Один на один с металлом - Сергей Петрович Кольцов

на стоящей рядом чахлой осине. Но никаких выстрелов слышно не было! Только где-то сверху у ели часто лязгал затвор. И это было самое страшное. На поляне творился непонятный ад. Вокруг падали ничего не понимающие сослуживцы, он успел увидеть, как валится на землю с кровавой дыркой вместо правого глаза унтер-офицер Бобель. А еще через пару минут, где-то в десяти шагах от него и застывшего в ужасе немца-радиста из-под усыпанной хвоей земли поднялись две лохматые фигуры. На голове радиста тут же расцвел кроваво-красный цветок, а сам он завалился на бок. Гена потерял самообладание и повернулся спиной к страшным лохматым призракам, забыв про карабин в руке. Сильный удар в спину, прямо в центр немецкого ранца, бросил его тогда в болото на краю поляны. Он почувствовал, как начал тонуть, но тут его ноги уперлись во что-то твердое, оказавшееся раскидистыми корнями чахлой березки, растущей на краю топкого болота. А еще через минуту на его голову, торчащую из грязной осоки, упало что-то тяжелое. Как потом оказалось, это было тело командира третьего отделения, который сумел пробежать несколько метров и был убит одним из призраков бесшумным выстрелом в упор. Это его тогда и спасло. Он услышал еще несколько чавкающих звуков, когда пули, выпущенные из непонятного орудия, добивали его раненых сослуживцев. А еще через минуту почти над головой он услышал хриплый голос:

– Все нормально, командир. Чисто сработали, и рация целая.

Словно подтверждая эти слова, на спине убитого радиста зашипела рация, вызывая убитого унтерштурмфюрера. Он тогда разобрал позывной «Краних цвай», «Журавль два». Из смотровой щели ему было хорошо видно, как к телу радиста присел один из леших и взял тангенту радиостанции.

– Их бин Краних-цвай, их бин Краних-цвай, – заговорил он по-немецки. Потом еще что-то сказав по-немецки, поднялся, снимая радиостанцию с убитого.

– Все нормально, командир, – услышал он над собой чуть насмешливый голос. – Ответил немцам, что все у нас «гут», что заняли оборону и ждем.

Ему ответил голос командира:

– Андрей, подавай сигнал.

Через мгновение рядом пронзительно закричала сойка. Чуть позже ей ответил такой же птичий крик.

– Быстро собрать оружие и документы фашистов. Шинели тоже снять, детей в них укутаем, – раздался командный голос откуда-то сверху от его лежки.

– Андрей, заминируешь потом тропу. После того как телеги с детьми пройдут. Да, еще. Нам нужно выиграть время, поэтому все ставь на неизвлекаемость. Самолеты с Большой земли за детьми сегодня ночью придут, а нам до этого времени туда добраться еще нужно и взлетку оборудовать. Вот немцы пусть лучше разминированием займутся… Да не скупись, на унтерштурмфюрера тоже поставь взрыватель ВПФ. Офицера СС они должны похоронить с воинскими почестями…

– Все сделаем по высшему разряду, командир. Они здесь надолго застрянут. И хоронить потом за компанию с этим эсэсовцем много кого еще будут. У меня к этим хохлам свой личный счет, это они мою родную деревню в мае вместе с людьми сожгли. Так что сегодня черти в аду кроме этих вот много кого из своих слуг встретят…

Сидя по плечи в холодной грязной жиже, Гена тогда хорошо видел ноги говорившего. Его пятнистые брюки, заправленные в яловые сапоги. Из обоих сапог торчали рукоятки ножей со скошенным навершием. Где же он уже видел такие ножи? – промелькнула тогда мысль. Но в этот момент на землю кто-то опустил ручной пулемет и двумя движениями поменял пулеметный диск. Он тогда, даже забыв про смертельную опасность, жадно вглядывался в это оружие. На сошках стоял ручной пулемет с круглым диском наверху. Очень похож на обычный пулемет ДП [80]. Но у этого пулемета был очень толстый длинный ствол [81]. Потом ему удалось хорошо рассмотреть оружие этих двух «леших». Один из бойцов, присев на корточки, стал перезаряжать два своих не совсем обычных «нагана». На конце стволов обоих револьверов был какой-то странный толстый цилиндр. Одет владелец этого оружия был в пятнистый маскхалат с нашитыми полосками, куда были вплетены еловые веточки. Голову покрывал капюшон, полностью размывавший контур, а лицо было скрыто под такой же лохматой маской. Разобрать, что это человек, в сидящем под елкой в таком камуфляже бойце было невозможно.

«То НКВД, из Москвы заслано», – всплыли в памяти слова покойного Бобеля.

А по узкому перешейку одна за другой ехали телеги с маленькими детьми. Правили подводами девушки или старики. Все они были вооружены немецкими карабинами «маузер». На одной из телег, рядом с укутанной в немецкую шинель девочкой стоял немецкий пулемет с заправленной лентой. Телега на мгновение остановилась, и девчонка глянула, как ему тогда показалось, не детским, взрослым взглядом – прямо ему в глаза.

«Это не я! Я не виноват», – чуть не закричал он. Но телега уже проехала, а на следующих подводах у многих детей он увидел перебинтованные ручонки и вспомнил тех двоих, посаженных на кол у опушки леса.

Их точно, этот вот, которого Андреем зовут, заминировал, да и такая жуткая казнь без него тоже не обошлась. Колонна с детьми прошла это дефиле за несколько минут, а потом за ней бесшумно растворились среди елей бесформенные фигуры в лохматых камуфляжах.

Гена тогда просидел в болоте, наверное, еще около часа, дрожа от страха и холода. Потом выбрался, весь пропитанный жидкой вонючей грязью, и, не чувствуя вкуса, без закуски выпил полную флягу самогона, которая висела у него на поясе. Не зря все-таки он ее наполнил доверху, когда был в увольнении.

Деревенский самогон пошел на пользу – он согрелся и пропал панический всепожирающий страх. Голова ясно заработала, и он понял, что его единственное спасение – это суметь пройти по краю болота, не отдаляясь от тропы, по которой они сюда шли.

Он брел по болоту около шести часов, прощупывая путь вырубленной штыком длинной палкой. Пару раз он отдалялся от тропы, когда ему казалось, что путь там заминирован. Но выдерживая направление по неяркому осеннему солнцу, он к вечеру вышел к разбитой машине на лесной опушке, а еще через два часа на него наткнулся проезжавший по шоссе немецкий патруль из фельджандармерии. Дрожа от холода, с трудом на ломаном немецком, он смог объяснить немецкому фельдфебелю, кто он такой и что случилось. Немцы дали глотнуть шнапса и отвезли сначала на свой опорный пункт, где ему выдали сухую одежду. Старое немецкое обмундирование без знаков различия пришлось ему тогда в самый раз.

На следующий день утром немцы привезли его в батальон. Подходя к казарме, он увидел длинную шеренгу лежащих тел.

Потом в кабинете командира батальона он