Трудно быть феей. Адская крёстная (СИ) - Россо Ея

Феврония осторожно иглу с ниткой, узелком завязанной вытащила, паука призвала, указания дала и в покои к Бабаю Кузьмичу отправила. Сама же принадлежности колдовские спрятала и к крестнице отправилась.

Зинаида обнаружилась в покоях мужа любимого. Ждан крепко спал, улыбался во сне, шептал что-то неразборчиво время от времени. Как царица не прислушивалась, слов разобрать не могла.

— Крестная, — выдохнула, руки заламывая, царица молодая. — Утро уже, пора подниматься. Бояре царя ждут. Бабая Кузьмича еле спровадила, велев не тревожить нас пару часов. Что делать?

— Спит, говоришь? — поближе подходя и Ждана разглядывая, протянула Феврония. — Спит — это хорошо.

— Но как же… Ведь не сразу… Да и я не ведаю, получилось с одного раза дитя понести или нет. Рано еще… — жалобно сморщив нос, всхлипнула Зинаида. — Да и… передумала я… Лю — у-у-блю я его-о-о-о… — слезы из глаз девичьих брызнули и потекли по щечкам бледным.

— Люби, кто ж тебе не дает, — хмыкнула Феврония, веко Ждану оттягивая, в глаза заглядывая. — Поздно, голуба моя, назад колдовство не повернешь. Откатом так шибанет, мало не покажется. Осталось расчесочкой по волосам провести, да булавочку в темечко воткнуть. И будет муж при тебе, да не с тобой. Но зато послушный и влюбленный. А захочешь, и вовсе сном беспробудным уснет, под ногами мешаться не будет. И станешь ты править одна, без оглядки на мужа и свиту его царскую.

Крёстная фея, довольная увиденным в глазах ждановских, в кресле расположилась, кофеёчка в чашку фарфоровую себе плеснула и с улыбкой наблюдала, как мечется по спальне крестница, руки заламывая и причитая.

Царица Зинаида мужа своего любила давно, глубоко и страстно. Еще девочкой Синди влюбилась в принца заморского. Как увидела Ждана на королевском приеме в честь дня рождения государя покойного, Беспардона Долдоновича, так и глаз отвести не смогла. Запал он ей в сердце, душу околдовал, разум пленил. Ох, и ревновала тогда Зина сестриц сводных, кои три праздничных вечера вокруг наследника хороводы водили, в сети заманить старались. Поговаривали, юбилей царский — предлог, на самом деле царь сыну невесту приглядывал.

Не срослось тогда у девиц-красавиц, никому особо принц не благоволил, внимания не оказывал. В облаках все витал, о чем-то другом думал. Случайно Зинаида прознала: как вернулся Ждан из Вечного леса, так ни на кого и не смотрит. Все феей бредит, невестой своей называет. Закручинилась, запечалилась в ту пору Синди, но обрадовалась про себя: не верила, что государь разрешит сыну на волшебнице навьей женится. А раз царевич никого на балу избранницей своей не назвал, надежда у нее есть.

Убедила себя девица: на следующий год уж и постарше она будет, да и сестрицы замуж выйдут, разъедутся, мешать не будут, тогда, глядишь, и обратит на неё внимание возлюбленный. А спустя полгода, как узнала, что Ждан в Вечный лес подался, да против воли отца-батюшки на королеве фей женился, слегла Зинаида от болезни неведомой. Замолчала, улыбаться перестала, есть отказывалась.

Врачи-лекари рукам разводили, помочь ничем не могли. Батюшка извелся весь, пытаясь дочку любимую на ноги поставить, причину её тоски-печали выяснить. Тут-то мачеха и вспомнила про фею-крёстную. И понеслось.

Феврония быстро крестницу на ноги поставила, а потом и замуж за Ждана сосватала. А как колечко обручальное молодая царица на палец получила, да трезвым взглядом жены неопытной на мужа взглянула, тут-то осознание обухом по темечку её и шарахнуло. Крути-колдуй, а даже зачарованный вещью навьей, магией чужеродной, сохнет Ждан по Амбрелле. Как память и сознание отключаются, так только про Эллочку и думает, по имени вслух зовёт. Когда же на пиру свадебном супруг чудить начал, к Вечном лесу сбежал, крёстная носом Зинаиду в выбор и ткнула.

Либо смириться и жить нелюбимой женой с любимым, либо поверить Февронии, царя к рукам прибрать, приворот на себя сделать, и царством-государством управлять единолично. Муж при ней игрушкой-болванчиком станет. Любить-баловать, на руках носить будет. Опять же детки пойдут, наследнички молодые, только тогда, когда царице захочется. К тому времени Зинаида, если не оплошает, власть в руках крепко держать станет, в кулачке придворных сожмет, пальчиком наманикюренным особо ретивых придержит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Хватит! — рявкнула Феврония, устав от плача женского. — Не ты ли пришла ко мне с просьбой принца в тебя влюбить, чтоб женился?

— Ты обещала, что любить будет… — утирая слезы, простонала царица. — А он…

— А он все еще Эллочку любит, да только о том не ведает, — довольным голосом подхватила фея-крестная. — Зато ты — царица, и он с тобой. Амбрелла — крыльев лишилась, силу за любовь отдала. Нынче и вовсе без души-сердца осталась. Еще немного и будет у тебя в подручных ходить, приказы исполняя.

— Как так? — Зинаида глаза удивленно распахнула, про грусть-печаль моментально позабыв.

— А вот так, — довольно улыбнулась Феврония, глядя, как крестница моментально грусть-печаль позабыла, предвкушая момент, когда соперница на глазах у мужа будет её прихоти исполнять. А уж Зинаида сумеет устроить Амбрелле «веселую» жизнь. Зря что ли мачеха с сестрами над неё столько лет измывались, помыкали, ровней себе не считали.

— А вот так, — темная фея плеснула себе кофе, отпила и повторила. — Да, вот так. Все проще простого. Зеркало морочье дело свое сделало, обратило королеву в ледяную ведьму. Нет теперь у Эллочки не души, не сердца. Один холод внутри и равнодушие. Осталось узелки завязать на нитях морозных и все, играй снежной бабой как хочешь, приказывай, что душа желает. Обидчиков накажет: заморозит, душу отберет.

— Я-то думала… — капризно протянула Зинаида.

— Неправильно думала! — отрезала Феврония. — Хотела, чтобы соперница тебе кофей в постель приносила? И где вас только таких воспитывают, глупых. Недальновидных! Зачем тебе кофе, когда с такой армией снегострахов можно мир захватить, владычицей единоличной стать. На крайний случай — данью ближайшие государтва обложить, — заметив, что крестница мировым господством не впечатлилась, кинула другую денежную «косточку» темная фея.

— Зачем мне господство! Я любви хочу! — захныкала царица, глянув на мужа спящего. — Его любви хочу! Навсегда! И чтоб выкинул Амбреллу из головы, — Зинаида ножкой топнула.

— Сундуки магией наполним и будет нам счастье: свои ресурсы тратить нужды нет. Колдуй — не хочу, — продолжила Феврония, не обращая внимания на истерику девичью.

— Сундуки? Золотом? Это хорошо… — раздался вдруг с кровати хриплый ото сна голос Ждана. — Зина, подай водички… — царь закашлялся и попытался приподнялся с подушек.

Царица испуганно засуетилась, воды дрожащими руками в хрустальный фужер налила мужу подала и замерла подле него испуганной ланью, глазами в сторону крёстной зыркая и понять пытаясь, что муж услышать успел.

Муж воды выпил, на подушки откинулся и глаза прикрыл, улыбнулся, когда царица его за руку взяла нежно двумя ладошками, на краешек кровати присела.

— Посплю еще, Эллочка, а потом поедем кататься на единорогах с тобой… — прошептал Ждан ласково и отключился.

Феврония довольно хмыкнула, глядя как исказилось от боли лицо Зинаиды. Царица поднялась, руки бледные в кулачки сжимая. Долго над Жданом стояла, лицо красивое разглядывая. Губы кусала, мучилась, решение принимая. Затем решительно ящичек комода выдвинула, схватила гребень волшебный, приподняла голову царскую, расчесывать принялась. Скользнула неслышно к ложу царскому темная фея, дождалась, когда крестница кудри ждановские в порядок приведет красиво на подушке разложит и протянула руку с булавкой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Не колеблясь более схватила Зинаида иголку в виде змейки, струной вытянувшейся, задержала в руках на секундочку, в лицо Ждана пристально вглядываясь. Царь во сне нежно улыбнулся и что-то неслышно прошептал. Царица судорожно вздохнула и со всего размаха всадила волшебную иголку в родничок-темечко. За спиной фея-крёстная довольным голосом слова заговора произнесла:

«Слезы девичьи на иглу капаю,