглянув на нее. — Все зависит от времени приготовления: недодержишь — плохо, передержишь — еще хуже.

— А разве в жизни не так?

Беннетт мгновение смотрел на нее, не говоря ни слова, потом увидел, что она улыбается, и улыбнулся в ответ.

— Да, похоже, что так оно и есть.

Вода в ковшике закипела, и Анна отвернулась от него.

— Интересно, где монахи прячут кофе?

Они завтракали, сидя на каменной скамье в тени спального корпуса, жевали хлеб и обсуждали порядок будущих действий.

Одно дело — потребовать миллион долларов, совершенно другое — решить, каким способом их безопаснее всего забрать. Скорее всего По пошлет своего человека следить за тем, кто заберет деньги, может быть, соглядатаев будет даже несколько. Договориться о встрече в людном месте, например на вокзале? Это возможно, но что делать потом, когда они выйдут оттуда? Ответ ясен: на улице их будут ожидать громилы По. Ну а встреча в укромном месте без свидетелей была бы еще более безрассудна. И утро плавно перетекло в день, а они все сидели, не в состоянии прийти к определенному решению. В конце концов им стало казаться, что они сами себя загнали в угол.

Далекое тарахтение трактора нарастало, а потом и сама древняя машина появилась из-за поворота. Поднимая столбы пыли, трактор подъехал к центральному корпусу и, в последний раз содрогнувшись, остановился возле кипариса. Это вернулся с виноградников брат Ив, который сегодня дежурил по кухне. Беннетт вяло смотрел, как монах торопливо спрыгнул из кабины трактора и поспешил ко входу на кухню, на ходу вытирая пот со лба платком не первой свежести. Да, наверное, в этой рясе в такую погоду чертовски жарко, подумал Беннетт. И вдруг его осенило.

Он вскочил на ноги и начал расхаживать перед Анной взад и вперед, невольно приняв позу брата Ива: голова опущена, руки сложены перед грудью.

— Анна, — начал он возбужденно, — послушай, а ведь это может сработать! Мы скажем По, чтобы он оставил деньги в церкви — здесь в округе их десятки, всех мастей и сортов, и обычно там никого не бывает, кроме как в воскресенье.

Анна нахмурила лоб.

— Ну, не знаю, — протянула она, — церковь это, конечно, неплохо, но ведь они засекут нас, когда мы будем выходить. — Она взглянула на лицо Беннетта еще раз. — А что, разве не засекут?

— В том то все и дело! Мы туда не пойдем. Мы попросим отца Жильбера забрать эти деньги. Они будут ждать, что придут мужчина и женщина, верно? На простого монаха они и не взглянут.