Эоловы арфы - Владимир Бушин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Доктор Маркс, а вы, лично вы, и господин Энгельс что намерены делать сейчас, в эти тревожные дни?
Маркс не успел открыть рта, как Вейдемейер выпалил:
- Они едут туда, где восстание. Энгельс уже принял участие в эльберфельдском восстании, и не его вина, что он не смог остаться там до конца. А теперь - Баден и Пфальц! Борьба против пруссаков и баварцев, соединившихся в едином союзе.
Энгельс движением руки остановил Вейдемейера и сказал:
- Да, господа, мы направляемся туда, чтобы разделить с восставшими их участь. У нас, как и у всех членов Союза коммунистов, слово не расходится с делом. Мы надеемся быть полезными там.
- А мы надеемся быть полезными здесь, - решительно сказал Циц, вставая. Встали и все остальные депутаты, кроме Трюцшлера. Маркс тоже встал. Он сделал два шага вперед, помолчал и решил бросить уже самый последний свой аргумент:
- Господин Циц, а вы не подумали о том, что ведь может случиться так, что баденские и пфальцские повстанческие армии явятся сюда, во Франкфурт, безо всякого зова, сами? Вы будете поставлены перед фактом. Какую тогда вы займете позицию? Что станете делать? И это может случиться буквально в ближайшие дни.
- Доктор Маркс, вы напомнили мне сейчас другого доктора - врача Франсуа Распайля. - Циц вкусно пожевал своими полными губами. - В прошлом году он потребовал от Временного правительства Франции немедленного провозглашения республики, пригрозив, что в противном случае через два часа он явится во главе двухсот тысяч демонстрантов.
- И он явился бы! - стукнул ладонью по столу Энгельс.
- Да, вероятно, - спокойно согласился Циц. - Именно поэтому его требование было выполнено досрочно. Это произошло двадцать пятого февраля. Но, господа, вы все помните, что случилось в середине мая, ровно год назад. Распайль и кое-кто еще оказались в тюрьме. Увы, это факт, которого невозможно отрицать...
- Ну, ну, господин Циц, - мрачновато усмехнулся Маркс, - смотрите, не ошибиться бы вам с вашими аналогиями и сравнениями. В области истории они всегда сомнительны.
Циц не хотел продолжать разговор, опасаясь его новых рискованных поворотов. Дабы хоть что-то произнести, он переспросил:
- Итак, вы едете туда, где восстание?
- Да! - резко ответил Энгельс, тоже вставая.
- Конечно, теперь, когда "Новая Рейнская газета" закрыта... - начал было Шлёффель.
Трюцшлер вскочил:
- Как вы смеете! Вы хотите сказать, что люди едут в район восстания только потому, что им больше нечего делать? Для развлечения? Для забавы?
- Господа, господа! - Маркс поднялся и примиряюще простер руки. Он еще надеялся если не сейчас, то хотя бы потом, позже все-таки извлечь некоторую пользу из левых депутатов, если, конечно, в скором времени Национальное собрание не будет разогнано. - Зачем такие страсти? Мы откровенно говорили, мы выяснили позиции, и уже в этом есть немалый смысл. Может быть, события ближайших дней еще заставят вас подумать о том, что мы тут вам говорили.
Начали раскланиваться. Прощание получилось сдержанным, даже холодным, даже неприязненным, несмотря на улыбки с обеих сторон.
Последним уходил Трюцшлер. В дверях он сказал:
- Господа, я был бы счастлив поехать с вами. Если найдете возможным взять меня, пожалуйста, сообщите.
- Благодарим вас за честный порыв, - дружески улыбнулся Маркс, - но в наши расчеты не входит увеличивать состав нашего легиона, - он шутливо ударил ладонью по груди себя и Энгельса. - Мы должны быть достаточно мобильны и оперативны.
- Шаль, - покачал головой Трюцшлер. - Во всяком случае, помните, что я всегда готов прийти вам на помощь.
- Спасибо.
Оставшись одни, все трое некоторое время молчали: Маркс и Энгельс ходили из угла в угол, Вейдемейер сидел за столиком. Вдруг Энгельс ударил кулаком в ладонь:
- Ах, как мне хотелось хоть кому-нибудь из них набить физиономию! Больше всех Цицу, конечно.
Маркс засмеялся:
- А меня, представь себе, больше всех злил почему-то Людвиг Симон, хотя он молчал, как рыба.
- Почему-то! - воскликнул Вейдемейер. - Ясно почему: он же, как и Целль, твой земляк - из Трира.
- Но я же этого не знал!
- Мало ли что! Видно, чувствовал.
- Боже мой, какое богатое разнообразие политических типов дал миру наш тихий славный Трир!
С кофейником и чашечками на подносе вошла Луиза.
- Господа, подкрепитесь.
- Очень кстати! - радостно потер руки Энгельс.
Все снова уселись за столик, взяли чашечки.
- Да, - задумчиво сказал Маркс, делая глоток, - следует со всей прямотой признать полный провал нашей миссии.
- А вежливости-то, вежливости-то сколько было потрачено! - вздохнул Энгельс.
- Ну, с твоей стороны особых затрат, кажется, не было, - улыбнулся Вейдемейер.
- Вот именно "кажется"! - подхватил Маркс. - Ты плохо знаешь Фридриха, и тебе трудно понять, сколько усилий стоило ему говорить с ними по-человечески.
- Иосиф, - вдруг переменил тему разговора Энгельс, - мне показалось, что скоро ты станешь счастливым отцом. Или я ошибаюсь?
- Нет, ты не ошибаешься.
- Ты подумай, Карл, что творится на белом свете! Кругом восстания, революции, Европа горит, а наши друзья обзаводятся потомством: ждет ребенка Даниельс, ждет Иосиф... Да ведь и ты тоже!
- Мне это нравится, - засмеялся Маркс. - Значит, коммунисты уверены в будущем.
- Молодцы! - Энгельс вскинул вверх чашечку, словно она была с вином.
- Как решили назвать? - спросил Маркс.
- Если мальчик, - счастливо улыбнулся Вейдемейер, - Отто, в честь шурина.
- Но он же насквозь пропитан мелкобуржуазно-утопической чепухой, и работать тебе с ним в газете трудно. - Энгельс поставил чашечку с легким стуком на стол. - В честь такого человека?
- Что делать! Жена настаивает, она любит брата.
- Конечно, с этим нельзя не считаться, - сказал Маркс. - Ну а если девочка?
- Тогда Лаура.
Маркс насторожился:
- А это в честь кого?
- У тебя есть Лаура, пусть будет и у меня.
- Ах, вот оно что! - Маркс сокрушенно покачал головой. - Так, может быть, всем членам Союза коммунистов следует называть своих дочерей Лаурами? А? Неплохо, правда? Встречает один член Союза другого и уж наверняка знает, что его дочь зовут Лаура. Какое удобство!
- Хотя нельзя не заметить, - вставил Энгельс, - что красочность мира от таких коммунистических действий несколько поблекла бы.
- Между прочим, дорогой Иосиф, - Маркс тоже допил кофе и поставил чашку на стол, - она блекнет уже и от того, что ты в своих статьях, которые я читал в вашей газете, слишком старательно следуешь моим стилистическим образцам. Ты об этом не думал?
- Но если это отличные образцы!
- Об имени Лаура можно сказать даже больше: оно прекрасно! Но все-таки я бы не хотел, чтобы и у тебя, и у Даниельса, и у Энгельса...
- Ты, вероятно, прав, - сказал Вейдемейер. - Но не думай, что я делаю это сознательно, просто так получается, из-под влияния твоего стиля выйти не так просто.
- И все-таки постарайся. Надо иметь свое лицо. Без этого нет писателя. Ну а с дочерью поступай, пожалуй, как хочешь, только не вздумай никому говорить, что назвал ее в честь моей дочери. Право, смешно.
Все встали из-за стола. Вошла снова Луиза и сказала, что минут через сорок будет обед.
- Итак, завтра едем дальше, в Карлсруэ, Фридрих.
- Да, - отозвался Энгельс. - И единственная благая весть, которую мы увозим из Франкфурта, это весть о том, что еще один член Союза коммунистов скоро станет папой.
- Это, конечно, немало, но хотелось бы большего.
У всех были дела, и время, оставшееся до обеда, каждый использовал по-своему. После обеда было, однако, решено не ждать до завтра, а ехать немедленно. Время и события торопили.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Карлсруэ, столица Бадена, находится километрах в ста тридцати к югу от Франкфурта-на-Майне. Расстояние невелико, но Маркс и Энгельс преодолевали его по частям, знакомясь в городах, через которые проезжали, с обстановкой. В Мангейме и Людвигсхафене они встретились с местными руководителями восстания. Картина, представившаяся им, была пестрой и в целом неутешительной. Всюду царили веселье, беспечность, бездеятельность. Двери трактиров почти не закрывались. Там много пили, много смеялись, много болтали о готовности умереть за конституцию, но почти ничего не делалось для укрепления обороны городов, для обучения новобранцев, для охраны железных дорог и других важных военных объектов.
Что касается руководителей восстания, которым Маркс и Энгельс стремились внушить мысль о необходимости военного похода на Франкфурт, то они ясно дали понять, что без призыва франкфуртского Национального собрания поход невозможен. А такой призыв, как это стало очевидно из встречи с депутатами, тоже невозможен. Получался заколдованный круг. Но друзья не теряли надежды разорвать его в столице Бадена.
Они приехали в Карлсруэ двадцать третьего мая утром. Стояла прекрасная пора зрелой весны, уже переходящей в лето. Над городом проплывали незримые облака весенне-летних ароматов: то запах поздней сирени, то раннего жасмина, то расцветающих окрестных лугов и полей. Но прибывшим было сейчас не до красот южнонемецкой весны...