Дело беглеца - Валерий Георгиевич Шарапов

карманы, даже нашел какой-то початый стандарт с надписями на латыни. Но все это было бесполезно. Дрожь прошла, прозвучал какой-то шамкающий вдох. А в следующий миг Эберхарт уже не дышал. Лицевые мышцы перекосили лицо, в глазах застыла пронзительная тоска. Михаил похолодел. Предательская слабость заставила опуститься на колени. Он не верил своим глазам, не отдавал себе отчета. Но понимание приходило, в душу забиралась безысходность. Он оказался у разбитого корыта. Эберхарт умер, так и не став шпионом КГБ…

Впрочем, агентом он бы и так не стал. Его искали все спецслужбы Западного Берлина, и вовсе не затем, чтобы поощрить. Но рассказать он мог многое, озвучить имена, прояснить аспекты деятельности БНД против Советского Союза. А это стоило дорогого.

Михаил поднял на кровать ноги мертвеца, зачем-то укрыл его пледом. Еще побыл немного рядом с ним. Увы, отыграть назад в этой жизни можно все, кроме смерти. Он выключил свет, вышел из комнаты, плотно притворив дверь, побрел на кухню. Покинуть квартиру было выше его сил. Куда уходить? Вяленая «буйволятина» не лезла в горло. Выпил чаю, покурил у окна, отрешенно созерцая темноту. Потом покинул кухню, прошел на цыпочках мимо комнаты с мертвым человеком, забрался в какое-то дальнее помещение, где имелась тахта, частично разделся, лег. А вот теперь этот долгий день закончился окончательно – самый безумный день в его жизни. События вспыхивали перед глазами, наслаивались друг на друга. Мелькали лица, живые, мертвые (в большинстве, конечно, мертвые). Проявлялось миловидное женское лицо, обрамленное светлыми волосами. Провалился в сон как в небытие…

Утро было мглистым, пасмурным, за окном моросил дождь. Тучи перегруппировались, надвигались с севера. Состояние было омерзительным, разболелась челюсть, по которой вчера славно перепало. Но спасибо, что живой… Уже рассвело, сквозь шторы просачивалась серая муть. Ночью никто не тревожил. Первым делом он заглянул в «покойницкую». За прошедшую ночь Эберхарт живее не стал. Лицо обострилось – словно похудело. Запаха еще не было, но кожа кое-где покрывалась пятнами. Начиналось разложение. Подавив тошноту, Михаил плотно закрыл дверь, отправился на кухню. Заварил кофе, включил зачем-то телевизор. Местный телеканал передавал криминальные новости. Диктор бодро отчитывался перед телезрителями о произошедшем за сутки. Вооруженное ограбление магазина на Дерекштрассе – все живы, но ювелирные изделия пропали, и на поиск преступников брошены лучшие силы полиции. В грузовом автомобиле «Мерседес», перевозившем продукты питания из Западной Германии в Западный Берлин, обнаружена партия наркотиков. Вредные вещества благополучно конфискованы, ведется поиск преступников. Из Шпрее под мостом спасатели извлекли чемодан, в котором лежал сложенный пополам женский труп. Тело отправлено в морг на экспертизу, а следственный отдел пытается выяснить имя потерпевшей и обстоятельства, приведшие к трагедии. О вчерашних событиях, связанных со стычками БНД и Штази, – ни звука. Словно не было переполоха на Рупенталь с несколькими трупами, раздавленного под колесами тепловоза мужчины, бойни на Кюрхаллее. Власти Западного Берлина берегли нервы своих граждан. Оставалось надеяться, что тело в чемодане принадлежит не Марте Киршнер…

Он выпил половину чашки, извлек из холодильника «испорченный» сыр, отрезал часть. Продукт был странный, разваливался во рту, мощно отдавал плесенью, но желания выплюнуть его изо рта, в принципе, не возникало. Михаил жевал пористую рыхлую массу, запивал кофе. Криминальные новости закончились, пошла реклама. Замелькали слащавые лица детей и взрослых, актеры расхваливали какие-то соки, лекарства, пылесосы. Надоело. В Советском Союзе практически не было рекламы. Зачем? Глупый пережиток буржуазного строя. Он выключил телевизор, постоял у окна, созерцая сгущающуюся облачность. По стеклу стекали дождевые капли.

Он принял душ за клеенчатой занавеской в ванной комнате, отыскал в навесном шкафу станок для бритья, соскреб щетину. Челюсть после вчерашнего «прилета» смотрелась неважно, синь расползлась по подбородку. Все это было крайне неприятно. Но не пудриться же. Одежда после вчерашних похождений превратилась в жалкое зрелище. На куртке и брюках чернели пятна. В доме проживал, слава богу, мужчина, причем одинокий – следов пребывания рядом женщины не нашлось. Шкаф с одеждой находился в дальней комнате. Михаил сменил белье, влез в темно-серые джинсы хваленой фирмы «Ливай Страусс», натянул через голову немаркий пуловер. Обувь оставил свою, хорошенько ее почистил. В шкафчике в прихожей висела куртка из дорогой замши. Примерил – понравилась. Мелькнула смешная мысль: написать записку – мол, не вор, попал в тяжелую жизненную ситуацию, все верну и компенсирую издержки. Перед уходом не сдержался, снова заглянул в спальню. По комнате струился неприятный запах – пока еще слабый, но что начнется через несколько часов? На лице мужчины, на которого возлагались большие надежды, все больше образовывались пятна.

Михаил вышел из комнаты, помялся в прихожей у закрытой двери. Оставалось еще одно дело, в принципе несложное. Он снял телефонную трубку. Гудок проходил – аппарат работал. Телефон был кнопочный, для советских людей – диковинка. Номер полиции, кажется, 110. Откашлялся, набрал несложную комбинацию цифр. Отозвался диспетчер. Коверкая голос, усиливая акцент, Михаил назвал адрес, сообщил о трупе, добавил, что смерть некриминальная, и повесил трубку. Больше в этой квартире ничто не держало. Эх, знал бы господин Эберхарт, какое важное дело он отправил коту под хвост…

Упомянутое животное мяукнуло, когда он резко вышел в «тамбур» и захлопнул дверь. Бросилось к входной двери, ударилось тельцем и затаилось в темноте. Откуда взялось? Не важно. Кошки всегда откуда-то берутся. Спина похолодела. К крыльцу подходили несколько человек. Шоркали подошвы. Не мимо шли, а именно сюда. Он запаниковал. Машинально надавил на дверь, чтобы укрыться в квартире. Поздно, сам ее захлопнул, а ключа не было. Завертелся, обнаружил нишу справа от двери, втиснулся в нее, прижался к стене. Холодный пот стекал по позвоночнику. Кого еще черти принесли? Вряд ли это дворники, курьеры или водопроводчики. Эберхарт уверял, что квартиру его приятеля могут вычислить не ранее чем через неделю, а прошла всего ночь. Умеют работать, черти, когда не надо…

Он стоял, не дыша. Распахнулась входная дверь, ругнулся мужчина, наступив на убегающую кошку. Животное с визгом выкатилось на улицу. Ругались почему-то по-английски. В тамбур с улицы вошли несколько человек, приблизились к двери. Один нажал на кнопку, в недрах квартиры прозвенел звонок. Подождали, еще раз позвонили. Незнакомцы мялись под дверью, сопели. Им ничто не мешало сделать пару шагов и заглянуть в нишу. Удушливый страх душил горло.

– Работай, Фрэнк, – проворчал мужчина.

Что-то заскрипело в замке – работали отмычкой. «Англосаксы! – осенило майора. – Братцы кролики из ЦРУ – кураторы и надзиратели над местными спецслужбами! И вчера они же работали. А я удивлялся, почему такое количество жертв? И Эберхарт удивлялся. Немцы так не поступят, не станут убивать,