Митридатовы войны - Леонид Анатольевич Наумов

видимо, считал наследником, несмотря на то что он не был старшим. Мотивы Фарнака Аппиан не знает точно. Есть политическая целесообразность – царевич боялся похода в Италию «и возможности потери всей власти – он считал, что еще теперь можно получить прощение от римлян; если же отец пойдет походом на Италию, то власть будет потеряна везде и совершенно», но допускает, что «у него были другие мотивы и соображения». Интересно, на что он намекает? Как можно понять, у царя были верные слуги и донесли о заговоре. Под пыткой заговорщики назвали имя Фарнака. Е.А. Молев считает, что царевич «лучше других понимал, что отстранить от власти отца и добиться мира с римлянами можно только одним способом – убить Митридата. И не хотел этой крайней меры». Трудно сказать, чем историк мотивирует свой вывод. Аппиан пишет скорее другое: центром заговора был именно Фарнак, и он не остановился перед достижением свой цели, даже когда отец его простил. «Так низкая душа, получив прощение, оказывается неблагодарной», – поясняет Аппиан свое понимание событий (Арр. Mithr. 112). Простить сына убедил Митридата стратег Менофан. Он говорил царю, что «не следует, собираясь уже в поход, казнить еще так недавно столь ценимого им сына; он сказал, что подобные перемены – результат войны, с прекращением которой и все остальное придет в порядок». Странная аргументация: какое «прекращение войны»? Митридат не собирается ничего «прекращать». Остается непонятно, почему «убежденный им [Менофаном] Митридат согласился на прощение сына». То есть непонятно, почему его могли убедить аргументы Менофана, может быть, просто царь хотел, чтобы его убедили. А может быть, действительно искал смерти…

Фарнак, испугавшись, что отец не простит ему участия в заговоре, решил действовать немедленно. Доброту он считал слабостью – видимо, Аппиан прав: «низкая душа, получив прощение, оказывается неблагодарной». Наиболее лояльной царю частью войска, кроме телохранителей, оставались, видимо, римские перебежчики – именно они поэтому стояли ближе всего к ставке царя на акрополе. Три года назад царь поклялся им, что «не сделает ничего, что не было бы к их общей пользе» (Арр. Mithr. 98). Теперь пришло время перебежчиков держать свою часть клятвы, но им это оказалось не по силам. Римляне хорошо представляли себе все опасности похода в Италию прежде всего для них самих, и Фарнак, «дав им много обещаний, если они останутся с ним, довел их до решения отпасть». Именно римские перебежчики стали первыми требовать убийства Митридата. Утром восстание началось по единому сигналу. Из храма Аполлона вынесли стебель, и «Фарнака увенчали им вместо диадемы».

Наверное, царь вспоминал в эти часы свою жизнь. Боги и люди много раз спасли его от смерти. Его не убили приближенные царицы Лаодики, когда он был мальчиком, не смогла отравить сестра. Он счастливо спасся в Питане в 85 г. до н. э., когда римляне фактически поймали его в ловушку, и только конфликт между Лукуллом и Фимбрией позволил царю уплыть с армией. В 72 г. до н. э. во время бури он перешел на легкое пиратское судно и спасся. Чего в этом больше: верности людей или помощи Посейдона? А как своевременно взбунтовались солдаты Лукулла, не выдержав ранней зимы! Скифы выхаживали его от тяжелых ран, полученных 64-летним стариком в боях с римлянами. Кто его спасал: боги или люди, а кто был его врагом?

Историки оставили нам две версии его последних слов. Орозий считал, что перед смертью Митридат сказал: «Поскольку Фарнак велит мне умереть, я молю вас, боги отцов, если вы есть, пусть и сам он когда-нибудь услышит подобные слова от детей своих». Аппиан дает несколько иную версию. Увидав некоего Битоита, начальника галлов, Митридат сказал: «Большую поддержку и помощь твоя рука оказывала мне в делах войны, но самая большая мне будет помощь, если ты теперь прикончишь мою жизнь; ведь мне грозит быть проведенным в торжественном шествии триумфа, мне, бывшему столь долгое время самодержавным царем этой страны, я не могу умереть от яда вследствие глупых моих предохранительных мер при помощи других ядов. Самого же страшного и столь обычного в жизни царей яда – неверности войска, детей и друзей – я не предвидел, я, который предвидел все яды при принятии пищи и от них сумел уберечься». Общее в этих словах – скорбь о предательстве. Предательстве детей, друзей и войска или неблагодарности Фарнака. Заметим сразу: он не винит восставших фанагорийцев, и это понятно: не тот уровень проблемы.

Орозий не обвиняет царя в самоубийстве: «Фарнак велит мне умереть»[182]. Кроме того, он упоминает о «богах отцов». Кто это? Зевс? Ахура Мазда Митра? Правда, царь настроен скептически: «если вы есть». Эта оговорка позволяет Орозию реконструировать мысли Митридата в последние часы: «В ходе долгого поклонения богам и долгих размышлений он увидел, что они не являются истинными богами, которых полагают сущими. Царь, имея большой опыт, в преклонные годы не пришел к почитанию истинного Бога, к почитанию Которого нельзя прийти иначе как через веру. Однако собственным разумом он постиг, что те боги ложные» (Oros. 6. 8). «Понимая, что над человеком есть сила, большая, чем сам человек, я, движимый необходимостью обратиться с мольбой, высказываю усердие свое и ссылаюсь в оправдание на незнание свое. Я взываю к Тому, Кто есть, обращаясь к тому, чего нет» (Oros. 6. 8.). Насколько оправдана такая реконструкция Орозия? Слова Митридата, на которые он ссылается, неизвестны по другим источникам, и некоторые высказывают предположение, что Орозий взял их из не дошедшего до нас труда Ливия. Другие допускают, что это – вымысел христианского историка. Мне трудно согласиться с последней точкой зрения. Дело в том, что в версии Аппиана Митридат вообще не упоминает о богах, что кажется сомнительным. Убедительным кажется и формула «боги отцов» – она хорошо согласуется с попыткой восстановить почитание Митры «по отеческому обычаю» (см. выше). Спустя полторы тысячи лет другой известный христианский писатель напишет: «Среди солнечных культов был единственный, который подобно Ветхому Завету (!) возвещал всеобщее спасение и преображение мира. Мы имеем в виду митраизм… Одним из первых ее принял Митридат Евпатор»[183].

Митридат был убит начальником его охраны галатом Битоитом, на Боспоре появился новый царь.

Война Фарнака (вместо эпилога)

Попытка Фарнака в 48–47 гг. до н. э. восстановить державу отца хорошо описана историками, и, прежде чем приступать к этому сюжету, следует определиться, что именно нового можно узнать из того, достаточно ограниченного, круга источников, которыми мы располагаем: Аппиан («Александрийская война»), Дион Кассий, несколько фраз Страбона, Плутарха и Светония. И конечно – боспорские монеты. Однако кажется, что есть детали, которые пока не попали в круг внимания исследователей.

Что известно о правлении сына Митридата? О событиях 63–55 гг. до н. э. сведений практически нет. Можно предположить, что этот период ушел на восстановление экономики Боспора, разрушенной землетрясением 63 г. до н. э., и укрепление личной власти.

Хочется сделать только одно предположение. Мы не знаем ничего о судьбе мужественной дочери Митридата Клеопатры, которая отказалась сдаться восставшим фанагорийцам. Она не упоминается среди участников триумфа Помпея – следовательно, она не попала в римский плен, ни вместе с теми детьми, что оказались в Фанагории, ни с теми дочерьми царя, которые отправились к скифам, но были выданы Помпею. Клеопатра не погибла вместе с отцом во время восстания в Пантикапее: Аппиан сообщает, что самоубийство совершили две дочери Митридата, «еще девушки, которые жили при нем, Митридатис и Нисса, сосватанные одна за египетского царя, другая – за царя Кипра». Источники вообще не упоминают о ней, и на первый взгляд кажется, что она бесследно исчезла. Вместе с тем ключом к пониманию ее дальнейшей судьбы может стать наблюдение Гуленкова: «Согласно устоявшейся в Понтийском царстве брачной традиции, местные монархи выбирали себе жен из своих сестер или селевкидских принцесс,