Совсем как ты - Ник Хорнби

вдруг потянуло к любительницам чтения? Во время разговора он задавал вопросы, внимательно слушал, но ни разу не упомянул ни мясную лавку, ни культурно-спортивный центр (ни Люси), зато неожиданно для себя предложил ей пойти куда-нибудь посидеть. И почти сразу ему прилетело от Джез: та, как будто предчувствуя такое развитие событий, без обиняков выложила ему все, что думает про них с Ханной, а перед тем без обиняков наговорила о нем гадостей Ханне.

А £Мэн, кстати, отжег классно.

Субботним утром очередь к магазину вела себя непривычно: более шумно и оживленно. Покупатели оборачивались к тем, кто стоял позади, и обращались к стоящим впереди; беседы перетекали в торговый зал. Отпуск товара задерживался: прежде чем озвучить заказ, каждый хотел закончить фразу и высказать свои соображения. Окажись Джозеф за прилавком впервые, он бы решил, что у дверей высадили группу приезжих из глухой деревни, которых за каким-то лешим понесло к мясным прилавкам. С прошлой субботы страна успела проголосовать за выход из ЕС, а премьер-министр заявил о своей отставке – чем не веские причины для повышения децибелов субботнего утра. Среди «приезжих» затесалась и Люси. Он засек ее сквозь витрину за разговором через плечо с покупателем, стоявшим за ней, а когда она вошла в магазин, Джозеф попытался выловить ее голос из общего хора.

– Не понимаю. Что толку подавать петицию, если мы уже проголосовали?

Она приветствовала Джозефа улыбкой, и он улыбнулся в ответ.

– На сегодняшний день собрано восемьсот тысяч подписей.

– А сколько голосов было отдано за выход? Семнадцать миллионов?

– Около того.

– Вот пусть дойдет до семнадцати миллионов, тогда и я поставлю свою подпись.

– Если бы все рассуждали сходным образом, мы бы ничего не добились.

– Большинство рассуждает сходным образом, потому-то у вас и набралось еле-еле восемьсот тысяч подписей.

– Это только за сутки.

– Доброе утро. Четыре стейка, пожалуйста.

Люси оказалась у прилавка Кэсс. А Джозеф гадал, не для него ли предназначен четвертый стейк.

– Значит, вы собираетесь сидеть сложа руки?

– Мне, пожалуй, осталось только сокрушаться.

– Доброе утро.

Джозеф взял на себя следующего покупателя – в последнее время он предпочитал иметь дело с мужчинами. С тех пор как они с Люси начали спать вместе, он обслуживал ее всего один раз; ощущение у обоих было своеобразное, они еле сдерживались, чтобы не разразиться хохотом. Как будто на нем была шляпа с надписью «Я трахнул Люси».

– Слушаю вас.

– Дюжину безглютеновых сарделек, пожалуйста.

– Двадцать фунтов сорок пенсов, – раздался голос Кэсс.

– И еще будьте добры – рагу из баранины. Мое мнение не совпадает с мнением большинства. Что тут скажешь? Что напрасно они так поступили? Но ведь нас ждет полная катастрофа. Это какое-то безумие.

– Что-нибудь еще?

– Еще, пожалуйста, маринованных куриных шашлычков. Штучек шесть, наверное? Да. Шесть.

– Устраиваете сегодня барбекю?

– Видимо, завтра к вечеру. Если погода не подведет.

Джозеф размышлял, не предложит ли ему этот человек подписать петицию. Скорее, нет. Ведь в очереди все были из одного теста. А за прилавком – из другого, если не считать студентки университета, Кэсс.

– А вы подписали? – обратился к ней тот самый покупатель.

Ничего себе, подумал Джозеф. Офигеть.

Позже он сообразил, что вопрос был задан просто в знак уважения или как-то так. Тот субъект знал, кто такая Кэсс и что собой представляет, но даже предположить не мог, кто и что есть Джозеф. На самом деле Джозеф был только рад остаться без внимания. Ну что мог ответить человек, проголосовавший за оба варианта? Видимо, «И да, и нет».

– Да, – ответила Кэсс. – Конечно. Только сама не знаю, какой от этого прок.

А что, собственно, подвигло этого агитатора обратиться именно к ней? Ее акцент? Брови? Крохотная татуировка на руке? Во многих отношениях, думалось Джозефу, этот мужичок имеет с ним не меньше общего, чем с Кэсс. Во время последнего чемпионата мира они перекидывались репликами о футболе; сын этого дядьки играл в том же клубе, где подрабатывал тренером Джозеф. Но выходит, было в Кэсс нечто такое, отчего этот петиционер узрел в ней единомышленницу, пусть даже в одном этом вопросе. И не ошибся. А Джозефа-то как это касалось? Вообще-то, напрямую, ответил он сам себе. Неприятные ему типы никогда не звали его на тусовку, где ему неприятно было бы оказаться. Но отсутствие приглашения все равно задевало.

В такси, по дороге в гости, у Люси защемило в груди, но она не знала, как побороть это напряжение. Такое чувство способен вызвать старый фотоальбом, последний день сказочного отпуска или быстротечный миг материнства, когда твой ребенок совершает нечто такое, чему – вне всякого сомнения – больше не бывать, по крайней мере в такой форме, и потому тебе хочется остановить время. Или, например, переезд на новое место и расставание с тем домом, где тебе сопутствовало счастье. Конечно, это ее дом, и, конечно, через пару часов она вернется, но тот дом, куда ее примчит «Убер», станет для нее совершенно другим. В собственном доме ей сопутствовало счастье, потом – сплошное горе, а теперь, с появлением Джозефа, она вновь стала счастливой. Но этот период, по ее мысли, близился к завершению. Когда она вернется, он встретит ее на пороге как образцовый бебиситтер. Вполне вероятно, что они даже лягут в постель. Но все лучшее угасало нежно и грустно, и эта грусть – как в конце фильма – была неслучайной и неизбежной.

Хотя они даже не касались этого вопроса. Джозеф, как обычно, пришел после работы; она зажарила стейки на гриле, который специально разогрела за час до его появления, чтобы им всем вместе поесть перед ее уходом, после чего он остался с мальчиками играть в «ФИФА». Так что никакого разговора, никакого решения не было. Обо всем сказали жесты и позы, безответные реплики и слегка чопорная вежливость, несвойственная их общению. Откуда что взялось? С уверенностью она могла утверждать только одно: это как-то связано с событиями той недели. Вчера ему хотелось провести вечер с теми, кто не станет совать нос в его личную жизнь. А ей сегодня хотелось пообщаться с теми, кого волнует ее личная жизнь. Наверное, их все же не разделяла пропасть, подобная той, что расколола страну. Но тем не менее что-то развело их в противоположные стороны.

В гостях ей первым делом пришло в голову, что она просто засиделась в четырех стенах и соскучилась по приятному обществу. У нее создалась иллюзия, будто дом, дети и Джозеф подпитывают ее всеми необходимыми жизненными соками, но она, конечно, заблуждалась. Такой рацион не мог считаться здоровым. Порой она в одиночку выбиралась в кино; даже там ей было приятно оказаться среди родственных душ, которые выбирают те же фильмы. Иногда без этого никак.

Первым, кого она увидела, оказался Майкл Марвуд.

– Привет.

Он