Сделай сам 2 - Константин Николаевич Буланов

в тылу и даже более того — совместно с прочими частями 8-го и 10-го корпусов совершили полное окружение почти всей 3-ей дивизии Японской императорской армии.

Причём наше «дорогое» высокое командование на такой успех явно совершенно не рассчитывало, отдавая изначальные приказы, поскольку не успели мы начать укрепляться на достигнутых рубежах, как отыскавший нас посыльный передал приказ генерала Гриппенберга отходить на изначальные рубежи. Да и соседям нашим поступили точно такие же приказания. Командир нашей бригады лишь благодаря использованию автомобиля едва успел поймать те батальоны 33-го Елецкого пехотного полка, что двигались вслед за нами и как раз занимали захваченные мотострелками деревни. Поймать и в приказном порядке оставить их на месте. А после уже в ночь умчался в штаб армии, уточнять, какого чёрта там вообще творится.

Мы же в это время грели на работающих двигателях замороженные консервы, чтобы их хоть как-то можно было разжевать, да пополняли изрядно растраченный за день боёв боекомплект. Благо хоть патроны подвезли. Ну и я к тому же, как сильно запасливый персонаж, менял у себя в машине побитые пулями триплексы. Спасли родненькие мою бедовую голову от пуль бусурманских! Не зря вспоминал, как их производить! А были б только смотровые щели, как пить дать схлопотал бы в лицо, если не полноценную пулю, так свинцовые брызги уж точно. На чём моя история могла бы завершиться так-то.

Глава 13

На фронтах войны. Часть 3

Я, кажется, когда-то уже говорил, что у страха глаза велики? Так вот! Повторюсь ещё раз! У страха глаза велики! Причем это в равной степени касалось, что наших многомудрых генералов, что нас — простых смертных «работников войны».

То, что мы все прежде дружно полагали артиллерией и вообще силами целой пехотной дивизии противника, о нахождении которой в этих краях нам предоставили хоть какие-то сведения, на деле оказалось всем, чем располагала 1-я кавалерийская бригада японской армии и лишь один из полков этой самой дивизии. Чуть более 5 тысяч человек, включая некоторые тыловые подразделения, что были размазаны тонким слоем по фронту в 18–20 километров шириной, а не 15–20 тысяч, как то полагали изначально мы.

Как это выяснилось? Да очень просто! Утром нам на голову, словно тот самый нежданный снег, свалились как раз основные силы 3-й пехотной дивизии. А также авангарды 5-ой и 8-ой, в срочном порядке переброшенные с позиций у КВЖД на наш участок фронта.

Точнее говоря, мы свалились друг другу на голову, поскольку у нас вышло настоящее встречное сражение. Правда, вышло оно не с первыми лучами Солнца, а в районе полудня, уже после того, как нашей пехотой оказался взят штурмом этот самый Сандепу, большая часть защитников которого оказалась перебита нами ещё в предыдущий день.

А мы ещё всю ночь недоумевали, чего это на нас никто в ночную штыковую атаку не пошёл. Нас ведь тут, с юга города, насчитывалось менее полка мотострелков и 27 броневиков, чья ценность в ночное время снижалась едва ли не до нуля, так как стрелки банально не видели, куда вести огонь. Зимняя ночь — она и в Маньчжурии зимняя ночь. Тьма такая, что хоть глаз выколи. Вот мы в эту самую тьму и вглядывались часы напролёт в ожидании противника, отчего к утру все, как один, клевали носом.

Но ночного боя не случилось. А стоило только подойти к Сандепу основным силам 14-й пехотной дивизии, как они играючи смогли пробить себе путь через западные ворота, снеся те артиллерийским огнём, а после штыковой атакой смяли оставшихся в живых японцев из каких-то тыловых подразделений.

Вот после этой победы наша гвардейская мотострелковая бригада и продолжила свой путь в южном направлении, имея целью вёрст через десять соединиться с частями 1-го Сибирского корпуса.

Уж больно удачно сибиряки, обойдя с правого фланга основные оборонительные позиции японцев у реки Хуньхэ, смогли выбить противника из ряда опорных пунктов и, пробившись во вражеский тыл, отрезали пути отступления на юг всем тем частям японцев, что располагались между ними и взятым нами Сандепу.

Мы же при своём дальнейшем продвижении отреза́ли японцам путь на восток, тем самым полностью замыкая окружение. Вот в районе городка Датай, что лежал примерно на половине пути, наш передовой дозор и повстречался с разведкой 3-ей пехотной дивизии противника.

Броня и пулемёты, как можно было то понять, одержали верх над вооруженной карабинами конницей. Уничтожить всех не уничтожили, но целый эскадрон рассеяли по близлежащим полям. А после в левый фланг нашей растянувшейся на все 5 вёрст колонны ударила японская пехота.

Вот уж где противник сделал нам поистине королевский подарок, так это здесь!

Не имея никакого опыта противостояния бронированной технике, японское командование привычно для этого времени пустило в атаку на нас через поля густые цепи пехоты, шедшие одна за другой, которые мы и повстречали дружным пулемётным огнём.

И вот что я вам скажу. Почти три десятка пулёметных броневиков против пехоты в голом зимнем поле, где вовсе негде спрятаться, это очень страшная сила. Не «Верденская мясорубка» времён ПМВ, конечно, у нас вышла. Но локальный Ад для вражеских сил мы сотворить смогли без всяких преувеличений.

Если наши мотострелки, залёгшие за оставленными на дороге машинами, просто сбили атакующий порыв японцев, встретив тех прицельным ружейным и пулемётным огнём, то мы, «недотанкисты», просто-напросто растерзали тот полк, что оказался против нас.

Совершенно игнорируя, что стрелковый огонь японской пехоты, что сыпавшуюся на нас с неба шрапнель, мы подпустили передовые вражеские роты на 300 шагов, после чего расстреляли их, считай, что в упор. Не прошло и пяти минут, как от передовой роты, шедшего на нас в атаку батальона, в строю не осталось ни одного уцелевшего человека. Но так как этих самых рот в батальоне насчитывалось 4 штуки, а в каждом полку имелось 3 батальона, нам оставалось по кому стрелять. И это ещё было мягко сказано.

— Да сколько же их тут! — нервно восклицал Лёшка, отбрасывая себе под ноги очередной израсходованный магазин, да вгоняя в приёмник пулемёта следующий.

— Сколько ни есть, все наши! — нервно сжимая в руках свой солдатский револьвер Нагана, прокричал я в ответ, поскольку ничего большего мне, как водителю, в этот момент не оставалось. Я, конечно, мог бы приподнять бронестворку смотрового окна в двери и попытаться пострелять из него. Но совершенно не желал этого делать. Уж больно часто щёлкали пули по корпусу нашей машины. Да и дистанция стрельбы была