Распутье Воронов - Анджей Сапковский

нитью, застёгнутый на серебряные пряжки, с высоким жёстким воротником, из-под которого виднелось плиссированное жабо рубахи. Волосы у него были длинные, тёмные, чуть тронутые сединой, брови густые, сросшиеся на переносице.

Радужки его глаз были как полированный металл, блестящие и словно зеркальные.

— Ты получил моё известие, — констатировал он ещё один факт. — Я рад, что ты принял приглашение.

— Кажется, первый тёплый день этой весны, — продолжил он, не дождавшись ответа. — А я люблю бывать здесь, в Ксенделле, весной, в моём имении, в моём Саду Наслаждений. Знаешь ли ты, молодой ведьмак, откуда такое название?

— Деревья, которые ты видишь, — голос у него был мягкий, прямо-таки бархатный, — это яблони. Сейчас они цветут, а осенью согнутся под тяжестью яблок. Из этих яблок благодаря искусству мастеров виноделов и винокуров будет создано то, что здешнему люду доставляет величайшее, хотя и простенькое наслаждение. Сидр. А также дистиллированный из него более крепкий алкоголь. В бочках и бочонках попадёт он на рынок, дабы, как я уже сказал, дать народу наслаждение. Но пора представиться. Я — Артамон из Асгута. Чародей. Декан Академии Магии в Бан Арде.

— Геральт. Ведьмак.

— Да, я знаю. Почти год я хочу встретиться с тобой. А причин, по которым я разослал по всем окрестностям приглашение на встречу, две. Первая — моя благодарность. Ибо я тебе благодарен, молодой ведьмак.

Геральт поднял брови.

— Маркграфиня Деянира, супруга маркграфа Луитпольда Линденброга — моя родственница. Следовательно, дочь Деяниры, Герцлоиде, тоже мне родня. Из-за тебя они могли бы пострадать. Благодаря тебе этого не случилось.

— Я не знаю, о чём вы говорите.

— Надо же. Ко всему ещё и скромен. И умеет хранить тайны. А что с Людмиллой Ваикинен и молодым графом Финнеганом? Станешь отрицать, что помог им?

Скоро вести разносятся, подумал Геральт. Ясно. Магия, сплетни и почтовые голуби.

— Я не знаю, о чём вы говорите, — повторил он.

— К счастью, — улыбнулся Артамон, — я это знаю. И пора перейти к другой причине моего приглашения. Переход этот потребует вступления, довольно длинного. Вооружись терпением.

Геральт вооружился.

— Ты ведьмак, — начал чародей после некоторого молчания. — Мутант. Ты возник в результате процесса, который кому-то покажется улучшением, исправлением Природы. Но природу нельзя исправить. Нельзя модифицировать её. Любая манипуляция тем, что Природа создала, означает патологию. Порчу и уничтожение. Извращение. Кому как не тебе должен я напомнить Замок Беанн Грудд и те гнусности, что там творились? Пресловутые Коты? Убийцы-психопаты? Природу трудно обмануть, молодой ведьмак. Как организм, который борется с болезнью, Природа любую метаморфозу и мутацию воспринимает — и справедливо — именно как патоген, как болезнетворный фактор. Натура, прости за каламбур, не терпит ненатурального.

Ясно, подумал Геральт. А ты, чародей-аристократ с гербовыми птичками, природе помогал, чем мог. Каэр Морхен, где гнездятся ведьмаки, должен быть стёрт с лица земли, а всё, что от него останется, посыпано будет солью и селитрой. Цитата из твоего произведения, не так ли?

— Итак, — продолжил Артамон, сложив ладони, — на одном полюсе Коты, результат извращения Природы. На другом — ты, результат чего-то противоположного. Ты, Геральт, лучший пример того, о чём я говорил. У тебя Природа в борьбе с патогеном начинает побеждать. У тебя оживают справедливость и сострадание, которые ведьминская мутация должна была полностью искоренить в тебе. Поэтому я разослал приглашение. Ибо я хочу сделать тебе предложение. Обратить к тебе просьбу, которую ни к какому обычному ведьмаку обратить не мог бы. Но я, не колеблясь, сделаю предложение человеку порядочному, такому, который не причинил вреда двум женщинам, хотя мог бы — а как ведьмак обязан был это сделать. Человеку сострадательному, который помог влюблённой паре, хотя мог бы просто пожать плечами и отвратить свой взор.

— Перейдём же ad rem. — Чародей выпрямился в плетёном кресле. — Я желал бы, чтобы ты посетил меня в Академии, в Бан Арде. В моей лаборатории, где я совершил бы определённые исследования. Взял бы образцы для анализов. От тебя ничего не потребовалось бы кроме нескольких капель крови. И, может быть, небольшого количества других… выделений. Меня как учёного очень интересует, что происходит с твоей кровью — и всем организмом — после приёма эликсиров.

Геральт молчал.

— Я компенсирую тебе потерянное время, — продолжал Артамон, — конкретной суммой. Она будет не меньше той, которую предлагал тебе Линденброг за стрыгу. Кроме того я обеспечил бы тебе неприкосновенность. Королевский префект оставил бы тебя в покое и перестал бы отравлять тебе жизнь.

— Подумай также, — чародей не обращал внимания на молчание Геральта, — о благах нематериальных. Результатом моих исследований стало бы создание медикаментов, лекарств от неизлечимых болезней, от которых сейчас страдает человечество. Мою благодарность ты уже заслужил — за Деяниру и её дочь. Подумай о благодарности всего человечества. Твори добро, и оно вернётся к тебе, молодой ведьмак. Вернётся к тебе.

— Ты не обязан решать немедленно. Поразмысли. А когда решишься, навести меня в Бан Арде.

Он был уже в седле, но не успел ещё уехать, когда на дворе явились три всадника. Все трое вооружены до зубов, на боевых жеребцах. Двое мужчин в кожаных куртках с бронзовыми пуговицами. И женщина в чёрном мужском дублете. У неё была льняная коса. Густая россыпь веснушек вокруг вздёрнутого носа. Узкие губы. И зелёные глаза с исключительно неприятным выражением.

В расщелинах стен Каэр Морхена гнездились хищные ящерки. Женщина очень напоминала их лицом.

— А это ещё кто такой? — рявкнула она, уставившись на Геральта.

Другой всадник, здоровенный верзила, тоже пригляделся. Нос у него был деформированный, кривой, похоже, был сломан и плохо сросся.

— Оставь его, Мериткселл, — он наклонился в седле и сплюнул. — Это почтарь. Не видишь что ли бляху с трубкой?

Геральт не доехал до ворот с шикарной надписью. Он остановил Плотву посреди цветущих яблонь.

Никогда до сей поры, даже в сражении с зоррилом, даже в танце со стрыгой, не ощущал он такой угрозы, такой опасности. В ушах его звучал бархатный голос Артамона. Он вспомнил ящеричьи глаза веснушчатой женщины.

И спешился.

— … доказательства, — говорил Артамон.

Геральт, укрытый за дровяным сараем, был поражён, как сильно изменился его голос. Не было уже в нём ни следа бархата. Булыжники и битое стекло.

— Эстеван Трильо да Кунья разочаровал меня, провалил всё дело. Но я обойдусь без доказательств, они мне не нужны. Я знаю, кто убил вахмистра Маргулиса и других. И не стану ждать, пока закон, наконец, проснётся. Я возьму дело в свои руки.

— С Престоном Хольтом вы поступите следующим образом. У Хольта проблемы со здоровьем. В Рокамору, его имение, часто призывают