Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

– А это зачем? – не выдержала Катя.

– Кто ж с кольцом стирает? – ответила Зина. – С мылом уйдёт. Ну всё, будьте умниками.

И ушла.

А они доели яблоко, и Тим отправил их в уборные, а сам разобрал постели. Теперь, когда того, мордатого, арестовали, Дима так оберегать не стоит. Дим вернулся быстро, а Катя задерживалась.

– Раздевайся и ложись, – сказал Тим сыну. – Я за Катей пойду.

– Я с тобой, – упрямо ответил Дим.

Помедлив, Тим кивнул, но тут шевельнулась занавеска, и в отсек вошла Катя. Её платьице было спереди влажным, а полотенце совсем мокрым.

– Вот, – тихо сказала она. – Я забрызгалась.

– Ничего страшного, – ответил Тим, беря своё полотенце.

С Димом это случалось сплошь да рядом, и он уже хорошо знал, что надо делать в таких случаях. Он вытер Кате лицо и грудь своим полотенцем и помог раздеться.

– Пока будешь спать, оно высохнет.

Оставшись в рубашонке и трусиках, Катя, залезла в постель. Тим подоткнул ей со всех сторон одеяло и занялся Димом. Уложив Дима, он по привычке коснулся губами его лба, и тут прозвучало тихое и дрожащее от сдерживаемых слёз:

– А меня? Папа?!

Тим поцеловал и её.

– Пап, ты читать будешь? – сонно спросил Дим.

– Да.

Тим разулся, залез на свою койку и лёг, не разбирая постель поверх одеяла. Взял разговорник. Но глаза скользили по строчкам бездумно. Он уже… да, сегодня третий день, как он женат. Его семья увеличилась вдвое, жена, дочь, а он… он сам совсем не изменился. Семья. Этого не может, не должно быть у раба. И вот… есть. Внизу спят его дети. Жена пошла стирать. Да, этого он никак не ждал, не мечтал, да ему такое и в голову не приходило. Что и как надо делать, он совсем не представляет. Но… но живёт же Мороз, тоже раб, спальник к тому же, и с весны семейный. И всё нормально. Так спальник справляется, а он… А что он?

Тим осторожно повернулся и посмотрел вниз. Спят. Дим разметался, а Катя свернулась в комочек и кажется совсем маленькой. Нет, если этот… председатель не обманет и фрукты завезут в киоск, будет очень хорошо. Чтоб не ходить за фруктами в город, где на кого угодно можно нарваться. И когда уедут… да, лучше, конечно, в город. В этом Мороз прав. В… как её? Да, деревне, ему только в батраки, даже не шофёром, а в городе… своё дело он, конечно, не потянет, ни денег, ни связей нет, а в большом автохозяйстве… там есть шанс. В городе лучше школы, а Диму на следующий год уже учиться идти. Жизнь в городе дороже, но и для заработка возможностей больше. И жильё. Всё упирается в жильё.

Тим отложил книгу. Не до неё сейчас. Жильё. Дом или квартира? Нанимать что так, что этак, денег на покупку, даже в рассрочку у него нет, а банковский кредит… да, ещё мальчишкой наслушался хозяйских разговоров про кредиты и чем они оборачиваются, и вряд ли русские банки добрее и щедрее. Так что, наём. Теперь дом или квартира? Как толковали у пожарки? Свой дом – это огород и сад, куры там, кролики. Это ни мяса, ни яиц, ни овощей не покупать. Экономия! У Тима дрогнули в улыбке губы. Такая экономия и боком может выйти. Чтобы земля прокормила его и семью – четыре человека всё-таки – ему только на земле и надо работать. И Зине с ним. И детям. А когда он будет на всё остальное зарабатывать? И детям надо учиться. Свалить всю эту работу на Зину он не может. И не хочет. Они поженились, чтобы детям было хорошо. И как же он может загнать их в рабскую круговерть работы пусть не по имению, по ферме, что ещё тяжелее, знает, попробовал мальчишкой и там, и там. Да, как раз, ему было сколько и Диму, когда его продали на ферму, а через год в имение. Так что эту каторгу он знает. И детям своим он её не хочет. Нет. Если даже отдельный дом, то городской коттедж, без хозяйства. Свой дом – это очень дорого…

Он напряжённо думал, считал, прикидывал. Но, не зная заработка, как он рассчитает траты? Голова кругом!

Войдя в прачечную, Зина, как все, разделась, сложив одежду в шкафчик с цифровым замком. Если в гладильную можно было зайти как была, то в полную водяного пара и брызг жаркую прачечную… кто побогаче, те переодевались, а такие, как Зина, просто оставались в одном белье, чтобы не портить платье, зачастую, как и у неё, единственное. Деревянные шлёпки на брезентовых ремешках у неё были свои, так что всё ж таки не босиком, как некоторые. Раздевшись, Зина осторожно потрогала уши. Конечно – лицемерно вздохнула она – надо бы и снять, чтоб, упаси бог, паром не попортило, да и не в прачечной форсить, но врачиха сказала, чтоб не снимала, пока уши не заживут, ведь заново пришлось прокалывать, да всё ж таки не хухры-мухры, а серебро, да и позолоченное. А серебру с золотом ничего не страшно.

Зина захлопнула дверцу, набрав немудреный шифр и, гордо вскинув голову, пошла в мытьевую.

Обнову заметили не сразу. Она успела разобрать и замочить бельё и уже начала стирать Димочкину рубашку, когда кто-то ахнул:

– Ба-абы! Азариха-то…!

– А?

– Чего?!

– Ты посмотри! С серьгами!

Зина, плотно сжав улыбающиеся губы, оттирала воротничок, старательно делая вид, что этот шум и переполох её, ну, совсем не касаются.

– Да не выпендривайся, Зинка, слышь, где взяла?

– Не взяла, а подарили, – с достоинством ответила Зина, перекладывая рубашку в ведро для полоскания.

– Ух ты-и! Это кто ж такие подарки делает?

– Может, и нам подарит?

– Каждой-то?!

– А чего ж нет? А, Зин?

Зина пожала плечами.

– Мне муж подарил, – и уточнила: – на свадьбу. А кто вам будет дарить…? Мне откуда знать.

– Ух ты, заважничала-то как!

– Ты что, Зин, замуж вышла?

– Вышла.

Зина развернула тёмную мужскую рубашку, придирчиво разглядывая еле приметное пятнышко на воротнике. Вроде, должно отстираться.

– Оно и видно! – рассмеялся кто-то. – Стирки сразу больше стало.

– Ну, за такие подарки и постирать можно. Ты вон Федьку Языкатого обстирываешь, он тебе много дарит?

– Федька-то? Да от него один подарок!

– Точно, девки, щас даст, через девять месяцев увидишь.

– Да уж, подарок один да не тебе одной. Зин, ты чего молчишь?

– А чего говорить? – пожала плечами Зина, бережно расправляя в мыльной воде клапаны нагрудных карманов. – Какие