Антология современной французской драматургии - Жак Одиберти

Гийом прекращает барабанить по скрипке.

ГИЙОМ. Гийом.

КАМОЭНС. Гийом. Слушайте меня внимательно, Гийом Шизебзиг.

Гийом встает и неторопливо направляется к пианино.

Свой контракт…

МИЛЬТОН. Твой контракт…

КАМОЭНС. Я чуть было не подписал с Брюхерфлоттом!

МИЛЬТОН. Ой!

КАМОЭНС. С Брюхерфлоттом! Брюхерфлотт это вам не баран чихал, хоть и не квартет, и в трио, чтоб вы понимали, бабки делят на три части, а не на четыре. Что? Что у нас? Гийом? Я? Если мы не сыграем завтра вечером, то что? Растоптать виолончель? Я готов! Любите ли вы музыку, как люблю ее я…

Гийом садится за пианино.

(Мильтону, который так и стоит, вперив глаза в потолок.)

Что такое, Мильтон?

МИЛЬТОН. Странно, что гром прекратился.

КАМОЭНС(Тиррибуйенборгу). Что такое?

АНЖЕЛИКА. Отстаньте от Гийома.

МИЛЬТОН. Сейчас, «отстаньте»! Вы видели мои сандалии? По-вашему, публика соберется завтра в час прилива? Во сколько завтра прилив? Кто будет заниматься промокшими зрителями, кто, я вас спрашиваю? И кому из нас уже приходилось, это я так, для справки, играть на скрипке при помощи скрипки, полной воды? Кто может сказать, какой звук издает скрипка, полная воды? «Отстаньте»! Где, когда, как, что и для кого мы будем играть? И где прохладительные напитки?

ГИЙОМ. Не следует меня упрекать в том, что моя фамилия Шизебзиг. (Начинает играть на фортепиано, которое не издает ни единого звука.)

МИЛЬТОН. А есть ли где-нибудь кто-нибудь, кого можно было бы упрекнуть в том, что его фамилия Шварц?

КАМОЭНС. Будьте так любезны, Мильтон, подержите виолончель.

Мильтон подчиняется.

АНЖЕЛИКА (пока Камоэнс направляется к Тиррибуйенборгу). Я лично вернулась из Будапешта.

МИЛЬТОН. Садись, пять! Правильный ответ.

Камоэнс застывает за спиной Тиррибуйенборга, который как раз снимает наушники.

КАМОЭНС. Прошу прощения, месье.

ТИРРИБУЙЕНБОРГ (его внимание привлекает немое музицирование Гийома). Ах!

КАМОЭНС. Вот именно, все как-то так. Сами мы не местные. В связи с чем ищем — и очень бы хотели найти — кого-нибудь из туземцев. Вас, например. Если вы, конечно, не иностранец.

ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Ах! (Встает и подходит к Гийому, который продолжает играть внемую.) Ох! Мушье исчо лабухает! Мало иму скрипать, он исчо лабухает! (Оборачивается к остальным.) Слушьте. (Задумчиво смотрит на Гиойма; прислушивается. Напевает мелодию, которую, судя по всему, играет Гийом.) На на на на ни на ну… На ни ну но ну ни на…

Гийом прекращает играть и оборачивается к Тиррибуйенборгу.

Не, не! Не вообращайте на меня внемления! Спокухай-те! Бьютишейн мужикален! Зе Бестховен. Соната.

Все непонимающе смотрят на Тиррибуйенборга. Он снова напевает:

На на на на ни на ну… На ни ну но ну ни на…

Смущенное молчание.

Зер гут клавирабль. Бум-бум.

Только без рук! «Оно» не форте пьяное. Этот клавирабль ист майн.

Пауза.

КАМОЭНС(решив всех познакомить). Месье Тиррибуйенборг. Эмиль Тиррибуйенборг. Беттина Анжелика, альтистка. Гийом Шизебзиг, наш всеобщий командир. «Скрипун». Первый скрипун.

ТИРРИБУЙЕНБОРГ(неожиданно). Бетховен.

КАМОЭНС. Нет, нет… Скрипун. А это Мильтон. Исчо айн скрипун, видите ли, вторая скрипка. Моя фамилия Камоэнс. Куда я дел виолончель?

Все, кроме Анжелики, которая остается сидеть, в полной растерянности хаотично перемещаются в пространстве.

ГИЙОМ(энергично, но почти шепотом). Давайте! Давайте! Репетируем.

МИЛЬТОН(Камоэнсу). Забирай. Свою даму. (Вручает ему виолончель и берет свою скрипку.)

АНЖЕЛИКА. Неплохо бы начать сначала.

ГИЙОМ(нервно). Да… да… все равно. Отсюда. (Тыкает смычком в какую-то ноту. Скрипку при этом он забыл на пианино.)

Все рассаживаются.

МИЛЬТОН. Откуда?

АНЖЕЛИКА. Отсюда.

КАМОЭНС. Где мой смычок… (Ищет.)

МИЛЬТОН. Ну что еще такое…

Его смычок соединен со смычком Камоэнса.

Что за мешанина?

КАМОЭНС. Отдай.

МИЛЬТОН. Держи свои вещи в порядке.

ГИЙОМ(тем же энергичным шепотом). Поехали! Раз, два, три, четыре.

Все, кроме него, играют 2-ю часть опуса 127.

Я скрипку забыл…

МИЛЬТОН(с горечью). Очень остроумно. Обхохочешься.

Анжелика встает, идет к пианино, но сталкивается с Тиррибуйенборгом, который уже успел завладеть скрипкой Гийома.

КАМОЭНС(пока Анжелика движется к пианино). Как будто нам без этого парадоксов мало! Играть в таких условиях! А тысячи голландцев, павших смертью храбрых на Лазурном берегу?!

ТИРРИБУЙЕНБОРГ(заигрывая). А-а! (Прячет скрипку.)

АНЖЕЛИКА(кокетливо). А-а! (Прячет альт.) Будьте добры, отдайте скрипку…

ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Ха! Ха! Милая муя миземуадиль!… Онли уан пыцалуй.

АНЖЕЛИКА. Это мы успеем.

ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Ах! Ах! Диньдинь! (Щекочет струны альта.)

АНЖЕЛИКА. Вы из какой страны?

ГИЙОМ(издалека). Скрипку…

ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Какая чьудная парижаночка. Тем лучше, где нас нет, восемь бед в один обед. Свекла ин зе чресло. В шварцевском чресле! Позвольте, миземуадиль. (Отдает ей скрипку, идет за свеклой.) Я сейчас вам скажу кое-что важное, пуся моя. (Чуть расстегивает, но тут же застегивает платье Анжелики.) Что есть голая женчина, пуся моя, маземуадилька? Это женчина минус трусчики и блефчик. Вот она обнаженка для живописуна. Не живописящего живописуна, а, о да, живописуна живописсущего. Non sumus.

АНЖЕЛИКА. Мы вас так просто не отпустим.

ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Радуйся, Мария, бретелек полная. И на голой вашей груди как протест я ставлю крест. (Опускает свеклу в вазу, стоящую рядом с бюстом Бетховена.)

АНЖЕЛИКА. Гийом, куда ты дел мой гамак?

ГИЙОМ. Камоэнс, дайте Мильтону высказаться. Репетируем. Мильтон, помолчите же немножко, мы репетируем. Анжелика, прошу тебя.

МИЛЬТОН. Анжелика.

КАМОЭНС. К тебе обращаются. Давай сядем на стульчик. Приходится, месье Тиррибуйенборг…

МИЛЬТОН. Он вышел.

КАМОЭНС. Через перегородку.

МИЛЬТОН. Хотел бы я знать, что там, за этой перегородкой.

ГИЙОМ. Это вас не касается.

Анжелика протягивает Гийому скрипку.

Вот и моя скрипка.

КАМОЭНС. А я знаю.

МИЛЬТОН. Что?

КАМОЭНС. Ничего. Ой, да ничего особенного. Но смотреть противно. Лучше поиграть. Давай, для разнообразия, первую часть шестнадцатого, опус сто тридцать пять.

МИЛЬТОН. Для разнообразия? То есть все остальное у нас уже от зубов отскакивает.

КАМОЭНС. Честно говоря, я не понял, что это было. Но смотреть противно.

МИЛЬТОН. «Мы репетируем». У меня такое ощущение, что мы совсем зарапортовались с этими репетициями. За такие-то деньги.

АНЖЕЛИКА. С шестьдесят третьей цифры.

ГИЙОМ. Только не это… Ну ладно. Очень хорошо.

Играют какое-то время. Мильтон останавливается.

КАМОЭНС(тоже прекращая играть). Нам нужен дирижер.

МИЛЬТОН. Я хочу есть. Я хочу есть, в конце концов. Нет! Свои ноты я все сыграл. Я их знаю, вот они, здесь и дальше, а нотная бумага, я считаю, просто обертка для музыки, больше ничего, а музыка, я-то знаю, она тут… (Хлопает себя полбу.) Нет — тут! (Хлопает по скрипке.) Тут. Просто надо сыграть. Не в ящик, не считайте меня идиотом. Музыка тут, в фибрах скрипки, она тут передо мной как лист перед травой, она тут для этого, моя скрипка, моя елочка, в лесу она росла, вот из нее музыка и вылупится. Кто изобрел скрипку, не Бетховен же. А кто изобрел Бетховена? Скрипка, а если не скрипка, то фортепиано, какая разница. Вон там. Он и мы, и фортепиано, все в сборе. Мы не репетируем. Посмотрим завтра, вырастет или нет. Какие проблемы. Так уж повелось, чему суждено проклюнуться, проклюнется. А у тебя альт, так дай ему наклюкаться. Черт. Совесть моя спокойна. Но я хочу есть. Гийом, я хочу есть. Господин Квартет Шизебзиг, я хочу есть. Вот я и жру. Не есть, а жрать, вот точное слово. Так, что тут можно сожрать? Можно и перекусить, если на то пошло, давайте перекусим. Но чтобы перекусить, нужен кусок чего-нибудь. Где мой кусок?