Беспокойный возраст - Георгий Шолохов-Синявский

— И встретимся. Таких ребят теперь везде много, — заметил Славик.

Во время этого разговора Максим испытывал ревнивое чувство. Ему все еще было обидно оттого, что на него смотрели иначе, чем на его друзей. А Владимир разговаривал с ним так, будто стоял выше его на несколько голов! Что дало ему такую уверенность и сознание своего превосходства?

На третий день, утром, молодые инженеры приехали в Степновск. Здесь надо было пересаживаться на другой поезд, следующий до Ковыльной. Более опытный в путешествиях, Славик поспешил узнать расписание. Максим, Галя и Саша со своими чемоданами сидели в зале ожидания. Большая партия рабочих, по всей видимости каменщиков и плотников, с женами и детишками, с сундучками и узелками, гурьбой расположилась тут же. Дети принялись бегать по залу, кувыркаться на затянутых в дерюги больших узлах. Матери то и дело прикрикивали на них, награждая шлепками.

— Вот беззаботная публика — всюду чувствует себя как дома, — сказал Черемшанов. — Интересно, куда они едут?

Он подошел к двум мужчинам в грубошерстных вылинявших пиджаках и сапогах, поговорил.

— Представьте себе, они едут туда же, куда и мы. Их целая бригада, — воротясь, сказал Саша.

Максим с любопытством вглядывался в коричневые, словно вылепленные из глины, небритые лица рабочих, ища на них и не находя выражения тех же чувств, что волновали его самого, — тревоги перед неизвестностью. Рабочие разговаривали, смеялись самым беззаботным образом, потом вместе с женами и детьми принялись за еду. Они крупными ломтями резали белый пшеничный хлеб, сало, колбасу. Ели много, весело, со здоровым аппетитом. Максим видел, как двое рабочих, прячась от жен и посмеиваясь, украдкой откупорили полбутылку, разлили в жестяные кружки водку и, не морщась, выпили. Лица их сразу залоснились. После обильной еды навалились на чай, принесенный в большом эмалированном чайнике пареньком, пили долго, неторопливо, вытирая после каждой кружки ладонями губы. И все, что они ни делали и о чем бы ни говорили, — все у них получалось весело и спокойно, с уверенностью, что иначе и делать-то никак невозможно.

«Неужели вот с такими мне придется работать?» — робко подумал Максим, поймав на себе насмешливый и в то же время добродушно-снисходительный взгляд краснолицего рабочего, с ухарским видом выпившего водку. Рабочий озорно подмигнул: дескать, давай, парень, присоединяйся к нам за компанию. Зеленоватые глаза его весело сияли.

Максим вообразил, как его, молодого, еще неопытного инженера, приставят к таким бывалым, насмешливым, знающим дело рабочим, и они, наверное, не прочь будут позабавиться его неловкостью и неопытностью. От этих мыслей ему стало даже страшновато. Он впервые подумал о том, как мало знает людей и как много еще надо узнать, чтобы вот такие рабочие уверовали в его знания.

Прибежал Славик и сообщил, что поезд на Ковыльную уйдет только поздно вечером, а до этого можно сдать вещи в камеру хранения и побродить по городу. Саша Черемшанов и Галя приняли эту весть с восторгом.

— Ребята, пойдемте в кино… Посмотрим город, походим по магазинам. Времени у нас уйма, — предложила Галя.

Ее поддержали Саша и Славик. И лишь Максим отнесся к предложению Гали равнодушно.

— Слушай, Максим, ты теперь не особенно от нас отрывайся, — теребя его за рукав, заговорила Галя, когда чемоданы были сданы на хранение и молодые люди вышли на шумную, залитую солнцем привокзальную площадь. — Уже пора отрешиться от гордого одиночества. — Она дернула Максима за рукав и лукаво сощурила черные живые глаза. — И ты не падай духом — не все у тебя с Лидой плохо. Уж я знаю…

— Ничего ты не знаешь, — грубовато ответил Страхов. — Славик, уйми свою болтливую жену.

— Нет, ты уж поверь: знаю, но пока не скажу, — не унималась Галя.

— Перестань, Галка! — остановил свою не в меру резвую подругу Славик, делая ей глазами предостерегающие знаки.

— Так что же ты знаешь? — спросил Максим, останавливаясь. Ноздри его тонкого прямого носа раздувались.

— Придет время — скажу, — пообещала Галя и загадочно усмехнулась.

— А ну вас! — раздраженно проговорил Максим и, отделившись, от компании, зашагал через площадь.

— Эй, ты куда? Вернись! — крикнул Славик.

— Я и без вас найду, куда пойти, — уже издали кинул со злостью Максим. — Не маленький, найду дорогу…

— Ну, это не по-товарищески. Слышишь? Гляди не опоздай к поезду! — кричал вслед Черемшанов, но Максим, не оборачиваясь, уходил все быстрее.

— Вот черт! Уже выявляется его характер. Какая муха его укусила? — Славик набросился на жену: — Зачем ты затрагиваешь его? Ты же видишь, он стал совсем невменяемый.

Галя, тоже смущенная выходкой Максима, оправдывалась:

— Я ведь пошутила. А вы зачем его отпустили? Так мы и растерять друг друга можем!

— А ну его! Не потеряется. Тоже мне — герой с чрезмерно раздувшимся флюсом самолюбия… Привык главенствовать у себя дома и думает, что и здесь мы все будем в его подчинении.

— И откуда у него такое? В Москве он как будто уже начинал входить в норму, был парень как парень, — сказал Саша.

— Парень-то хороший, а нет-нет да и выкинет барскую штучку… Дома вокруг него на цыпочках ходили. Поневоле станешь привередничать…

Подошел новенький, еще не успевший запылиться троллейбус… Молодые инженеры сели и поехали осматривать незнакомый город.

Максим с решительным видом шагал по главной улице. Ему надоели опекающее внимание друзей, подшучивания Саши Черемшанова. В конце концов, это возмутительно! Он не маленький, чтобы над ним так подтрунивали.

И как все-таки приятно сознавать себя независимым от чьей-либо опеки! И хорошо, что он устоял и не вернулся в Москву! Он презирал бы тогда себя всю жизнь.

Максим зашел в универмаг, купил грубошерстные брюки, ковбойку и синий парусиновый комбинезон — все это он не хотел приобретать в Москве, а теперь понял: без этих вещей ему никак не обойтись. В его сознании все время возникали рабочие, с усмешкой оглядывавшие на вокзале его слишком щеголеватый костюм и велюровую шляпу. Он вспомнил, что рабочие были в сапогах и кепках, и купил простые яловые, пахнущие новой кожей сапоги, суконную кепку. Он тут же, у прилавка, надел ее, а шляпу завернул в газету.

Потом Максим зашел в столовую, не торопясь пообедал и, поколебавшись — выпить ли сто граммов водки или кружку пива, выпил только пива.

За его столик присел полный мужчина со съехавшим на сторону несвежим воротничком, засаленным, неопределенного цвета галстуком и редкими, растрепанными седеющими волосами. Он кинул на другой стул пухлый сильно потертый портфель, шумно вздохнул, принялся вытирать нечистым платком потный рябоватый лоб.

— Фу! Совсем измотался… Бегаешь, бегаешь по этим инстанциям, и поесть некогда, — общительно пожаловался незнакомец и внимательно оглядел Максима. — Вы уже пообедали?

— Уже, — ответил Максим.

— Замучился с этими командировками, — продолжал мужчина, — Гоняют, как соленого зайца, из области в район, из района — в область. Дома совсем не живу. Забыл, когда дома обедал, спал. В один прекрасный день явлюсь — жену родную, детишек не узнаю… А вы здешний? Приезжий? Студент?

Максим небрежно, как будто совсем не придавая значения своим словам, ответил:

— Я — инженер, В этом году закончил московский вуз. Еду на работу.

— А-а, — кивнул замученный командировками гражданин. — Ваше дело молодое. Все впереди. Счастливец…

Гражданин нетерпеливо позвал официантку, заказал суп, рисовые котлеты, кисель.

— Печень, — пояснил он Максиму, словно оправдываясь. — Куда же вы едете, молодой человек, если не секрет?

Максим коротко рассказал.

— О-о! А ведь я тоже инженер, бывший… — Бледные губы незнакомца сложились в скорбную гримасу. — Нет, молодой человек, вы, повторяю, счастливчик. Держитесь крепко за этот гуж, пока молоды.

— Да вот еду, — Важно ответил Максим. — Но еще не знаю, как там… какие условия…

Гражданин насмешливо хмыкнул:

— «Условия»! Ишь ты! Вы еще рассуждаете об условиях! Не успело, как говорится, теля оторваться от матки, как уже требует: подавай ему условия. Эх, вы! Вы не помышляйте ни о каких условиях, а скорее хватайтесь за работу. Пока здоровы, пока у вас не болят печень и сердце, пока глаза хорошо видят и башка варит.

Незнакомец закашлялся, укоризненно взглянул на нечаянного собеседника усталыми, в красных прожилках, глазами.

— Быть выученным за счет государства, получить сразу такое видное место, зарабатывать себе почет и уважение — да знаете вы, что это значит?

Он долго упрекал Максима в недомыслии, в самомнении и в неблагодарности к государству и под конец назидательно заключил:

— Научитесь ценить то, чем обладаете, да! Сейчас цените, иначе будет поздно! Когда вот, как меня, скрутит неудача… судьба… хвороба…