Дело смеющейся гориллы - Эрл Гарднер

Тут вмешался судья Манди:

— Я принял к сведению позицию защиты в этом вопросе, но, в конце концов, мистер Денни, в своих свидетельских показаниях вы делаете слишком много выводов. Вы должны дать показания только о том, что вы лично видели.

— Хорошо, — сказал Денни, — как мы заранее договорились, двое полицейских находились там, где она могла их видеть. Затем их обоих позвали в другой конец стоянки, так что обвиняемая могла убедиться, что за ней никто не наблюдает.

— Что произошло потом? — спросил Бергер.

— Она прошла мимо стоявших там машин, изучая их номера. Подойдя к третьей машине, а это была машина под седьмым номером, та самая, в которой ее доставили в полицейское управление, она открыла дверь, подняла заднее сиденье и достала оттуда чек.

— Откуда вы знаете, что она достала оттуда чек? Вы могли это видеть?

— Я мог разглядеть, что это был сложенный листок бумаги.

— Откуда же тогда вы знаете, что это был чек?

— Я проверил машину за десять минут до того, как обвиняемую выпустили. Тогда чек находился между сиденьем и спинкой. Как только обвиняемая покинула гараж, я в сопровождении других свидетелей вернулся туда и проверил машину. Чек исчез.

— Оставалась ли машина в это время вне поля зрения?

— Нет, сэр. Мы не сводили глаз с машины.

— Защита может задавать вопросы, — сказал Бергер.

Мейсон зевнул, взглянул на часы и произнес:

— Вопросов нет.

— То есть как?! — воскликнул в изумлении Бергер.

— Вопросов нет, — повторил Мейсон.

— Тогда с этим все, — сказал судья Манди, — у вас есть еще свидетели, мистер Бергер?

Бергер в явном замешательстве взглянул на Мейсона.

Этна наклонился, чтобы что-то прошептать, но Мейсон, тихонько толкнув его под столом, вынудил отказаться от своего намерения.

Все поведение Мейсона свидетельствовало о том, что он не придавал всем этим показаниям особого значения.

Судья Манди взглянул на невозмутимого защитника, затем на Гамильтона Бергера, о чем-то лихорадочно совещавшегося шепотом с Гинзбергом, и произнес:

— Ваш следующий свидетель, господин окружной прокурор.

— Вызовите Фрэнка Каммингза.

Каммингз показал под присягой, что он является шерифом, а также братом тюремной надзирательницы. В четверг утром он сопровождал надзирательницу в квартиру Джозефины Кемптон. Надзирательница вошла внутрь при помощи ключа, полученного от миссис Кемптон, а затем отобрала вещи, которые должна была отнести обвиняемой. Свидетель Каммингз тем временем просверлил небольшое отверстие в косяке над дверью, надел рабочий комбинезон и установил в коридоре стремянку. Когда обвиняемую выпустили из тюрьмы и она пришла к себе домой, свидетель работал, стоя на стремянке, и делал вид, что ремонтирует проводку в коридоре. Как только обвиняемая вошла в свою квартиру, закрыла дверь и заперла ее изнутри, свидетель подвинул стремянку к двери и встал на ступеньки таким образом, что мог заглянуть в просверленное отверстие. И тогда он увидел, что обвиняемая задрала юбку, достала спрятанный в чулок сложенный листок бумаги, подошла к книжной полке, взяла книгу и, открыв ее, положила на стол. Затем она прикрепила чек к странице книги при помощи клейкой ленты и поставила книгу обратно на полку.

Свидетель показал, что он тут же спустился со стремянки, перенес ее в другой конец коридора и подождал, пока обвиняемая покинет свою квартиру. После этого он вновь вошел в квартиру, открыл книгу на упомянутой странице и извлек документ.

— Что это был за документ? — спросил Гамильтон Бергер.

Свидетель усмехнулся.

— Это был чек на двадцать пять тысяч долларов, который был представлен в качестве вещественного доказательства.

— Защита может начинать перекрестный допрос, — сказал Бергер.

Мейсон взглянул на свидетеля с мягкой улыбкой.

— У вас ведь не было разрешения заходить в квартиру ни в первый, ни во второй раз, не так ли?

— Нет, сэр.

— Где вы взяли ключ, при помощи которого вошли в квартиру во второй раз?

— Я изготовил дубликат.

— Вы знали, что не имеете права обыскивать квартиру без ордера на обыск или разрешения владельца?

Свидетель взглянул на Гамильтона Бергера и сказал:

— Тогда я об этом не подумал.

— А теперь вы можете об этом подумать, не так ли?

— Да, сэр.

— Вы ведь несомненно изучали закон, в частности о порядке проведения обысков, перед тем как были назначены шерифом, верно?

— Да, сэр.

— И вы понимали, что совершаемое вами — незаконно?

— Ну, если вы так хотите сформулировать, то да.

— Я хочу сформулировать именно так, — сказал Мейсон. — У меня все. Больше вопросов к этому свидетелю я не имею.

Следующим свидетелем был служащий из зоопарка, показавший, что он был вызван в Стоунхендж; что он прибыл туда в ночь убийства и обнаружил разгуливающих на свободе трех горилл; что до этого ему доводилось несколько раз посещать Стоунхендж в связи с экспериментами Бенджамина Эддикса с гориллами; что ему были знакомы многие гориллы и их характерные особенности поведения; что под его руководством гориллы были возвращены в клетки; что затем он обследовал горилл на предмет обнаружения брызг крови и таковых не обнаружил.

— Защита может задавать вопросы, — сказал Бергер.

— Что вы подразумеваете под брызгами крови?

— Я имею в виду, что их шкуры были тщательно осмотрены с целью выяснить, нет ли на них капель крови.

— Зачем это было сделано?

— Это было сделано по требованию окружного прокурора.

— Чтобы сэкономить время, — сказал Гамильтон Бергер, — я хочу заявить Суду и защите, что мой следующий свидетель, патологоанатом, установил, что характер ран, нанесенных Бенджамину Эддиксу, был таков, что неизбежно должна была ударить струя крови из первой же нанесенной ему в шею раны, которая оказалась смертельной, и что кто бы ни нанес эту рану, он неизбежно должен был оказаться забрызган кровью.

— О, понятно, — кивнул Мейсон, — продолжайте.

— У меня все, — сказал Бергер, — можете продолжать перекрестный допрос.

— Ни на одной из этих горилл не было никаких следов крови?

— Нет. По крайней мере, на шкурах; подождите-ка, у одной из горилл были кровавые пятна — не брызги, а пятна, кровь сочилась из пореза у нее на ступне. Очевидно, она поранила ногу, наступив на острый осколок стекла.

— Откуда вам это известно?

— Потому что там был кусок стекла — осколок игольчатой формы, вонзившийся в ступню гориллы.

— И где этот кусочек стекла?

— О, это был обыкновенный осколок. Я не знаю, куда он потом делся.

— Кто извлек его?

— Я.

— Вы сами извлекли его из ступни гориллы?

— Да.

— Это болезненная процедура?

— Гориллу в тот момент усыпили. Чтобы облегчить поимку, животным дали фрукты с сильнодействующим снотворным. Я обнаружил горилл в крайне возбужденном состоянии. Дикие сторожевые псы устроили всю эту суматоху. Гориллы были очень возбуждены. Вой сирен, собачий лай и другие необычные звуки, полностью изменившие привычную для них обстановку, да еще сознание того, что они нарушают установленный порядок…

— Откуда им это было известно? — спросил Мейсон.

— Потому что они были выпущены из клеток. У горилл очень развитый интеллект. Они знают, когда им полагается сидеть в клетке, и понимают, что оказались на свободе при обстоятельствах, нарушающих установленный порядок.

— У меня все, — сказал Мейсон.

Бергер повернулся к судье:

— А теперь мы вызываем в качестве свидетеля Мортимера Херши.

Херши встал на свидетельское место и показал под присягой, что примерно за две недели до убийства Бенджамин Эддикс запланировал провести крупную деловую операцию; что подробности этой операции были известны только самому хозяину; что свидетелю были известны только некоторые детали, но он абсолютно ничего не знал о намерениях Эддикса; что Эддикс, по своему обыкновению, сохранил в тайне все, касавшееся цели и суммы сделки.

Поздно вечером во вторник, накануне убийства, Эддикс вызвал Натана Фэллона и Мортимера Херши на совещание. Он сообщил им, что хотел бы составить новое завещание, которое впоследствии собирается оформить по установленным законом правилам, или, как он выразился, «со всеми этими юридическими штучками», а в данный момент, поскольку он хочет, чтобы у него в доме все было в полном порядке, он составил вот это новое завещание.

— Он сообщил вам условия завещания?

— Нет, сэр. Не сообщил ничего, креме того, что он чувствует себя виноватым перед Джозефиной Кемптон за несправедливые обвинения в ее адрес и что в связи с находкой, столь драматичным образом доказавшей ее невиновность, он хотел бы завещать кое-что и ей.

— Упоминалось ли в вашем разговоре, что именно он решил ей завещать?

— Нет, только то, что он собирался это сделать.

— Кроме этого, сообщил ли он вам еще что-нибудь о содержании завещания?