Михаил Задорнов. От Рюрика до Ельцина - Сергей Алдонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но царь Александр умел поступать непредсказуемо. Всё-таки он был талантливым дипломатом, хотя, на мой взгляд, не совсем патриотичным, как многие аристократы. Он пригласил Меттерниха… Между ними состоялся примерно такой диалог. Александр: Вам знаком этот документ? — пауза. Александр наслаждается паузой. — Забудьте о нём. Навсегда забудьте. Наш союз должен быть сейчас крепок как никогда. Нужно уничтожить врага. — Александр бросает бумагу в огонь.
— То есть, царь всё проглотил и даже не устроил небольшого скандала?
— Видимо, обстоятельства прижали его в угол. С Талейраном он даже не обмолвился об антироссийском союзе… Он отомстит Анне Ивановне, но — только потом, немного позже. После Ватерлоо. Талейрана вышвырнут из политики. Возможно, царь и прежде не доверял ни Британии, ни Австрии, но теперь Александр искал опоры только в мистических высотах. Ибо нет правды на земле… Меттерних, Талейран — это всё великие грешники. Одна лишь идея Священного союза чиста и непорочна.
Священный союз должен был решать судьбы Европы, выкорчёвывать крамолу. Бороться с призраками Французской революции, сохранять политическое равновесие. Самым жёстким реакционером Священного союза был Меттерних. Но общественное мнение быстро прощало Британию, Австрию, Францию, а Россию ненавидели за малейшие проявления экспансии. Потому что наследники империи Карла Великого и более поздних католических королевств относились к России высокомерно. Загадочная северная империя, варварская страна… Гунны, скифы, монголы, казаки — все одним мирром мазаны.
— И вы находите аналогию с событиями времен Наполеона в коллизиях Второй Мировой войны?
— А давайте представим себе 1943‐й год. Весь мир уже знает, что такое Сталинград. Идут ожесточённые бои. Союзники помогают техникой, горючим, продовольствием. Поддерживают Сталина дипломатически. Обещают в скором времени открыть второй фронт в Европе. Рузвельт и Черчилль ведут откровенную переписку с советским вождём. Не устают восторгаться мужеством Красной армии, рассыпаются в комплиментах перед маршалом Сталиным. Но есть один проект, который они, вопреки соглашениям, скрывают от Сталина. Так бывает: два союзника готовят смертоносное оружие против третьего. Да-да, милейший друг Советского Союза Франклин Рузвельт готовил атомный проект не только против Третьего Рейха, но и против «дядюшки Джо».
— Сталин об этом не знал?
— Думаю, если даже не знал в деталях, то очень многое понимал. Он редко обманывался в людях. 13 июня 1944 года Рузвельт и Черчилль за спиной у СССР подписывают Соглашение и Декларацию о доверии. Получилось не хуже, чем у Талейрана. Договор гарантировал, что США и Великобритания будут сотрудничать исключительно друг с другом в деле овладения контролем над запасами урана и тория во время и после войны, к тому же говорили о достижении «максимально полного контроля над всеми урановыми месторождениями мира». Атомную гонку в итоге выиграли американцы, которых не выпускали из объятий англичане. Ещё не кончилась война, а они уже работали над оружием, которое сметёт с лица земли и явных врагов, и временных друзей. И Германию с Японией, и Советский Союз.
— Ученые тогда едва не взбунтовались…
— Они не хотели большого всемирного побоища. Великий Нильс Бор предлагал снять с атомного проекта покров тайны, привлечь к сотрудничеству советских коллег. К нему относились как к опасному идиоту: о каких большевиках, о каких казаках может идти речь, когда на кону — власть над миром! Но Берлин взяли русские. После этого невозможно было оттеснить Москву от Победы. Новый президент США Трумэн считал Потсдамские переговоры формальностью. Ведь у него в руках вот-вот будет весь мир в кармане.
Во время ланча, чтобы не привлекать лишнего внимания, военный министр Стимсон написал на листе бумаги: «Дитя родилось благополучно». Это было так неожиданно, что Черчилль ничего не понял. Тогда Стимсон объяснил, что речь идет о заветных экспериментах в пустыне.
Потом был дипломатический завтрак Черчилля и Трумэна 18 июля, целых два часа они беседовали наедине. «Президент показал мне телеграммы о последних экспериментах и попросил совета, сообщать ли об этом русским… Я ответил, что если президент решил рассказать, то лучше подождать окончания эксперимента». Козырь следовало попридержать в рукаве до верного случая.
— Адмирал Канингхем говорил, что бомба вскружила Черчиллю голову: «Он питает огромную веру в эту бомбу. Сейчас он думает, что хорошо бы русским узнать о ней, они были бы скромнее».
— Еще сильнее она вскружила голову американскому президенту. На конференции Трумэн глядел на коллег сверху вниз. Он уже чувствовал себя первым среди равных. И вот настало время решительного разговора. Трумэн был уверен, что новость о новорожденном бомбе уничтожит Сталина. Процитирую воспоминания Уинстона Черчилля: «Я был, возможно, в пяти ярдах и следил с пристальным интересом за этим важным разговором. Я знал, что собирается сказать президент. Было чрезвычайно важно узнать, какое впечатление это произойдет на Сталина. Я вижу эту сценку, словно она была вчера! Казалось, что он в восторге. Новая бомба! Исключительной силы! Возможно, это решающее обстоятельство по всей войне с Японией! Что за везение!» Чуть позднее, ожидая автомобиль, Черчилль подошел к Трумэну: «Как все прошло?» — спросил я. «Он не задал ни одного вопроса», — ответил президент. Из чего я заключаю, что Сталин не знает об огромном исследовательском процессе, осуществленном Соединенными Штатами и Британией».
Но Сталин в атомном проекте разбирался не хуже Черчилля. Просто он внимательно читал историю Наполеоновских войн. И, возможно, восхищался хладнокровием царя Александра в беседе с Меттернихом. Поэтому он учтиво поблагодарил Трумэна за информацию и… принялся подстёгивать Курчатова и всех будущих отцов советской атомной бомбы. Словом, дядюшка Джо показал сильный характер.
— Недавние союзники приставили к виску Советского Союза атомное дуло. У Сталина был ответ — советские гарнизоны в Европе, это тоже дуло — нацеленное на Париж и Лондон.
— Важно, что СССР быстро и успешно включился в атомный проект. В англо-американском мире, когда говорят о Второй мировой войне, используют элегантный риторическую фигуру: союзники и Россия, союзники и Сталин. Отпала необходимость в Красной армии — и пропагандисты исключили Советский Союз из закрытого клуба «союзников». Теперь им стыдно было даже признавать Сталина своим союзником… А он не испугался. Я никогда не был сталинистом, но за это его трудно не уважать.
— Это вторая история. А есть и третья аналогия?
— Она у всех ещё на памяти. По крайней мере, у нашего поколения. Мрачный февраль 1991 года. Вместо предновогодней суеты — тревога и апатия, а нередко — шальные выстрелы в подворотнях больших городов. В это время в Беловежском лесу
