Выбор смерти - Пол Андерсон

Это было для Фрэзера ударом ниже пояса. Но ему удалось усмехнуться.

— Зачем это нам возвращаться под дула ваших молодчиков?

— Меня восхищает ваше присутствие духа, — ответил Свейн, — и вы поступили благородно, предупредив людей о взлете. Даю вам слово офицера, что, если вы вернетесь добровольно и тотчас, вас всего лишь посадят под замок и подвергнут справедливому суду после восстановления законного правительства.

По мере увеличения расстояния голос его слабел. В каждое слово вмешивалось потрескивание звезд. Но звенящий холод его тона слышался вполне явственно.

— Если вы не вернетесь и продолжите ваш путь, я буду всю неделю или больше держать «Вегу» наготове, а больше недели вам не прожить. Однако это потребует отвлечения многочисленного контингента от нашего основного проекта: постройки оружия. Этого я не хочу. Но также я не хочу и рисковать, даже если риск минимален: возможно, у вас где-то припрятан запас еды, на орбитальном астероиде, — а я о нем ничего не знаю. Следовательно, если вы немедленно не сбросите ускорение, я пускаю ракету.

Фрэзер посмотрел на Лоррейн. Она покачала головой, ничего не видя из-за слез.

— Прекратите играть в героев, — настаивал Свейн. — Баша смерть не приблизит достижение конечной цели. Вернитесь, и у вас, по крайней мере, появится шанс быть в будущем полезными.

Сейчас он говорил на пределе слышимости, еле различимым шепотом.

— Ладно, — рявкнул Фрэзер. — Ты победил. Подчиняюсь.

Он отключил передатчик. Скрюченные пальцы Лоррейн вцепились в подлокотники.

— Лучше мне умереть, — всхлипывала она.

— Твое желание может исполниться, — грубо оборвал ее Фрэзер. — Я согласился просто, чтобы выиграть время. Чем дольше он ждет и не стреляет, тем больше расстояние между нами и тем шире сектор космоса, в котором ему придется за нами побегать.

— Ты имеешь в виду… — напряглась Лоррейн, — …что мы… все же можем ускользнуть от них?

— Н-нет, боюсь, что нет. Мы не успели намного опередить их на старте. — Он потянулся к главному тумблеру, но отдернул руку. — Угу. Нам лучше оставаться при небольшом ускорении. Если они засекут вспышку форсажа двигателя, то выстрелят немедленно, и детекторы ракеты прихлопнут нас окончательно. Лори, этот шанс весьма ненадежен, и я не знаю, как мы доберемся до Блоксберга даже в случае успеха. Скажи, имею ли я право пойти на такой риск. — Он вздохнул. — От меня зависит судьба многих людей. И потом, здесь — ты, а у тебя вся жизнь впереди.

— Много ли она будет стоить после того, как меня подвергнут «перевоспитанию»? Но Ева и ваши дети…

— К дьяволу! Мы рискнем! Наш радар предупредит нас о том, что мы обнаружены ракетой и она готова превратить нас в пыль. Потом мы пустим двигатель на полную мощность. Максимальное ускорение. Возможно, этот корабль способен разогнаться сильнее, чем мы это сможем выдержать физически, не имея стимуляторов. Но мы попытаемся.

Лоррейн перестала плакать. Ее щеки все еще были влажными от слез, но она бестрепетно смотрела на него, и в голосе ее звучало только изумление.

— Но я не понимаю. Я думала, ты хочешь поиграть с ними в прятки, надеясь, что у ракеты кончится горючее, пока она нас настигнет. Но если ты считаешь, что это невозможно, как ты надеешься обогнать ее?

— При длительном преследовании нам это не удастся. Но если гонка будет спринтерской, то может быть… — он бессознательно сжал ее руку, — может быть, мы еще до встречи с ней окажемся в безопасности.

— Где?

Он указал на передний экран обзора. Его черноту заполнял Юпитер.

17

Войдя в ущелье, прорезавшее северную часть Дикой Стены, они услышали первые звуки барабанов. Теор встал как вкопанный. Шедшая за ним армия подтягивалась к остановившемуся авангарду. Все, как один, вслушивались в знакомые звуки, но вот удары стихли.

Некоторое время Теор стоял в молчании, нарушавшемся только свистом ветра в утесах. Воины обступили его со всех сторон, черными силуэтами вырисовываясь на фоне полоски неба — почти такой же темной из-за опустившегося вечера и плотной облачности. Возле вершины росли несколько деревьев. Их ветви скорчились под порывами холодного ветра. Внизу, у подножия ущелья, спустились тени. Войско стояло там единой темной массой, чуть светясь собственным инфракрасным излучением. Более холодное оружие и доспехи были обведены четкими контурами. Устилавшие путь обломки кололи усталые ноги.

— Вы слышали? — спросил он.

— Да, — ответил Валфиво. — Это сигнал наблюдателей.

Барабаны зарокотали снова — где-то вверху и слева.

— Если нас здесь прижмут, туго нам придется, — сказал Валфиво. — Они могут забросать нас сверху камнями.

Теор заспорил с ним — отступить или идти вперед. Вход в ущелье был ближе, чем выход из него. Пятясь назад они вскоре могли оказаться на равнине где солдаты могли бы свободно маневрировать. Но в этом случае им предстояло сидеть и ждать нападения (возможно, в течение нескольких дней), а в это время Линант и Поре умирают от голода в Пиарре.

— Мы пойдем вперед, — решил он.

— Я бы этого не советовал, — пробормотал Валфиво, — но вся наша миссия и так достаточно безумна… — он всплеснул руками. Подбежал адъютант. — Отправьте патруль, пусть разведают, кто это там сигналит. Пусть остальные сомкнут ряды, мы идем вперед.

Армейские барабаны отстучали приказ. Эхо заметалось от стены к стене ущелья. Зазвенели ледяные сосульки, звякнули камни, тысячи ног шаркнули о тропу и армия Ниарра тронулась в путь.

Спускалась ночь, и мрак стал непроглядным, но никто не остановился. Здесь заблудиться было невозможно. Разведчики вернулись и доложили: как и следовало ожидать, шпион бесследно исчез. Чтобы спрятаться в его распоряжении были все окрестные горы, и он, конечно, не стал дожидаться, когда его обнаружат. Однако и это было хорошей новостью, кордона варваров поблизости тоже не наблюдалось.

А был ли вообще повод для радости? Теор почувствовал, как его рот сжался в такую же узкую полоску, как губы Валфиво.

Около полуночи они достигли Ворот Ветра. Позади них вздымались утесы, а впереди лежал неровный, но открытый склон. Он вел вниз, домой. Теор различил отдаленный свет — сияющий Брантор, несший свои воды на юг, к Ниарру и океану. Даже после того, как войско встало лагерем на ночлег, поспать ему не пришлось.

Бой барабанов поднял его перед самым рассветом. Он сбросил с себя тяжкое оцепенение, гадая, нет ли дождя или молнии. По сигнал говорил о другом, и на этот раз он звучал дольше. Такие громовые удары мог издавать только большой военный барабан — такой, нести который могли только четверо воинов. В этой атмосфере его звук разносился на десять миль и дальше.