Зеркало Иблиса - Виктор Бурцев

К тому же проводка действительно шалила, о чем было своевременно доложено соответствующим службам. За эту предусмотрительность заместитель начальника архивной службы поблагодарил бога. Не то чтобы он был примерным верующим, но на всякий случай…

45

И великая жажда с ним.

— Господин капитан, у нас проблема, — Обст как будто вырос из песка рядом с Фрисснером.

— Вы не слишком меня удивили, унтер-офицер, — скривился Артур. — Докладывайте.

— Наши запасы воды сильно пострадали.

— Пострадали?

— Так точно, господин капитан!

— Пойдемте посмотрим…

Поднимая сапогами облачка пыли, они прошли к ближайшему грузовику и заглянули внутрь. Фрисснер негромко выругался.

Судя по всему, напавшие ночью арабы успели изрядно поработать, прежде чем их обнаружили. Большая часть водных запасов была уничтожена. Цистерны были вспороты, и драгоценная жидкость, беспрепятственно просочившись сквозь швы корпуса, ушла в песок.

Целыми были только канистры, которые лежали внутри кабин.

— Да, впечатляет, — сказал из-за спины Фриссне-ра Ягер.

— Не нужно паники, — неприязненно отрезал Артур.

— Конечно не нужно, — невозмутимо отозвался Ягер. — Нужна вода, а не паника. Тут вы правы.

Фрисснер сделал вид, что не заметил подтекста в словах штурмбаннфюрера.

— Возможно, придется менять маршрут, давайте посоветуемся с профессором.

Юлиус Замке воспринял неприятную новость довольно легко.

— Знаете, нам даже не придется сильно отклоняться от маршрута.

— То есть?

— Очень просто, на карте в этом регионе отмечены только два оазиса, лежащие на нашем пути. Сдвоенный оазис Тмесса и Завила и второй, Эль-Катрун. Эль-Катрун находится довольно далеко от нашего курса, но Тмесса и Завила — это как раз то, что нам надо.

— Что это означет — сдвоенный оазис?

— Ну, когда-то это были два отдельных оазиса, находящиеся рядом, но потом воды стали подниматься и оазисы слились. В этих селениях проходят ежегодные празднования в честь духа воды.

— Разве это не противоречит Корану? — спросил Ягер.

— Не совсем. — Профессор покачал головой. — Местные говорят, что Ангел — Покровитель Воды, всесильный Ибрахим, был послан самим Аллахом с миссией на эту землю. И теперь Ибрахим охраняет воду, не давая пропасть ей в огромной пустыне. Что-то я не слышал о таком…— Об этом вообще мало кто слышал. Эта информация хранится в архивах, с которыми я работал как раз в то время, когда мой отец ушел в экспедицию по этим пескам. Обрывочные данные сохранились то в той, то в иной точке пустыни. Некоторые ученые мужи утверждают, что некогда существовала так называемая Книга Пяти Зеркал. И что в этом писании были указаны истинные события, начиная от Сотворения мира.

— Что значит истинные? — спросил Ягер, но, видя, что Фрисснер уже теряет терпение, свернул разговор: — Мы можем поговорить об этом в машине?

— Да, конечно, это довольно интересная тема.

— Ну вот и замечательно, — сказал Артур, несколько удивленный столь внимательным отношением штурмбаннфюрера к обыкновенно третируемому им профессору. — А теперь давайте решим, куда мы отправляемся.

— Я бы рекомендовал Тмессу. Это селение имеет для меня еще и научную ценность… Мы должны будем прибыть как раз к тому празднику, о котором я говорил.

— Я рад, — сухо отозвался Фрисснер и направился к Богеру с Каунитцем, которые, отчаянно ругаясь, возились с колесом

Ягер постоял некоторое время возле профессора, но разговор не клеился, Юлиус Замке почему-то вдруг вспомнил о тех несчастных арабах, которых штурмбаннфюрер собственноручно забивал монтировкой до смерти. Видимо, Ягер заметил страх, мелькнувший в глазах профессора. Он покачался на носках сапог и, не сказав ни слова, отошел. А Замке вдруг обнаружил, что от испуга задержал в груди воздух. Он даже разозлился на себя за такую слабость. Пугаться неизвестно чего…

Раньше он думал, что навсегда изжил в себе эту детскую привычку. Даже в лагере Замке всегда знал, чего можно бояться, а чего бояться не следует, от чего нужно прятаться, а от чего нет… Умный, начитанный, знающий человеческую психологию, он чувствовал, что и как нужно сделать, чтобы унизиться, но выжить. А сейчас профессор вдруг ощутил себя маленьким мальчиком, который испугался неведомо чего. Шуршания мыши ночью в платяном шкафу, небрежно брошенной на стул одежды, безобидного сумасшедшего, который сидел на ступенях церкви в Берлине и клянчил милостыню. Маленький Замке особенно боялся именно его. Совершенно без оснований, потому что сумасшедший был тихим, никому не нужным стариком. Но в его голове крылось нечто, пугавшее Юлиуса до дрожи. Нечто необъяснимое, словно это был уже и не человек вовсе, а какое-то другое существо, которое искусно маскируется под взрослого, несчастного мужчину.

Всегда, проходя в церковь вместе со своим отцом и матерью, будущий профессор задерживал дыхание от страха. Как и сейчас…

— Ну, что тут у вас? — спросил Фрисснер, подходя к Богеру.

— Да, собственно, уже ничего. Шланги мы нашли среди тех частей, которые взяли с аварийного грузовика…

— Это я настоял, чтобы их сняли, — поднял голову Каунитц.

— Ты, ты… — примирительно отозвался Богер. Артур понял, что подошел к концу какого-то спора.

— Вот так-то! — улыбаясь перемазанным лицом, заявил Каунитц.

При этом он не переставая работал, практически вслепую закручивая какие-то винтики.

— Когда мы сможем поехать?

— Да как только прокачаем тормоза, — сказал Богер. — Конечно, этот горе-механик утверждает, что готов ехать по пустыне и без тормозов, мол, тут не во что врезаться…

— Это ты горе-механик, — сказал Каунитц. — А без тормозов я бы прокатился…

— И закатился бы в первую попавшуюся мину. Умник, — не поддержал его служебного рвения Фрисснер. — Не забывай, что это все та же война.

— Я не забываю… Но мин тут уже нет.

— А что тут есть?

— Песок, ящерицы и отвратительные пауки. Вот как тот, что вползает Каунитцу на башмак.

Каунитц презрительно сощурился и на уловку не поддался.

— Так когда мы тронемся?

— Приблизительно через час.

— Хорошо, вам что-нибудь нужно?

— Так точно, — отозвался Богер. — Ваше разрешение отлить немного тормозной жидкости из головной машины.

Фрисснер коротко кивнул головой:

— Разрешаю.

Когда он отошел проверять посты, Богер вопросительно посмотрел на Каунитца.

— Чего это с командиром?

— Не знаю, но его явно укусила какая-то муха.

— Муха по фамилии Ягер? — шепотом спросил Богер.

Каунитц рассмеялся.

46

Пусть убиты будут лжецы.

Доктор Корнелиус был плешив, бородат и смугл. Морщинистое лицо его выражало явное неодобрение всего происходящего, а забираясь в кабину «бедфорда», он вдобавок стукнулся головой.

— Чем тут все время так воняет? — осведомился он, устроившись на —жестком сиденье.

— Очевидно, дохлым англичашкой. — Обер-лейтенант Кельтен пожал плечами. — Машины же трофейные, профессор. Вполне возможно, она постояла дня три под солнцем с мертвым водителем в кабине, пока ее не уволокли наши.

— Если вы хотели меня смутить, вам это не удалось, молодой человек, — сухо сказал Корнелиус — Я не брезглив.

Кельтен покраснел, а капитан фон Акстхельм хлопнул его по плечу и засмеялся.

— Вам бы тоже лучше не веселиться, — заметил Корнелиус.

Доктор брюзжал по каждому поводу: грубая и невкусная пиша, дурацкие машины, тупые солдаты, несносные плутоватые арабы, жаркое солнце, вода, отдающая мочой и хлором… Капитан фон Акстхельм вначале пытался как-то реагировать на жалобы профессора, но потом плюнул и предоставил ему полную свободу словоизвержения. Профессор, видимо, понял, что к нему уже не прислушиваются, и ныл меньше.

Альтобелли сосал медленно тающий кусочек горького шоколада и смотрел, как солдаты собирают вещи после короткого привала на обед. Шестой день в дороге. Интересно, когда сработает мышеловка и каким образом это произойдет? Надо полагать, у британцев хватит ума не уничтожать отряд, раскатав его танками, а аккуратно взять всех — ну, если не всех, то хотя бы ученого и кого-то из офицеров.

Подполковник не испытывал угрызений совести — собственно, он не испытывал их давно, с тех самых пор, как дал согласие работать на британскую разведку. Тем более ему не нравился ни ворчливый профессор, ни заносчивые немецкие офицеры, которые пусть и были хорошими военными, но к Альтобелли относились несколько высокомерно.

Немцы не любили своих союзников, и тому имелись веские основания. Итальянцы, кроме разве что пары дивизий, воевали из рук вон плохо, все их огрехи приходилось искупать кровью немецких частей, и Альтобелли понимал, что постоянно находиться в роли младшего, всеми не любимого и шпыняемого братца Третьего Рейха Италия сможет очень недолго. До тех пор, пока в ней окончательно отпадет нужда. Поэтому подполковник, который считал себя патриотом, решил, что с Германией ему и его стране не по пути.