Игры с огнем (СИ) - Тыналин Алим

В приемной уже дежурили два незнакомых сотрудника ОГПУ.

Один, долговязый блондин с цепким взглядом, представился Дергачевым. Второй, коренастый, с короткой стрижкой, Петровым.

Оба в штатском, но с характерной выправкой и манерой держаться. Ягода сдержал слово, обеспечив «усиленную охрану».

Головачев, не пострадавший от моего ареста, выглядел невыспавшимся, но бодрым. Стопка бумаг в его руках грозила обрушиться на пол в любой момент. Кстати, судя по всему, кроме меня, ОГПУ никого больше не трогало.

Оставшись со мной наедине, секретарь вдруг понизил голос:

— Леонид Иванович, простите за прямоту, но… мы тут все чуть с ума не сошли, когда вас забрали. Никаких объяснений, никаких указаний. Я пытался узнать через знакомых, но все словно воды в рот набрали.

— Бюрократическое недоразумение, Семен Артурович, — спокойно ответил я. — Разобрались и отпустили. Бывает.

— Бывает, да не со всеми возвращаются, — Головачев нервно поправил галстук. — Мы уж думали… В общем, хорошо, что вы вернулись. У нас тут за время вашего отсутствия… накопилось множество вопросов, требующих немедленного решения. Доменная печь на Нижнетагильском заводе требует капитального ремонта. Финансовый отдел запрашивает разрешение на перераспределение средств между статьями. Из Кузбасса докладывают о срыве сроков поставки угля из-за аварии на шахте. А Нижегородский автозавод жалуется на низкое качество металла для карданных валов.

Я окинул взглядом заваленный папками стол:

— Начинайте с самого срочного, Семен Артурович. Что там может рухнуть в ближайшие два дня?

— Доменная печь, — без колебаний ответил Головачев. — Главный металлург требует немедленного решения. Если не начать ремонт сейчас, через неделю возможна серьезная авария.

— Телефонограмму в Нижний Тагил. Приступать к ремонту немедленно. Выделить из резервного фонда двести тысяч рублей. Что с шахтой в Кузбассе?

— Обвал в северном штреке, погибших нет, но добыча в этом секторе невозможна. Управляющий месторождением запрашивает дополнительные бригады.

— Передайте: местных шахтеров переключить на южный штрек, проходчиков со строительства шестой шахты временно перебросить на ликвидацию аварии. Людей из других шахт не перебрасывать, слишком дорого и долго.

Головачев быстро записывал указания в блокнот. В дверь постучал. Появился Сорокин с чертежной папкой под мышкой.

— Разрешите? Доброе утро, Леонид Иванович, — инженер выглядел смущенным. — Рад вашему возвращению.

Он помялся у порога, явно не решаясь продолжить.

— Говорите прямо, Александр Владимирович, — подбодрил я.

— Мы все… очень переживали. Когда вас забрали, работа почти остановилась. Особенно в конструкторском бюро. Без ваших указаний никто не смел принимать решения по ключевым моментам.

— Теперь все позади, — ответил я. — Концентрируемся на работе. Что у вас там за проблема со сталелитейным цехом?

Сорокин с явным облегчением перешел к техническим вопросам, развернув на столе чертежи.

Он развернул на столе чертежи. Пока я вникал в технические детали, дверь снова открылась. Вошел Величковский, аккуратно протирая пенсне батистовым платочком.

— Прошу прощения за вторжение, — старый профессор кивнул присутствующим. — Леонид Иванович, у нас серьезные продвижения по новой марке стали. Коробейщиков придумал потрясающий метод легирования, а Патон разработал автоматическую сварку бронелистов. Результаты просто фантастические!

Я поднял руку, останавливая поток информации:

— По порядку, товарищи. Александр, — обратился я к Сорокину, — за пятнадцать минут объясните суть проблемы с мартеновскими печами. Николай Александрович, — кивок Величковскому, — подождите пока что, выпейте чаю, мы с вами поговорим чуть позже.

Сорокин быстро и четко изложил проблему. Из-за нестабильной работы регуляторов температуры в новых мартенах происходил перегрев металла.

Решение нашлось быстро. Надо установить дополнительные пирометры и организовать дублирующую систему контроля.

Когда Сорокин ушел, Величковский, оставшись со мной наедине, снял пенсне и пристально посмотрел на меня усталыми глазами:

— Должен сказать, Леонид Иванович, что ваш арест нас всех… поразил. Я лично ходил к Орджоникидзе просить о вмешательстве. Начал собирать письма Калинину от академии.

— Спасибо за поддержку, Николай Александрович, — искренне поблагодарил я. — Но, как видите, ситуация разрешилась благополучно.

— Благополучно? — профессор недоверчиво покачал головой. — Вы вернулись с Лубянки с повышением! Такого на моей памяти еще не бывало. Что-то здесь не так…

— Просто разобрались в ситуации, — твердо сказал я. — А теперь давайте вернемся к нашей работе. Вы упоминали какие-то прорывы с новой маркой стали?

Профессор пристально посмотрел на меня и понял, что я больше ничего не могу сказать. Мы поговорили о работе. Величковский увлеченно рассказал о последних разработках, размахивая руками так энергично, что очки едва не слетали с его носа.

— Понимаете, Леонид Иванович, Коробейщиков обнаружил, что если добавлять молибден не в начале плавки, а на финальной стадии, то структура стали становится гораздо более однородной. А Оскарович придумал, как использовать автоматическую сварку под флюсом для соединения бронелистов. Такого еще никто в мире еще не делал!

— С этими людьми работайте особенно плотно, — поручил я. — Их разработки критически важны для танкового проекта, который теперь получил высший приоритет.

— Но как же нефтяные месторождения? — удивился профессор.

— И они тоже. Теперь у нас два главных проекта: танки и нефть.

После ухода Величковского наступила короткая передышка. За окном тянулась нескончаемая вереница грузовиков «Полет», перевозивших нашу продукцию по назначению. Из открытой форточки доносился гул города, шум моторов и обрывки разговоров.

Шкаф в углу кабинета отодвинулся. В кабинет вошел Мышкин. Не через приемную, а с другого входа.

С потайного, чтобы можно было быстро выйти на улицу через боковой коридор. Дверь в этот ход находилась за шкафом с архивными бумагами. Шкаф отодвигался специальным механизмом.

В свое время я специально сделал этот потайной ход. На всякий случай. О нем мало кто знал.

Улыбнувшись, Мышкин прижал указательный палец к губам.

— Ну что, Леонид Иванович, — тихо сказал мой шеф безопасности. — Хотите знать, как именно Студенцов вас подставил?

Глава 17

Управление империей

Мышкин нисколько не изменился.

Невысокий, сутулый человек с лицом, которое легко забыть через минуту после встречи. Идеальный облик для сотрудника секретной службы.

— Вернулись, значит, — констатировал Мышкин, задвигая за собой шкаф. — И с повышением, как я погляжу.

— Садитесь, Алексей Григорьевич, — я указал на кресло. — Рожков не с вами?

— Передавал привет, — Мышкин опустился в кресло и достал потрепанную папку из внутреннего кармана пиджака. — Удалось разобраться с вашим делом. Вся эта история была тщательно спланирована Студенцовым.

Он раскрыл папку и достал несколько листов с пометками.

— Действовал он хитро. Через своего человека в ОГПУ. Некоего Лаврентьева, заместителя начальника экономического отдела. Подготовили на вас целое досье, «факты» собирали два месяца.

— Какие именно обвинения? — спросил я, хотя примерно представлял ответ.

— Трехслойный пирог, как любит Студенцов, — Мышкин перелистнул страницу. — Нижний слой — экономические нарушения. Якобы нецелевое использование средств, завышенные сметы на месторождении, неучтенные поставки. Средний слой — связи с заграницей. Выписки о покупке иностранного оборудования через подставных лиц, переписка с немецкими инженерами. И верхний слой, самый опасный — «идеологически вредные методы управления». Внедрение буржуазных принципов хозрасчета, премирование руководящего состава, создание частных кооперативов на базе государственных предприятий.