Антология современной французской драматургии - Жак Одиберти

КАМОЭНС. Это не скрипка.

МИЛЬТОН. «Не скрипка, не скрипка!..» Да. Это не скрипка, а… птичка. Тут вот внизу кнопочка, а внутри магнитофон. Надо просто нажать. Пальцем, если угодно.

КАМОЭНС(жестко). А внутри магнитофона?

МИЛЬТОН. Батарейки. Ну, не настоящая же птичка, ясное дело.

Короткая пауза.

Вам не смешно.

КАМОЭНС. Почему же…

МИЛЬТОН(уныло). Нет. Вы хотели вогнать меня в тоску и добились своего.

Ох, у меня на самом деле такой вид, как дядя говорил. С мягкой скрипкой. «Элита».

КАМОЭНС. А вы мою видели? (Протягивает ему черную скрипку.)

МИЛЬТОН. Не больно-то и хотелось.

КАМОЭНС. Ну и не надо. Настоящий Страдивари. Правда, младшая ветвь. Мне не терпится, чтобы Гийом на ней сыграл.

МИЛЬТОН. Ух ты! «Гийом»!

КАМОЭНС. Я знаю, как вы относитесь к его игре на скрипке. Ну и пусть. Но как же получилось, что ваш великовозрастный младенец не отдал концы в шлеме, запихнув внутрь полфунта взрывчатки, не считая собственной головы?

МИЛЬТОН(так же уныло). Возьмите… Вот кусок его шлема.

КАМОЭНС(настойчиво). А? Как?

МИЛЬТОН(мрачно). Я сказал, что он подорвал свой шлем. Я же не говорил, что он сам находился внутри. Не было там ни его самого, ни его головы. Ни его кузена Артура, ни его зайки, никого.

КАМОЭНС. А! Так он был в другом месте! Далеко.

МИЛЬТОН. Нет. Близко. Его ранило. Он не сумел с собой покончить! Ничего, выкарабкается. И дядя его выкарабкается. Все выкарабкаются. Я тоже рано или поздно выкарабкаюсь.

КАМОЭНС. Откуда?

Мильтон не отвечает. Молчание.

Ну ладно, ладно! Выше нос! Хотите жвачку-жрачку с хлорофобом, так возьмите! Возьмите! Давайте порепетируем духоподъемную часть опуса-покуса номер такой-то. Проветрим вам мозги. У вас есть смычок? Прекрасно. Канифоли дать? Чудно. «Ля» на месте?

Мильтон выводит труляля на своих флейточках.

Надо нам сыграться. Шестнадцатый квартет, опус сто тридцать пять, часть четвертая, нашли?

МИЛЬТОН(еле слышно). С сороковой цифры…

Настраиваются, готовясь заиграть, как вдруг:

КАМОЭНС. Анжелика! Душечка моя! Статуэтка! Гнусь, но не ломаюсь! «Спрос и предложение», скульптурная группа на вокзале, «Спрос» налево, ее «Предложение» направо, а посередине — часы. Обожаю.

МИЛЬТОН. Ладно. Все! Играем! Об Анжелике поговорим, когда она появится. Который час?

КАМОЭНС. На ее стенных не знаю — стрелка крутится, вертится. На моих часах уже ночь. (Собираются играть.) Вы ее вчера видели?

МИЛЬТОН. Что?

КАМОЭНС. Не что, а кого.

МИЛЬТОН. Кого «кого»?

КАМОЭНС. Ее. Анжелику.

МИЛЬТОН. А… Об отсутствующих не говорят.

КАМОЭНС. Она скоро придет. Ну, давайте.

МИЛЬТОН. Анжелику? Нет. Вчера? Нет. А вы?

КАМОЭНС. Я? Ну… (У него падает монокль, и он тут же заменяет его.) Вчера? Ну… Нет. Вообще-то, понимаете ли… Вот скажите, как, по-вашему, она играет на альте?

МИЛЬТОН. Хорошо?

КАМОЭНС. Хорошо. Так вот, принимая во внимание ее альт и то, как она на нем играет… А также тот факт, что как члену квартета присутствие альта мне необходимо… Короче, понимаете, с Анжеликой я бы с удовольствием не встречался. Ни завтра, ни послезавтра, ныне и присно.

Короткая пауза.

МИЛЬТОН. А-а?

КАМОЭНС. «А-а».

МИЛЬТОН. Нет, ни вчера, ни позавчера я не…

КАМОЭНС. «Вы не…». Анжелику.

Мильтон чихает.

Хватит чихать! Я вас насквозь вижу. Вы знаете, что у нее новый рогоносец?

МИЛЬТОН. Новый?

КАМОЭНС. Очередной. Знаете, кто последний рогоносчик Анжелики?

МИЛЬТОН. Не вы часом?

Мильтон и Камоэнс молча смотрят друг на друга.

КАМОЭНС. Только не чихайте.

МИЛЬТОН. Чихну.

КАМОЭНС. Только не сейчас. Не надо.

МИЛЬТОН. Надо… Надо.

Пауза.

Надо… (Ему не чихается.) Нет.

КАМОЭНС. Анжеликиным рогоносцем я уже сто лет как перестал быть, дорогой мой Мильтон.

Мильтон прижимает подбородком скрипку.

Сыграйте нам какой-нибудь мотивчик.

МИЛЬТОН. Ох! Мне не к спеху.

КАМОЭНС. Могу сыграть с вами.

МИЛЬТОН. У меня затылок ноет.

КАМОЭНС. Только вот что. Все мы побывали рогоносцами. Но знаете, в чью пользу Анжелика наставляла рога своему последнему козлу — распоследнему скрипачу — со вторника по пятницу на той неделе?

МИЛЬТОН. Послушайте, Камоэнс, любому квартету требуются две скрипки. Первую называют «первой скрипкой», а вторую «второй скрипкой». Так уж повелось. Само собой, вторая скрипка — последняя по отношению к первой. Замечу в скобках, что за ней уже никого нет.

КАМОЭНС. Так как же мне говорить об этих двух скрипках?

МИЛЬТОН. Не оскорбляйте меня, Камоэнс! Не оскорбляйте меня! (Чихает.)

КАМОЭНС. Ну конечно. Будьте здоровы. Вы в своем репертуаре. (Встает и надевает темные очки.)

МИЛЬТОН. Мне начхать. (С серьезным видом встает перед пюпитром.)

КАМОЭНС. Если ты рогат на правый глаз, скорее всего, в один прекрасный день станешь рогатым на левый.

Мильтон берет ноту.

Нет! Не тут! Стойло вашей скрипки чуть левее. Гийом, следом вы, Анжелика, и, наконец, я, там, в крайнем левом углу. Справа, если смотреть из зала. Красный уголок виолончелиста.

Собираются играть.

Люди на верхнем этаже, проследовавшие чуть раньше в одну сторону, проходят в обратную. Шум лифта. Где-то совсем в другом месте плачет проснувшийся ребенок, потом затихает.

Одиночество. В этом возрасте я тоже сидел один-одинешенек в своем углу и плакал. А потом… Но, может, мы еще успеем снова стать солистами… (Обращаясь к виолончели.) А, детка моя?

МИЛЬТОН. Не там, так тут. Начинайте.

КАМОЭНС. Поехали. (Собирается играть, но мысль о потолке удерживает его.)

Я был бы рад, Мильтон, если бы вы начали сами, просто чтобы составить представление о… хм-хм… вашей партии.

МИЛЬТОН. О ничтожной партии второй скрипки, ага.

КАМОЭНС. Не валяйте дурака. Вы прекрасно знаете, что Гийом не в счет, тоже мне первая скрипка. Пустой номер. Гийом не умеет играть на скрипке. Нет, я, правда, хочу провести эксперимент. (Выжидающе смотрит в потолок.)

МИЛЬТОН. Хорошо. (Сосредоточившись, берет две трогательные ноты.)

В потолок стучат. Он останавливается.

Вот и они!

КАМОЭНС. Нет. Это сверху. Они там думают.

МИЛЬТОН. Думают?

КАМОЭНС. Чтобы доводить окружающих, надо хорошенько подумать. Зачем нужна мысль? Что ею можно делать? Только доводить окружающих.

МИЛЬТОН. Правда? Ну что ж, если они собираются играть со мной в стучалки… Я вам покажу. (Изо всех сил ударяет смычком по струнам.)

КАМОЭНС. Тихо, Мильтон! Тихо! Тихо.

Поздно — все четыре струны разом лопаются одновременно. Раздается привычный четырехкратный стук одновременно с ударом грома.

МИЛЬТОН. Вот! Нет, вы видели? Что они сделали с моей скрипкой?! И это Дом культуры? (Показывает на стены и кричит во все горло.) Шварц! Шварц! Нет, вы только взгляните на эти стены! (Пинает их ногой.) Они все мягкие, мягкие, мягкие и кривые, ни одной прямой, тут нет ничего, ровным счетом ничего прямоугольного! Все мягкое! Мягкое! Огромная мягкая скрипка вся в свекле в разгар грозы, а мы внутри!

КАМОЭНС. «Мы!» Ну, вы хватили! «Мы» — ну уж нет! Не совсем «мы».

МИЛЬТОН. Минус два, хорошо. Мы здесь минус два.