Эоловы арфы - Владимир Бушин

Приведя от слова до слова весь текст распоряжения Мёллера о своей высылке якобы из-за того, что газета стала особенно мятежной в "последних номерах", Маркс написал:

"К чему эти глупые фразы, эта официальная ложь!

Последние номера "Новой Рейнской газеты" по своей тенденции и тону ни на йоту не отличаются от ее первого "пробного номера"... Только ли в "последних номерах" мы сочли необходимым явно выступить в социально-республиканском духе? Разве бы не читали наших статей об июньской революции и разве душа июньской революции не была душой нашей газеты?"

Маркс закончил передовицу тоже словами твердой уверенности в том, что Европа накануне грандиозных революционных событий: "...На Востоке революционная армия, образованная из борцов всех национальностей, уже стоит против объединенной старой Европы, а из Парижа уже грозит "красная республика"!"

...Видения этой кёльнской ночи, время от времени встававшие перед мысленным взором Энгельса, помогали ему работать, торопили его перо. Естественно, не зная, что пишет Маркс, свою статью о Венгрии он закончил почти так же, только был, пожалуй, еще более нетерпелив. "Париж стоит на пороге революции... - писал Энгельс. - И в то время как в Южной Германии образуется ядро будущей немецкой революционной армии... Франция готовится к тому, чтобы активно вмешаться в борьбу".

Да, он был еще более уверен в победе и еще более нетерпелив, чем Маркс. "Дело решится в течение немногих недель, быть может, нескольких дней, - писал он в самом конце статьи. - И вскоре французская, венгерско-польская и немецкая революционные армии будут праздновать на поле битвы у стен Берлина свой праздник братства".

19-го, в день выхода последнего, прощального номера "Новой Рейнской газеты", Энгельс проснулся чуть свет и стал нетерпеливо прислушиваться к звукам на улице: не идет ли почтальон? Не несет ли газету?

А газету принесли поздно, потому что никогда еще в Кёльне не видали газет, отпечатанных красной краской, и никогда газеты не писали такое, что можно было прочитать в этом номере. И почтовики, прежде чем отправить "Новую Рейнскую" подписчикам, сами внимательно, с удивлением и оторопью разглядывали ее и читали.

Схватив из рук Даниельса красные листы, Энгельс торжествующе и радостно потряс ими над головой.

- А ты говоришь, "бессмысленно"! Вот он - смысл!

Номер открывался стихами Фрейлиграта "Прощальное слово". Под ними стояло написанное Энгельсом от имени редакции обращение "К рабочим Кёльна". Далее под рубрикой "Германия" без заголовка и без подписи шла статья Маркса. Подвалом был заверстан, подписанный, как и стихи, именем автора, фельетон Веерта "Прокламация к женщинам".

Энгельс начал читать "Прощальное слово" "Новой Рейнской газеты":

Выстрел из мрака меня сразил.

Умертвить мятежницу рады.

И вот лежу я в расцвете сил,

Убитая из засады!..

Нет! Он не может читать это здесь, дома, взаперти. Ему надо на улицу, в город. Он хочет видеть сегодня свою газету там, среди людей. Как они читают ее? Что говорят?

Роланд и Амалия и слышать не хотели о его желании предпринять вылазку. Но после завтрака, когда Даниелъс ушел к своим больным, а Амалия занялась делами по хозяйству, Энгельс все-таки не выдержал. Он нахлобучил поглубже, до самых бровей, шляпу и бесшумно улизнул.

Едва выйдя из подъезда, Энгельс сразу услышал веселые зазывные выкрики молодого газетчика:

- Последний номер "Новой Рейнской газеты"!.. Красный номер "Новой Рейнской"!.. Георг Веерт советует немкам выгнать своих мужей и взять новых - революционеров!.. Карла Маркса высылают из Пруссии!.. Новые мятежные стихи Фердинанда Фрейлиграта!..

Энгельс подумал, что стоит купить на всякий случай несколько экземпляров, ведь потом этот номер нигде не раздобудешь. Улучив момент, когда около парня никого не было, он подошел, протянул небольшую пригоршню зильбергрошей и, полагая, что этого хватит, сказал:

- Пожалуйста, пять экземпляров.

- С вас пять талеров, - весело ответил газетчик.

- Пять талеров? - не поверил ушам Энгельс.

- Да, сударь, сегодня "Новая Рейнская" идет по талеру. Не каждый день нам выпадает такое счастье. Поддержите коммерцию!

- Но ведь талер - это подписная цена за целый квартал!

- Ну и что? - радостно улыбался парень. - Вы же видите - люди покупают. А вы, я надеюсь, не самый бедный человек в Кёльне.

- Разбойник! - ликуя в душе, возмутился на словах Энгельс. - Но ведь на каждом экземпляре ты наживаешься чуть не в сто раз!

- Да, сударь, почти в сто раз, - не стал спорить газетчик. - Но согласитесь, что это может случиться с нашим братом не чаще чем раз в сто лет.

- Ну а если бы я был редактором этой газеты, - сказал Энгельс, доставая портмоне, - ты все равно содрал бы с меня такую безбожную цену?

- Что вы, сударь! - дружелюбно воскликнул парень. - Если бы вы были даже не редактор, а всего лишь корректор "Новой Рейнской", то и тогда я позвал бы вас в "Неугасимую лампаду" и славно угостил на вырученные сегодня талеры!

- Ну-ну, - удовлетворенно буркнул Энгельс и, отдав один талер, взял газету, - наживайся, грабитель, так и быть.

Мысленно поблагодарив газетчика за напоминание о кабачке "Неугасимая лампада", Энгельс туда и направился. По дороге ему то и дело встречались люди с "Новой Рейнской газетой" в руках. Это объяснялось не только характером сегодняшнего номера, но и тем, что он отпечатан невиданным ранее тиражом - почти в 16 тысяч экземпляров.

В сквере у театра толпились люди. Прямо здесь, только что купив газету, они читали и обсуждали ее. Энгельс с небрежным, скучающим видом подошел к группе из пяти-шести человек, явно принадлежащих к верхам городского общества. Они, конечно, не были подписчиками газеты, но сегодня не могли не приобрести ее.

В центре группы стоял богато, но небрежно одетый человек (видимо, очень спешно одевался, торопясь купить газету). Он с отвращением на лице и в голосе читал:

- "Мне очень грустно, госпожа тайная советница, что вы так ошиблись в вашем супруге. Вы считали его Солоном, и вот он возвращается восвояси из Берлинского Национального собрания, и оказывается, что он самый настоящий болван".

- Мерзавец!.. Шут!.. - раздались возмущенные восклицания слушателей.

А чтец продолжал:

- "Я сожалею об этом, госпожа тайная советница. Утешьте вашего мужа тем, что он непризнанный гений, но прежде всего - избавьтесь от него. Да, женщины, дайте вашим мужьям отставку... Кому охота ласкать осла?"

- Так и написано - "ласкать осла"? - изумленно переспросил кто-то.

Чтец бросил гневный взгляд на вопрошавшего, презрительно хмыкнул и пошел молотить дальше:

- "...Все беды Германии произошли единственно от того, что немецкую республику считали до сих пор делом серьезным, важным, но отнюдь не делом сердца. Вы, женщины, призваны исправить это недоразумение.

Не спрашивайте как! Вы сами знаете это лучше всех. Выгоните ваших мужей, возьмите себе новых, из революционеров, - вот и все!"

Контраст между веселым, игривым текстом и полным отвращения голосом, который его читал, был так разителен, что в этом месте Энгельс не выдержал и фыркнул. Все обернулись к нему.

- Вам смешно? - оторопело и негодующе спросил чтец.

- Как можно смеяться над такой пошлостью?.. Это же оскорбление для всех нас!.. - раздались голоса других.

Не в интересах Энгельса было привлекать к себе сегодня внимание таких людей.

- Я, господа, холостяк! - улыбнулся он и, повернувшись, небрежной походкой побрел дальше.

Новая группа, к которой подошел Энгельс, состояла из молодых людей, видимо студентов. Здесь, отчаянно ударяя по воздуху крепко сжатым кулаком, рыжий парень восторженно дочитывал "Прощальное слово" Фрейлиграта:

И когда последний трон упадет,

И когда беспощадное слово

На суде - "виновны" - скажет народ,

Тогда я вернусь к вам снова.

На Дунае, на Рейне словом, мечом

Народу восставшему всюду

Соратницей верной в строю боевом,

Бунтовщица гонимая, буду!

- Браво! - воскликнул Энгельс и хлопнул в ладоши. На него никто не взглянул, потому что все испытывали такое же чувство и тоже закричали "браво" и захлопали.

В самом укромном уголке сквера на скамье под большим тенистым кустом недавно расцветшей сирени Энгельс заметил трех молодых женщин. У той, что сидела в середине, на коленях тоже лежала красная газета. По их веселому виду Энгельс понял еще издали, что они читают, конечно же, фельетон Веерта. Он пошел к ним по параллельной аллее и остановился всего в нескольких шагах. За густыми кустами сирени, сидя к нему спиной, подруги не видели его.

- "С самого начала вы, женщины, были умнее всех ученых и фарисеев, ясно доносился живой, ежеминутно готовый расхохотаться голос, - но с самого начала вы были и более страстными, чем все ученые и фарисеи".

- О дева Мария! - раздался голос другой. - Это же святая правда!

- "Так не сдерживайте же вашу огненную страсть, - продолжала сидящая в середине, - хватайте ваших прирученных мужей за их жалкие косицы и вешайте их, как пугало, куда угодно, только - вон их!