Однажды в России - Константин Столяров

Пряча улыбку, Малоешко долго сморкался в платок, а Судаков, напротив, воспринял информацию всерьез и высказал предположение, что у Парусова параноидальная шизофрения.

- Мошенничал он классно, совсем не как шизофреник, - резко возразил Затуловский. - Товарищ майор, он же нам лапшу на уши вешает. Натуральный псих не стал бы скрывать тех преступных эпизодов, которые совершил на пару с Вороновским до появления у них в группе Холмогорова. Разве не так?

- Это ничего не значит, - заупрямился Судаков. - Выносите постановление о назначении судебно-психиатрической экспертизы. Раз есть подозрения, надобно их проверить.

Затуловский перевел взгляд на Малоешко, но тот не захотел поддержать его.

- Почему не проверить? - рассудительно заметил подполковник. - Что-то вы, Рома, сегодня не в настроении.

- Дома одни неприятности, - помолчав, сказал Затуловский. - Опять дочка температурит.

- Что с вашей Женечкой? - участливо спросил Малоешко. - Врача вызывали?

- Целый консилиум... У Жени обнаружили аллергию на шерсть Эдит! Представляете, Лев Климентьевич, по статистике это случается реже одного раза на миллион, а почему-то выпало нам!

- Что же будет? - встревожился Малоешко.

- Ума не приложу! То ли отдавать Женю на воспитание деду с бабкой, то ли пристраивать Эдит в зоопарк или в цирк.

Лицо Малоешко исказилось в страдальческой гримасе.

- Тут, сдается мне, выбирать нечего, - вмешался Судаков. - Разве можно сравнивать человека с обезьяной?..

Затуловский выполнил поручение Судакова и спустя неделю доложил результаты амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы,

- Так, так... - вполголоса приговаривал Судаков, медленно знакомясь с актом. - Психическое состояние: недостаточно ориентирован в окружающем... легко вступает в беседу... Мышление тугоподвижное, вязкое... Знания крайне скудные, круг интересов резко ограничен... Настроение часто подавленное, недоверчив, обидчив, легко возбудим... В принудительном лечении от алкоголизма не нуждается... Обнаруживает последствия перенесенной в 1959 году черепно-мозговой травмы с изменениями личности. Указывает, что ранее у него были случаи, когда он без причин забирался на крышу, откуда его снимали пожарные... Так... Для определения способности отдавать отчет своим действиям и руководить ими нуждается в направлении на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу... Подписи, дата... Ваше мнение, капитан?

- Мне все-таки кажется, товарищ майор, что Парусов придуривается, ответил Затуловский. - Валяет ваньку, чтобы улизнуть от наказания.

- А мне сдается, что нет. Раз медики высказались в пользу тщательного обследования, то, по всей видимости, у них были основания. Они - специалисты, мы обязаны к ним прислушаться... На основании статьи 26 УПК выносите постановление о выделении дела Парусова из общего производства и оформляйте направление в стационар. Все, ступайте!

В тот же день, только ближе к вечеру, когда Затуловский уже собирался домой, к нему заглянул подполковник Малоешко.

- Слушаю вас, товарищ подполковник? - Затуловский вытянулся перед старшим по званию.

- Рома, такое дело... - взволнованно начал Малоешко. - Жена у меня, Луиза Францевна, она, знаете, по натуре добрая, но... как бы это сказать?.. со странностями. Всю неделю ее уламывал, пока не согласилась. Продайте нам Эдит, а?

- Лев Климентьевич, да вам я даром отдам! - обрадовался Затуловский. - В хорошие руки...

- Даром не возьму, не имею права. Наличие вашей зависимости по службе исключает...

- Лев Климентьевич!

- Нет, Рома, не агитируйте меня, это бесполезно, - решительно отнекивался Малоешко. - Назовите вашу цену.

- Даже не представляю себе... - Затуловский недоуменно пожал плечами. Ну... рублей девяносто-сто... Подойдет?

- Сто! - согласился Малоешко. - Меньше нельзя.

- Погодите, товарищ подполковник! - внезапно спохватился Затуловский. Какой марки ваш телевизор?

- У нас старенький "Рекорд". А что?

- А-а-а, - тоскливо застонал Затуловский. - Ничего у нас с вами не выйдет, Лев Климентьевич... Жаль, но не судьба! Придется отдать Эдит в цирк!

- Рома, при чем здесь телевизор? - удивился Малоешко. - Какое это имеет значение?

- Громадное, Лев Климентьевич, решающее. Ведь Эдит ни дня не может прожить без телевизора, а у нас, к несчастью, она, бедненькая, привыкла к цветному изображению. Как-то мы взяли ее в гости, к друзьям, у которых тоже черно-белый телевизор, так она обиделась, отвернулась и даже не стала пить чай!

- Скажите пожалуйста! - воскликнул пораженный Малоешко. - Животное, а как тонко все понимает!.. Какие передачи ей нравятся?

- Вкус у нее странный. - Затуловский слегка оживился. - Эдит предпочитает "Утреннюю почту", "Кабачок тринадцать стульев", вечера артистов оперетты и спортивные передачи. Особенно фигурное катание, хоккей и футбол.

- Мои любимые передачи... - изменившимся голосом сказал Малоешко. - Рома, не в службу, а в дружбу, обождите еще пару деньков. Придется мне, видно, принять кое-какие меры...

28. КУЗЬКИНА МАТЬ

К середине октября в предварительном следствии по делу о мошенничестве почти все, можно сказать, устаканилось, причем совсем не так, как хотелось Судакову. Именно поэтому, прежде чем взяться за составление обвинительного заключения, майор окинул мысленным взором события прошедших полутора месяцев, чтобы хладнокровно решить, насколько точно он определился в сложившихся наперекор его воле обстоятельствах.

По букве и по духу закона следователь обязан объективно, без какого бы то ни было предубеждения относиться к каждому, с кем приходится работать, однако есть и человеческий фактор, который трудно, а подчас и невозможно преодолеть. Говоря начистоту, из проходившей по делу троицы только неказистый, простодушный, жестоко обделенный жизнью Парусов вызывал к себе жалость, в то время как два образованных, лощеных красавчика, Вороновский и Холмогоров, оба баловни судьбы, по всей видимости, сверх меры пресыщенные успехом у женщин, казались майору изуверами. Но если в случае с Холмогоровым, слизняком, позорной бородавкой на здоровом теле советской молодежи, майору удалось все-таки пересилить себя, то с Вороновским вышло наоборот - день ото дня в душе Судакова крепла лютая ненависть к отщепенцу, осмелившемуся держаться на следствии с эдакой интеллигентской нагловатостью, отчего майора без преувеличения бросало в дрожь. Началось с того, что еще на первом допросе Вороновский не соизволил подписать протокол, предложив ему, Судакову, сперва исправить все синтаксические и орфографические ошибки. А дальше и вовсе пошло-поехало: нахально дымя американскими сигаретами, Вороновский либо не считал нужным отвечать на поставленные ему вопросы, либо снисходительно отшучивался, тем самым болезненно уязвляя и без того растревоженное самолюбие следователя.

"Ладненько, - стиснув зубы, сказал себе Судаков. - Раз не хочешь по-хорошему, я тебе покажу кузькину мать!"

Лишь наивные, очень далекие от советской юстиции люди думают, будто взятие обвиняемого под стражу надобно для того, чтобы тот не мог, во-первых, скрыться от наказания, во-вторых, продолжать преступную деятельность и, наконец, в-третьих, воспрепятствовать установлению истины по уголовному делу. Это все, по правде сказать, теория, а он, майор Судаков, будучи практиком, назубок знает, что в аресте гораздо важнее другое - поместив мерзавца за решетку, где заключенные содержатся как сельди в бочке, расчетливый следователь деморализует преступника, подавляет его способность к сопротивлению и исподволь выводит на чистую воду посредством внутрикамерной обработки.

Делается это просто - заранее нацеленный оперчастью изолятора, сокамерник из числа бывалых по-отечески внушает новичку, что для его же пользы надобно все поведать товарищам по несчастью, они, дескать, надоумят, подскажут, поделятся опытом. Таких добровольных помощников в местах заключения хоть пруд пруди, вербуют их без проблем. Нынешним летом ушлый опер из "Крестов" похвастал ему, Судакову, что склонил к негласному сотрудничеству зека, страдавшего геморроем, всего за одну упаковку свечек для задницы ценой в 22 копейки.

Так вот, если новичок поддается на уговоры, все в порядке, он готов осведомитель оповещает опера, а тот передает информацию следователю. Когда же уговоры не дают положительного результата, к строптивцу для начала применяют меры дисциплинарного воздействия в виде лишения продуктовых передач от родственников, отлучения от тюремного ларька и помещения в карцер, а если и это не помогает, его переводят в так называемую пресс-хату для силового внушения. "Прессование" бывает разное: могут избить для острастки, могут покалечить, могут "опустить", превратив в педрилу. Естественно, что коренные жители пресс-хаты в порядке поощрения отмечаются не свечками от геморроя, а чем-то существенным, вроде водки или женщины, которая подсаживается к ним на всю ночь. Жизнь есть жизнь, здраво рассуждал Судаков, как аукнется, так и откликнется.