Охота на сопках Маньчжурии - Владислав Юрьевич Морозов

из великих князей, – тут бы я такого наворотил! Дарт Вейдер нервно перекуривал бы в сторонке… А тут, увы, придётся заходить чуть ли не с самого низового уровня. И никто не знает, дойдёт ли моя информация до самого верха…

Но, по-моему, игра всё-таки стоила свеч. Будем считать, что тёмную сторону тоже не надо недооценивать, она и сама может кино снять. Бюджет поменьше, но спецэффекты те же самые. Такие, что никому не понравится.

Думаю, Бог простит, а вот лейтенант российского флота Зиновьев потом вполне может запросто проклясть меня, грешного. Хотя бы за то, что я решил посвятить именно его в разные страшные тайны, и сотой доли которых не должен знать ни один здешний «абориген», заодно превратив бедного офицера в «ходатая по поводу будущего империи». А ведь его запросто могут объявить банальным сумасшедшим…

Хотя, с другой стороны, выбора у меня всё равно не было, да и, в конце концов, где-то он и сам был виноват. Вот не припёрся бы тогда к Майскому поглазеть на меня и не пустил бы переночевать – глядишь, на его месте мог оказаться кто-то другой. А теперь по-любому поздняк метаться…

– Ну хорошо, – сказал я, прерывая затянувшуюся паузу. – Только тогда вот ещё какой нюанс, господин лейтенант. Так уж вышло, что в ходе своих кратких и незапланированных встреч со всеми этими шпионами и их «помощничками» я совершенно неожиданно узнал много интересного. Я бы даже сказал – слишком много. И самое удивительное, что это касается не только дальнейшей обороны Порт-Артура, но и Второй Тихоокеанской эскадры. А поскольку я действительно не знаю, чем может закончиться мой сегодняшний визит в чёртову бухту в устье Лунхэ, перед уходом на эту встречу я попытаюсь изложить всё, что успел узнать от вражеских агентов, на бумаге. Конверт будет лежать вот на этом самом столе. И, если я не вернусь к утру или будет сообщено о моей гибели, дайте слово офицера, что хотя бы попробуете довести всё, что будет изложено в моём послании, до ваших начальников. Как минимум напишите, как говорят русские моряки, «рапорты» от своего имени, адресовав их прямиком командиру порта контр-адмиралу Григоровичу и исполняющему обязанности главкома Первой Тихоокеанской эскадры контр-адмиралу князю Ухтомскому. Можете продублировать эти докладные и представителям сухопутного командования, но это уже всецело на ваше усмотрение. Вот только моё имя в этом случае прошу нигде не упоминать, поскольку уж оно-то точно не будет способствовать повышению начальственного доверия к подобной информации. Ведь я для здешних генералов и адмиралов не авторитет, а скорее совсем даже наоборот. И помните: от ваших дальнейших действий может зависеть очень многое. Так даёте слово?

– Да, слово офицера, – сказал Зиновьев, по лицу которого было видно, что в лейтенантской голове творится изрядный сумбур.

– Слушайте, мсье Рейфорт, а кто вы тогда такой на самом деле? – неожиданно выдал он. Видимо, это был наиболее мучивший его вопрос.

– Увы, господин лейтенант, я действительно всего лишь иностранный журналист, который неожиданно для самого себя оказался не в том месте и не в то время, – усмехнулся я на это. – Считайте, что я здесь всего лишь детектив-любитель вроде Шерлока Холмса и просто люблю распутывать всякие загадки и тайны…

Ничего больше Зиновьев почему-то не спросил, хотя было понятно, что не слишком-то он мне поверил. Интересно, за кого он меня теперь считал? Последнего романтика? Шпиона? Дружественного контрразведчика? Марсианина в резиновом скафандре? Да и хрен с ним. Пусть думает что хочет…

– Так мы договорились? – уточнил я, завершая этот разговор. – И пожалуйста, до утра ведите себя как можно естественнее, не делайте никаких резких движений…

Зиновьев молча кивнул. Закончив трапезу на этой странно-возвышенной ноте, мы попили чая с булками. Чай был хороший, китайский, булки – практически домашние и очень вкусные, но при всём при этом задумчивый господин лейтенант выглядел трагично, словно накушался говна. Слишком уж много на него за считаные минуты свалилось разных загадок и непоняток. Было видно, что он явно хочет спросить что-то ещё, но, надо отдать ему должное, всё-таки сдержался…

В общем, сразу после обеда Зиновьев опять отправился на службу, строго-настрого предупредив своего Петьку насчёт того, чтобы денщик ни в коем случае не трогал бумаги, которые будут лежать на этом столе, и что этим вечером «скорее всего, задержится» и может вернуться поздно.

Если он вознамерился в своей привычной манере поиграть в картишки в привычной тёплой компании – замечательно. По крайней мере, отвлечётся на какое-то время и не будет делать глупостей до утра. Тем более что, как я уже убедился, здешние генералы ночью всё-таки предпочитают не размышлять о грядущих битвах, а дрыхнуть.

Далее я наблюдал, как лейтенант достаёт из глубин комодного ящика короткоствольный револьверчик буржуазной марки «Веблей» № 2, он же «Бульдог», и трясущимися, явно с непривычки, руками пихает в гнёзда его барабана толстые маслянисто-жёлтые патроны из картонной пачки с фирмовым клеймом. Интересно, откуда у него такой дикий и явно не табельный шпалер? Небось ещё гардемарином прикупил на сэкономленные на завтраках карманные деньги…

Засунув снаряжённый «Бульдог» в карман своих чёрных форменных брюк, Зиновьев, видимо, счёл себя готовым к любым сюрпризам вплоть до абордажной схватки, застегнул китель, водрузил на голову фуражку и, пожелав мне удачи, вышел на крыльцо. Судя по данным ИКНС, давешний топотун во всё той же неторопливой манере двинулся за ним.

Здраво предположив, что, если этой ночью всё пройдёт как нужно, ваш покорный слуга действительно может больше сюда никогда не вернуться, первым делом я выгрузил из своего походного ранца обе ещё оставшиеся в наличии бутылки коньяка Martell плюс сигары и так, чтобы не увидел денщик, засунул их в тот ящик комода, откуда лейтенант брал револьверные патроны. Так сказать, прощальный гостинец, пусть гостеприимный и толком так ничего и не узнавший про меня (и слава богу!) Зиновьев выпьет и выкурит их за помин моей здешней «души», если я не вернусь. В ранце, таким образом, осталась всякая не слишком важная мелочь вроде пистолетных патронов, а также письменных и туалетных принадлежностей, но лучше было взять его с собой, дабы не давать никому поводов для ненужных догадок и подозрений.

Пополнив на всякий случай обойму «Маузера» (для меня этот ствол пока имел чисто декоративное значение, но суровая жизнь неизменно учит, что, коли уж ты оказался там, где стреляют, любое оружие нужно держать готовым к бою, причём всегда), я наконец засел за убойно-компроматную писанину. Благо какое-то время на это у меня было. В соответствии со своей журналистской