Антология современной французской драматургии - Жак Одиберти

КАМОЭНС. Как же! Я тоже недавно попытался было выйти.

МИЛЬТОН. Это не одно и то же — войти и выйти. Более того, это прямо противоположные действия.

КАМОЭНС. И не смог.

МИЛЬТОН. Что значит «не смог»?

КАМОЭНС. А вы попробуйте.

Стук.

МИЛЬТОН. Стучат.

КАМОЭНС. Тем более.

МИЛЬТОН. Почему это мы не можем выйти?

КАМОЭНС. Может, и можем.

МИЛЬТОН. Вы просто не умеете пользоваться дверью, и все дела.

КАМОЭНС. Возможно.

МИЛЬТОН. Ага.

КАМОЭНС. Это турникет. Ни толкать, ни тянуть на себя, ни даже раздвигать такую дверь нельзя — только вращать. Дверь. Вращать ее вертушку. Попробуйте!

Я лично играю на виолончели, а не на двери. Как ни крути.

МИЛЬТОН. Ну а я пи-пи хочу, ясно? И если эта дверь не откроется, будьте уверены, что — ну, не знаю, что — но я это сделаю.

В дверь колотят.

Да что ж такое!

КАМОЭНС. Может, это Шварц.

Стучат.

МИЛЬТОН. Да что ж такое! Подождите минутку. (Легонько поворачивает дверь.) Я же вам сказал — все из-за вас. Надо просто знать, как за нее взяться! И дверь откроется…

Ах, Камоэнс, Камоэнс! Ох уж мне эти интеллигенты… а?

Камоэнс, Тиррибуйенборг

Дверь поворачивается, Мильтон выходит направо, и в ту же минуту слева входит Тиррибуйенборг. Он в шляпе, но ботинки держит в руке, а брюки висят у него на сгибе локтя. Вспышки молнии, гром.

ТИРРИБУЙЕНБОРГ. Бьет как из бедра!

Где-то стучат.

Зарази меня гром! Плюх, плюх и блюх! (Здоровается с Камоэнсом.) Сдрасьте, мушье.

(Представляется.)

Эмиль.

Вы охенрели свосем, неда? Охенрели от майн санкюлотт, аминь! На моей крюке! Я пояснирен.

Вы навринюка замечовали скока туттокрук сфекальных пулей? Свекла тат и тум. Сахерная свекла. Сабо самой тута имаются торопинки для «променадов при луне», скока хош! Но моей невпервей перодолить нопрулам прям по свекле. Так оно быстрей. А когда такая везде мокрица, я обычайно нараз деваю шарывары. Ну и майн носки несноски унд майн обувалка и все васще. Моя-та есть мушик прустой. (Смеется.)

Стучат. Он в ответ подмигивает.

У-юй! (Продолжает свою речь.)

Йа-то не выше мыши вскармлялся посередь всякояких пужланов. Ад патера к сынку! Традисьон! Интегрально! Майн семейка, попа и мума, гросмутер унд майн благоверная, унд эль чудила майн засренка, и все такое, тутти и фрутти, тотальски высращивают и пропуливают свеклу наших прыщуров, тусаму свеклу што вы зыряйте куна ни кидь энд ад ностра эбоха. Культиварят алла загребала унд алла копала энд алла вырывала до кучи. Моя вылупалась из подметариев. Из хлюмпен-подметариата. А вы знайте знайте знайте: майне гросс-гросс мутер, из Свеклов, в тыща пядь сот дневяносто съестном году — сто лет в объед — ее попы той поры спулили жувчиком на коздре, с жиру с палу, и нетути, ори все гонем, как колтунью. Она была колтуньей, майн гросбабка. Иа ее не зазнавал, но мне шпрехнули. Традисьон. Я вприсест с прицелью надейватен свои шурымуры. (Перекидывает чемоданчик с инструментами через перегородку.)

Раздается странный звук. Тиррибуйенборг садится и погружается в размышления.

КАМОЭНС. Где это вы язык учили?

Тиррибуйенборг не отвечает. Он вообще никогда никому не отвечает.

(В некотором ужасе). А вот я сейчас узнаю, что скрывается за перегородкой. (Встает на пианино, заглядывает за перегородку и спускается.) Все, я знаю.

По выражению его лица нельзя догадаться, что он там увидел. Он спокойно поправляет монокль.

Мильтон! Мильтон!

Слышно, как вверху справа танцуют под еле слышные звуки музыки. Потом все смолкает и гремит гром. Камоэнс толкает дверь вправо, но не выходит, так как в этот момент слева появляется Гийом, а за ним Анжелика.

Гийом так нагружен, что вот-вот потеряет равновесие. Он останавливается спиной к нам, лицом к Анжелике, которая застыла, едва переступив порог. Камоэнс крутится вокруг них, потом усаживается за свой пюпитр, с виолончелью в руках.

Камоэнс, Тиррибуйенборг, потом Анжелика и Гийом

Анжелика изучает взглядом помещение. Гийом, которому, наконец, удалось обрести устойчивость, пристально на нее смотрит.

ГИЙОМ. Ну? Ты входишь или нет?

АНЖЕЛИКА (шокирована вопросом). Вхожу!

ГИЙОМ. Тогда закрой зонтик.

Анжелика закрывает зонтик.

(Отвернувшись от нее.) Входи, располагайся.

(Замечает Камоэнса, но не здоровается с ним, предпочитая раскладывать вещи.)

Анжелика пожимает руку Камоэнса.

АНЖЕЛИКА. Все хорошо?

КАМОЭНС(уступая). Да.

Анжелика проходится вдоль по комнате. Камоэнс, которого все бросили, начинает свою партию.

ГИЙОМ(с легким раздражением). Мильтона, что, нет?

КАМОЭНС (играет, потом говорит). А? Только что был здесь. Он приехал одним из первых. Уже минут сорок пять как, или час. «Ну, раз уж, — спросил я его, — ну, раз уж ты опоздал на… — я даже не знаю, на сколько, столько времени прошло —…тому должна быть какая-то причина, не хочешь извиняться — не надо, но хоть объяснись», понимаешь, я первый сюда пришел в это помещение сам посмотри какая тут тоска я спросил Мильтона что это значит — и ты думаешь, он извинился? Как же! То да се, и он еще недоволен, понимаешь ли! И так всю дорогу, а потом вдруг сказал — честное слово — пи-пи хочу! Он, видите ли, хочет пи-пи! Он только что вышел, честное слово, вы только вошли, как он вышел, теперь, наверное, там снаружи барахтается в свекле, одной рукой скрипку тащит, другой посвистывает, ворон считает…

Гром.

…среди молний.

Короткая пауза. Камоэнс собирается играть, но сначала шепчет:

Поезд! (Играет.)

Стучат. Он прекращает играть.

Смотрит, как вновь прибывшие удивленно осматриваются, пытаясь понять, откуда стук.

Но внимание Гийома внезапно полностью переключается на Анжелику, которая по-прежнему ищет источник звука.

ГИЙОМ. Анжелика! Может, чего-нибудь выпьешь? Иди сюда, ты вся промокла, где тут полотенца? (Камоэнсу.) Где Шварц? (Анжелике.) Сядь.

АНЖЕЛИКА(раздраженно). Не хочу! Мы будем репетировать или нет? Где Мильтон?

КАМОЭНС(Анжелике). Идите сюда, детка, да-да, сюда, располагайтесь, вот ваши ноты, опусы сто тридцать третий и сто двадцать седьмой, все на месте, а где ваш альт?

ГИЙОМ(рассерженно). Здесь! Здесь! Здесь! Спокойно! А?

Анжелика, без альта, наводит порядок на пюпитре.

В потолок стучат без каких бы то ни было видимых причин.

(Нервно.) Что? Что? Что? (Камоэнсу.) Это долго будет продолжаться?

КАМОЭНС. Раньше они стучали, только когда я начинал играть. Теперь чуть что — они тут как тут. Ну-ка, послушай…

Все трое замолкают, застыв на месте. Стучат. Камоэнс бессильно разводит руками.

ГИЙОМ(встрепенувшись). Где мой футляр?

АНЖЕЛИКА. Тут.

ГИЙОМ(его взгляд падает на бюст). Где тут?

Камоэнс извлекает из своей виолончели долгий низкий звук, прилежный и печальный.