Закон - тайга - Эльмира Нетесова

Никто тогда не обратил внимания на его слова. И Горилла забыл. Годы прошли. Но вот теперь слова врача подтвердились.

Гришка присел на корягу. В задумчивости покачал головой.

«Дегтярев ничего не понял. Даже на сумасшествие нужна чувствительная натура. И хоть зачаток интеллекта. Но и такого лишены мусора напрочь», — отвернулся Горилла.

Вспомнились ему слова врача и о том, что можно сбить с толку малоэрудированных, а таких большинство, следователей и экспертов-психиатров обычным чревовещанием. В прежние времена чревовещатели в балаганах на ярмарках своим умением медяки зарабатывали. Говорил человек утробой, а рта не раскрывал. Потом отвечал мнимому собеседнику. «А, какое мне до них всех дело, — отмахнулся Григорий от воспоминаний. — Своих забот хватает. Дай Бог управиться».

Никому во всем свете не сознался бы фартовый, как мучительно трудно пришлось ему самому.

По счастливой случайности ушел в откол без урона, без пера и трамбовки. Может, могучее здоровье да крепкие кулаки помогли. Потом было самое трудное…

Кому, как не ему, Горилле, это помнить. Он и теперь, в постели с Ольгой, видит в снах кентов. С ними считает общак, снимает навар с новичков, берет положняк с работяг, давно живущих на воле.

С кентами он уходил на дела. Линял в бега из зон, отрывался от погони, убивал овчарок и охранников. А утром будто и впрямь болело тело от собачьих укусов и ударов прикладом.

Сколько раз видел себя под запреткой и в камерах. Играл в очко на чью-то жизнь, а сам мотался в петле. Сколько раз за ночь умирал, а утром чудом просыпался живым!

Прошлое всегда живет в памяти. Оно как ночь, без которой не бывает жизни у фартовых…

Вот и он днем — Гришка. А ночью — опять Горилла. И никогда не рвет с «малиной». Он лишь внешне расстался с кентами, душой остался с ними навсегда.

Может, поэтому всякую ночь вскакивала Ольга с постели босая, в одной рубахе, к ведру с водой. Кунала в него полотенце. Обтирала вспотевшую грудь, лицо мужа. Тот синел. Кричал Гришка Гориллой. На весь дом.

Говорят, время лечит. Видно, и оно не властно над фартовыми.

— Я хочу попросить тебя, Григорий. Как человека сознательного, — обратился Дегтярев, тронув Гориллу за рукав. — Коль увидишь Сову, дай мне знать. Чем черт не шутит? А вдруг и вправду объявится малахольный в наших местах?

— Фалуешь в фискалы, участковый? — прищурился, будто прицелился, Гришка.

— Для твоего же блага стараюсь. Ты ж его убить можешь ненароком. А за это — опять в зону. Сам понимаешь, сроки за убийство здорового и больного одинаково большие.

— Я легавым не шестерка, — оборвал Горилла.

— А Трофимыча тебе не жаль? Ведь он — коллега твой. Вроде как сдружились. Так хоть о нем подумай, — уговаривал участковый, не обратив внимания на обидное слово.

— Если встречу, сам справлюсь. Не баба! — рыкнул Гришка Гориллой. И участковый понял: даже завязавший с «малиной» фартовый никогда не преступит свой закон, не станет фраером.

— И все же будь поосторожнее. С оглядкой. Береги себя. Ведь дети имеются. Им во второй раз сиротеть ни к чему. Да и Ольга… Вся ее жизнь в тебе. Для кентов ты свой, удача, навар. А ей, бабе, ВСЯ ЖИЗНЬ…

Горилла разулыбался. Коль участковый подметил, а он — собака, значит, так и есть.

Гришка ничего не ответил, но на душе потеплело. Ведь вот и теперь не на общак, не на «малину», на семью вкалывает, для детей старается, для жены. Чтоб теплее им жилось да радостнее.

И все ж случались тугие минуты. О них никто не знал. Лишь своя семья. Самая лучшая в свете…

Полгода копила Ольга деньги на костюм Грише. Всякую копейку берегла, на всем экономила. Боялась брать из тех, что Гриша детям принес. А ну как раздумает? И когда закончится наказание, потребует деньги вернуть. Гришка о том ни сном ни духом не знал. А когда примерил костюм, который в самую пору пришелся, Нюрка проговорилась:

— Теперь нас мамка опять в кино пускать будет и конфеты купит!

Сережка дал ей по уху. Но поздно. Горилла услышал. Дошло до него, какой ценой обнова далась. Помрачнел.

Не с добра Ольга на такое пошла. С нехваток все, с малых заработков. Хотя чертоломят оба без продыху. Видно, верно кенты говорят — дураков работа любит. Они не пашут. А на мелкие расходы имеют по нескольку заработков Гришкиной семьи. И всего-то малый риск. Одна ночь. И на год жизни «малине». «Но нет-нет, уже о другом думать надо», — гнал от себя Горилла мрачные мысли.

Гришка долго еще возился с молодыми кленами. Рассадил посвободнее, обкопал старый клен. И пошел проверить, как приживается молодой березняк на границе с Трофимычевым заповедным участком.

Он увидел свернувшего на Трофимычеву тропу Дегтярева.

«Пошел мусор старику мозги сушить. Ох и зануда! И зачем такие заразы по земле ходят?» — сплюнул Гришка. Но вскоре забыл об участковом. Увлекся работой. Из головы как ветром выдуло все злое.

Тайга… Пока не приложил к ней руки свои, не знал и не видел ее. Не понимал. Думал, врут люди, говоря, что тайга им милей дома. Ну разве можно сравнить ее — корявую — с человечьим жильем, ухоженным и теплым? Тут одни комары со свету сживут. Кусаются, как кенты на разборке. А зверюги? То медведица возникла из-за малинового куста. Нажрала бока за лето. И думала, что, кроме нее, в тайгу соваться никто не должен. Морда шире, чем у небритого Гориллы. Вдвоем не обнять. Да как рявкнет на Гориллу таежным бугром. Тот поначалу опешил. А потом показал по локоть, как кентухе: вот, мол, тебе, фартового на понял брать. Зверюга выплюнула листья малины, которые вместе с ягодой в пасть запихала, и ушла. Оставила Горилле, как положняк, наполовину объеденный куст. Своим признала. Кентом.

Что и говорить, перетрухал тогда. Но виду не подал. Тайга в обиду не дала. Сберегла его. И Горилла попривык к ней.

Полюбились ему неисхоженные тропы, звонкая тишина и безлюдье тайги. Здесь можно было оставаться самим собой. Никто не подсмотрит, не высмеет, не осудит.

Гришка бережно, как за детьми, ухаживал за каждым деревом и кустом. И тайга, казалось, единственная на всем свете, понимала его.

— Папка! Корова телится! Айда домой! Мамка зовет! — послышался взволнованный голос Сережки.

Горилла, забыв обо всем, бросился домой бегом. В хозяйстве прибавление, человеку — радость…

Глава 8

Дашка теперь совсем изменилась. Холеной стала. Раздобрела. Вольной, свободной значится в списке жителей Трудового. Вроде поселенки в селе осталась. Все равно ехать некуда и не к кому. Да и куда в ее годы от добра бежать?

Дом Дашке дали. Как и обещал Дегтярев. Пусть небольшой, две комнаты с кухней. Но и это больше прежней каморы. Какой-никакой сарай, кладовка да подвал. К тому же чердак, сухой и просторный.

Дашка в новый дом три дня перебиралась. Понемногу все перенесла на своих плечах.

В каморе бы ладно. А тут многое купить пришлось. Новый дом старой рухляди не любит. Вот и приобрела диван да деревянную кровать, стол и шифоньер. Новое, в золотистой рамке, зеркало.

Все это сверкало лаком, пахло магазином. Дашка огляделась. Как хорошо у нее, даже дух захватывает! Не верилось, что все это — ее. И, поразмыслив, положила посреди комнаты медвежью шкуру, подаренную Трофимычем.

Все ногам теплее будет. Оглядев кухню, шкафчик для посуды купила, кухонный стол. В кладовой припасы еле разместила. Банка к банке вплотную. В погребе полно картошки, морковки, свеклы. Ничего не покупала. Сама вырастила, своими руками. Даже лук в вязках золотился в коридоре.

Чердак и тот не пустовал. Травы разные сушились. Грибы в марлевых мешочках. А на чердаке над сараем копченая рыба. Кета да кижуч. В зиму все пригодится, все в ход пойдет.

Обмазав и побелив дом, утеплив завалинку, оклеила окна. Даже скамейку у забора в зеленый цвет покрасила. Хоть и посидеть на ней некогда будет.

Швейную машинку купила. Без нее как без рук. Пошила новые, веселые занавески, простыни и пододеяльники. Все ж дешевле, чем готовые покупать.

Рукомойник и тазы, ведра и полотенца — все в доме сверкало новизной, чистотой, свежестью.

Заказала баба и дрова. Ей их в три дня навезли: под крышу.

Дашка в доме и вовсе ожила! Оглядевшись, пообвыкнув, купила десяток кур да тельную корову и теперь слыла хозяйкой из хозяек.

Сама себе платьев нашила всяких. Юбки и кофты одна другой краше, по три раза на день меняла. Ей все бабы Трудового жгуче завидовали.

Да и было с чего. На Дашку нынче мужики смотрели разинув рты. Не баба — ходячая выставка моделей. И откуда умение взялось? Портниха к ней за советом ходила. И все завидовала тонкому вкусу и золотым Дашкиным рукам.

А баба королевой по селу выхаживала. Свои же, ссыльные, не узнавали. Она иль нет? Откуда что взялось? Пить бросила — морщины исчезли. Лицо налилось, румяно-белое. Словно рябина в пору зрелости расцвела.