Совсем как ты - Ник Хорнби

начала девяностых. Некая киностудия заинтересовалась экранизацией одного из моих романов, Гиннесу отправили синопсис – тогда мы и встретились, может, раза два.

– Вы писатель? Я читала ваши книги? – спросила Дейзи.

– Мы с вами не так близко знакомы, – лебезил Майкл. – Все зависит от того, как много вы читаете.

– Вы же Майкл Марвуд? – уточнила Дейзи, чуть не визжа от восторга.

– Отлучусь кой-куда, – раздался голос Люси, которая, отойдя, нашла для себя собеседников в другой комнате.

Неужели это ее компания? Помимо писателей, телевизионщиков-документалистов, графдизайнеров и друзей Алека Гиннеса, там присутствовали издатели и независимые кинопродюсеры, психологи и университетские преподаватели, театральные критики и радиоведущие. Супружеская пара, открывшая сырную лавку, импортер вина и директор школы. Со знакомыми она неукоснительно перекидывалась парой фраз о референдуме – избежать этой темы было невозможно. Осведомленность о доводах другого лагеря – она упоминала однофунтовые дома и папашу Джозефа – делала ее, хоть и временно, своего рода экспертом в плане того, чем руководствовались остальные пятьдесят два процента. В общем и целом все разговоры сводились к одному и тому же: кругом обман, страхи, тупость и расизм. Спор был проигран, но они проигрывать не привыкли. А потому рвали и метали.

По дороге домой Люси получила сообщение от Майкла: Прости, что не попрощался. У меня будет еще один шанс?

– Как у вас прошло?

– Да нормально, – ответил Джозеф, не отрываясь от телевизора. Люси так хотелось сесть рядом, чмокнуть его в щеку, а может, и приобнять, но Джозеф был как будто сам не свой.

– Чайку попьем?

– Пойду я, наверно. Тяжелая выдалась неделя.

– Отголоски вчерашней вечеринки?

– Редко стал по пятницам выбираться.

– Да и вообще редко стал выбираться.

– Ага.

Люси сидела в кресле под прямым углом к нему. Теперь они оба уставились в телевизор.

– Скучаешь по ним? По своим братушкам?

Он рассмеялся:

– Откуда ты знаешь про братушек?

– Ну, про братушек я слышу каждый день с утра до вечера. Они ведь не связаны с пением, да?

– С пением?

– Помнишь, как я ляпнула, что у тебя наверняка есть знакомые, которые поют.

– Да нет, свои братушки есть у всех. Только называют их по-разному. А у меня почему-то нету. Ну почти. А у тебя?

– Сегодняшний вечер я провела, как мне думалось, со своими братушками, но там мне было не по себе. Так что теперь даже не знаю.

– Вчера кое с кем познакомился.

– Так-так.

– В смысле, ничего серьезного. Может, сходим куда-нибудь.

– Ладно, учту.

Он перевел на нее взгляд.

– Что? – спросила она.

– Не знаю.

– Рассчитывал услышать длинную тираду?

– Наверное. Думал, вдруг ты рассердишься.

– Да как я могу сердиться? У нас с тобой все было чудесно, однако я предвидела такой разговор.

Ее так и подмывало выключить телевизор и поставить какую-нибудь музыку – тихую, мелодичную, печальную и глубокую. Что в таких ситуациях слушает молодежь? У них не котируются Кей-Ди Лэнг, Нина Симон, Леонард Коэн. Им подавай чил-аут. Они привыкли чилить. Вероятно, тихая, глубокая печаль нынче не ценится. Вероятно, им без нее лучше. Люси не стала выключать трансляцию бокса.

– Как ты могла это предвидеть?

– Не скажу, что у меня возникали какие-то подозрения. Но для нас обоих эта история была вставной конструкцией, парентезой.

– Ах парентезой.

– Ой, извини. Дурацкая привычка выражаться по-учительски.

– В том-то и проблема.

– Ничего подобного, – возразила Люси. – Ты заблуждаешься. Не было никогда такой проблемы. Нет ее и сейчас.

Все эти вопросы, если она верно расценила его интонацию, следовало проговорить с самого начала, а не откладывать до последнего. Ну, может, не в первую же ночь, когда стиль ее разговора был далек от учительского. Однако Люси даже в голову не приходило, что из-за этой неуверенности Джозефа их отношения стали хрупкими, словно комнатные цветы, не способные выжить в дикой природе. А теперь, когда было уже слишком поздно, она без умолку молола языком, будто хотела перечеркнуть его сомнения и претензии. На самом деле такого желания у нее не было. Просто время пришло.

– Я о том, что и тебя, и меня как бы взяли в скобки.

– Ага. Точнее не скажешь. Про нас обоих.

– Естественно, про нас обоих. Я полностью включалась в эти отношения, – сказала Люси.

– Думаю… ты тоже кого-нибудь встретишь.

– Конечно.

Конечно встретит, рано или поздно. За каким-нибудь поворотом будет поджидать некий владелец сыроварни или адвокат-правозащитник. Джозеф внушил ей надежду, что она не всегда будет одинока.

– У меня только два вопроса, – сказала Люси.

– Давай.

– Во-первых, ты когда-нибудь вспоминал тот вечер, когда мы собирались играть в нарды?

Во взгляде Джозефа читалось замешательство.

– Нет. С какой стати? А ты?

– Я – да, пару раз вспоминала. Все думала, не оттуда ли ниточка тянется?

– Вряд ли. Думаешь, меня выбесил неполный комплект?

Она рассмеялась:

– Ладно. Тогда проехали.

– Проехали.

– И во-вторых: на тебя можно рассчитывать в плане присмотра за детьми? Они не переживут разлуки.

– Да и я к ним прикипел, – сказал Джозеф. – И к их маме.

– Приятно слышать. Нам без тебя тоже никак. Остается придумать, куда мне уходить из дома.

Ни один из них, Люси это подметила, не произнес: «Я тебя люблю», но все же каждый дал понять другому, что тот любим. Если уж расставаться, то на этой ноте.

10

В августе Ханна предложила Джозефу съездить куда-нибудь на пару деньков, чтобы лето не прошло совсем уж впустую. Оба вкалывали: Джозеф по обыкновению мотался с места на место, а Ханна работала на полную катушку в одном из стейк-ресторанов Сити. Неделя выдалась жаркой, и они валялись нагишом на кровати Джозефа, слушая через открытое окно доносившуюся с улицы музыку.

– И куда ты хочешь поехать? – спросил Джозеф.

– Куда-нибудь к морю.

– Здесь, в Британии?

– Конкретно – в Англии. Махнуть, к примеру, в Брайтон или еще куда-нибудь. В Сассекс. Или в Дорсет.

– В Дорсет. Хм.

– Чем тебе не нравится Дорсет?

– Дорсет – нормальное место. Кстати, меня уже туда зазывали.

– Серьезно? Я бы поехала. Родные места Гарди как-никак.

– Мне это ни о чем не говорит.

– Ну, Томас Гарди? Писатель?

– Впервые слышу.

– О боги.

Она расхохоталась, но Джозеф понимал, что в данный момент сам роет себе могилу. А разве у него есть выбор?

– «Джуд Незаметный», «Тэсс из рода д’Эрбервиллей». Гарди много писал о Дорсете. Короче. Охотно смотаюсь туда на пару деньков. К тому же я в тех краях еще не бывала.

– Можно, пожалуй, но…

– Но меня туда не зовут?

– Вот именно что зовут. Конкретно тебя.

– И кто же?

– Помнишь Люси, у которой двое мальчишек? Они там отдыхают.

Ханна знала, что Джозеф дружен с Люси и ее сыновьями, но не знала, какие отношения связывают Джозефа и Люси, а он не спешил ее просветить.

– И что же, она спрашивала, не хочу ли я приехать?

– Ага.

– Так в чем проблема?

– Ты понимаешь, что там будут дети?

– Я люблю детей.

– И еще я не уверен, что вы с ней найдете общий язык.

– А чем она плоха?

– Да ничем. Она душевная.

У Ханны вырвался смешок притворного возмущения.

– Так-так. Значит, это я чем-то плоха?

– Если я сомневаюсь, найдете ли вы общий язык, это вовсе не значит, что одна из вас плоха.

– А