Трудно быть феей. Адская крёстная (СИ) - Россо Ея

Тут луч хрустальный звезды путеводной высветил гору черную возле дуба старого. Дрогнуло сердце девичье, подкосились ноги резвые, душа от предчувствия нехорошего замерла. Кинулась Ася к чудовищу бездыханному, руками белыми обняла, слезами солеными оросила, и зашептала в ухо мохнатое: «Что же ты наделал, любезный друг! За что покинул меня снова, Велес мой славный. Неужто не признал до сих пор свою любушку? Я люблю тебя пуще прежнего! За тобой на землю в облике смертном пришла! Ты встань, пробудись, любимый мой! Я жить без тебя не могу, дышать не умею! Открой глаза свои синие, взгляни на Азовушку!»

Но молчало чудище, не откликался Велес. Вскинула тогда лицо заплаканное к небесам хмурым Азовушка в облике смертной девушки и закричала гневно: «Не жить нам порознь, но и его жизнь не отдам! Мою возьмите, а Велеса верните!» Громыхнул гром, ударила в вековой дуб молния, пала Азовушка замертво на тушу мохнатую, напоследок крепко обняв. Обменяла свою жизнь на жизнь любимого, и жертвой своей сняла заклятье с чудовища.

Очнулся Велес в теле своем, обрадовался: заплаканная Азовушка на груди его богатырской лежит, от слез устала, спит сном беспробудным. Да сколько не будил, так и не добудился. Понял несчастный бог, что натворила любушка. В горе разрушил дворец, дубы-ели повыкорчевывал. Остался один дуб вековой, цепями золотыми обмотанный. Когда успокоился немного, из одного ствола дубового выдолбил гроб просторный. Пухом лебяжьим выстелил, Азовушку туда уложил. Пологом прозрачным, из слёз своих и тумана морского вытканным, укрыл, крышкой стеклянной прикрыл, и на самой макушке дуба вечного цепями намертво примотал.

Перед тем как уйти, скрыл от глаз людских остров Буян на веки вечные. Только голос свой тоскующий в ветвях оставил, чтобы время от времени раздавался он плачем страшным, отпугивая случайных гостей, если захочет кто беспробудный сон Азовушки потревожить.

Напоследок пришла нему Леля, покаялась, повинилась, весть от Рода принесла: не осталась незамеченной средь богов изначальных любовь истинная. Сказано было Слово: отныне и вовеки веков в любые времена и века, в любых обличьях и образах будут встречаться Велес и Азовушка всегда. И во всех назначенных жизнях любить друг друга. Если признают в чужих самих себя.

* * *

Очнулся от сна Сириус перед рассветом, увиденное вспоминая. Пудовые мысли в голове тяжело перекатывались, мешали в деталях вспомнить странное видение. Кто и зачем наслал на него такую явь, волк понять не мог. Отлежавшись, поднялся со скамьи и на улицу вышел. Тут и конь красный подоспел с всадником. Понеслись оба миру возвещать о наступление нового дня. Серый вслед им поглядел, потянулся и отправился по до двору в поисках колодца. Замысловатое сооружение с ведерком расписным нашел быстро. Только вода блестела монеткой малою на самом донышке, до которого цепи прилично не хватало.

Задумался на такой оказией волк, постоял, огляделся, в избу вернулся. В рукомойнике к его удивлению, за занавеской в одном углу спрятанном, оказалась водица свежая. Умылся Сириус, чаю попросил. Невидимый дух самовар на стол выставил, баранок в миску насыпал. Волк поблагодарил за угощение, присел перекусить и думы свои невеселые в порядок привести. А задуматься было над чем.

Волчье чутье поблизости ни ручья, ни родника, ни реки не ощущало. А Чомора сказывала, что Ягиню схоронить могли только в воде, что зеркалом кривым все спрятанное искажает. А её-то и нет, даже в колодце. Сириус чай допил, хозяйке еще раз благодарственное слово молвил, волком оборотился и помчал по лесу в поисках ведуньи.

Рыскал долго, до холма дворцового доходил. К краю леса подбирался. До реки широкой добегал, царство Берендеево опоясывающей после болот непроходимых. Отчего-то назад тянуло. А к концу дня и вовсе слова Чоморы вспомнились: «Дык рядом с избой, не иначе. Далече прятать — связь истлеет. В избе — найдут скоро. Ты вот что… Ты лети туда, крылатый, да пруд али родничок какой поищи недалече. Вода — она лучше землицы прячет. Сквозь воду толково не разглядишь, даже в прозрачном ручье. Все вкривь да вкось видится. На-ко вот тебе, клубочек в помощники».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Обругав себя последними словами за глупость и беспамятство, полетел волк обратно к избе. Аккурат к выходу всадника черного добрался к опушке. Обернулся человеком, внутрь вошел, хотел было клубочек из куртки достать да поиски продолжить, да сморила Сириуса усталость. Так и рухнул он на скамью в одежде и обуви.

* * *

И снился ему богатырь могучий по имени Дон Великий. И жена у его красавица — Ясуня Святогоровна. Долго он её добивался, пришлось битву великую за любушку отстоять. Чуть не погиб в бою ратном, да водица живая и мертвая помогла: соратников оживила.

Как кончились все недоразумения между Доном и родителями Ясуни, так и зажили они душа в душу, в любви и согласии. Только богатырю дома не сидится, все на подвиги тянет. Отправился богатырь по городам и весям себя показать, людей повидать. Долг ли коротко ходил-бродил, но вскоре слава о нем покатилась по землям, приход богатыря опережая.

Стал Дон великим поединщиком, никто его одолеть не мог. Вместе с силушкой богатырской росла гордость и слава у Донушки. Уже и похваляться стал вслух, что в честном бою кого хошь одолеет, пусть даже и бога подземного, и Рода великого. Возгордился так, что люду доброму кланяться перестал, здороваться.

Домой вернулся и жена не той кажется: и не так умна, как он, не так красива. Печаль поселилась доме Дона и Ясуни. Жена все глаза выплакала, мужа ожидаючи. А как вернулся, плакать еще больше стала. Не приголубит, слова доброго не скажет, все коня богатырского холит да лелеет, сбрую начищает, меч натирает. А потом и вовсе на других заглядываться стал, подостойней пару себя выискивая.

Замкнулась, закрылась в себе Ясуня, сердце на замок заперла. Уйти думала, да сумела: душа прикипела к любимому, по живому рвать — с мясом-кровью выдирать. Да и сны снились странные, будто связаны они с Доном силой нерушимою. По утру снова плакала, за глупость себя ругая.

Сила Дона росла, память в нем пробуждалась. И настал день когда осознал он сея полубогом — сыном Рода в очередном воплощение. Уж и человеки славить его стали, подношения нести. Горделивый Дон просьбы не слушал, но покровительство оказывал.

Спускался к нему Семаргал ни раз и не два, увещевал, Слов Рода мудрое передавал: не в ту степь свернул ты, Донушка, вернись в себя, оглянись, с души и помыслов труху скинь. Не услышал Дон. Явья жизнь, похвалы и лесть воском уши богатырю залепили. Возгордился он пуще прежнего, похваляясь силою своей. Мол, настолько могуч я, что нет мне равных ни на землею ни на небесах. От того Род боится, что супротив него пойду да самым главным в Прави стану. И жену, ни друзей, ни волков небесных — посланников — никого не слышал Дон. Вызвал Рода-отца на поединок.

Вместо Рода явился на бой Денница в облике вепря дикого огромного. Сошлись богатыри в схватке жестокой. Ударил кабан небесный Дона в бок и хлынула кровь из него струей мощной. Кинулась к мужу Ясуня, рану ладошками зажимая, пощадить любимого землю-матушку умоляя. Услышала ее земля, приняла в себя кровь богатырскую и потекла по лугам и степям река полноводная, Доном Великим людьми её опосля прозвали.

Стоя на пороге смерти уразумел Дон то, что поведать ему пытались и о чем сердце шептало ночами темными во снах глубоких. Признал он в Ясуне жену свою любимую, Азовушку. Да только поздно. Путь его в Яви окончен был.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

От горя Ясуня Святогоровна сердце из груди свое вырвала, в сундук заперла в речных водах утопила. И ушла за Край вслед за любимым. Так и ходит отныне и до века между мирами, сердце свое отыскать пытается. Кому поможет, кого накажет по справедливости.

Очнулся волк от боли в боку. Рукой тронул и поморщился. Кое-как со скамьи поднялся, свечу зажег и остолбенел: рубаха на боку намокла, рука кровью выпачкана оказалась. Ругнувшись вполголоса, рану зажав, Сириус полез был в мешок походный. Но пока одной рукой склянки лечебные доставал да разворачивал, из кожаной сумки, под ладонью хлюпать перестало и боль ушла. Удивленный волк рубаху задрал, рану оглядел и ничего кроме подтеков на теле не обнаружил.