Синий Цвет вечности - Борис Александрович Голлер

начальству стало известно заранее. И Лобанов-Ростовский был остановлен вовремя под угрозой ареста, а его противник быстро удрал в Москву. Как ни странно, говорят, Москва его встретила с распростертыми объятьями и он там продолжал прилюдно поносить Александрин. Она даже на момент удалилась от света. «Бедный Иван Илларионович!» — говорили в свете про ее мужа, и даже сам Столыпин, ее любовник, готов был так сказать.

Всё это и обсуждали, сидя на бревнах у штаба, Лермонтов и Столыпин, готовясь к походу в Большую Чечню.

— И кто эта счастливица? — спросил Лермонтов.

— Не угадаешь! Юлия Мартынова!

— Как? А Наталья? Она же старше. И вроде она-то и нравилась Гагарину. Это все знали.

— Она уклонилась почему-то. Кажется, отказала. Или ждала другого предложения. Может, знаешь, от кого?

Лермонтов не ответил, а Столыпин добавил:

— Ничего! Как сказал, говорят, старый Тургенев — Гагарин с Юлией составят очаровательную пару. Недели на три хотя бы!..

Но тут вышел ординарец из штаба и позвал Лермонтова.

Лермонтов спрыгнул легко с бревен и вошел в старую саклю, где помещался штаб.

— Садитесь, поручик! — сказал генерал, пожав ему руку. — Мне много говорили о вас. Генерал Граббе! Стихи на смерть Пушкина?

— Да, — сказал Михаил, как всегда, с неохотой.

— «А вы, надменные потомки…» — процитировал генерал. — А вы — смелый человек! Это качество вам здесь, к сожалению, будет пригождаться — и не раз.

Генерал сидел на табурете, за простым столом, явно сколоченным кем-то наскоро. Галафеев был среднего роста и перевалил уже за средний возраст. Вид у него был усталый. Глаза слезились. Он часто и бессмысленно протирал очки, лежавшие на столе перед ним. Короткие бакенбарды делали лицо чуть одутловатым, хотя, возможно, были отпущены в целях противоположных. Галафеев стал объяснять, что он сам начальствует над 20-й пехотной дивизией, но нынешняя экспедиция собралась из разных частей и даже из отельных батальонов различных полков. Потому в бою ему понадобятся надежные люди, которые смогут держать связь между частями отряда, флангами и им самим. И что он наметил для этого несколько человек на роль офицеров связи при штабе.

— Это опасная роль. Горцы стреляют из-за всех кустов. Но вам же нужна возможность отличиться!

Михаил поблагодарил его искренне, сказав, что не собирался отсиживаться в сторонке. Генерал ему понравился.

— Двадцатая пехотная… — сказал Лермонтов. — У нее в истории был заметный эпизод. Когда эта дивизия взяла Эривань — в войну с персами, при Паскевиче, — офицеры и их жены устроили спектакль в одном из брошенных эриванских дворцов. Сыграли «Горе от ума» Грибоедова. Тогда еще не разрешенную цензурой. И на этом единственном представлении пьесы присутствовал сам Грибоедов.

— Я еще не мог командовать тогда дивизией, как вы понимаете. Но… слышал. Спасибо, что вспомнили. А вам кто рассказал? Вы же — совсем молодой человек?

— В Тифлисе — несколько лет тому. Вдова Грибоедова…

Экспедиция покинула крепость Грозную 23 июня 1840 года.

II

В начале марта 1841-го в Петербурге он засел за длинное стихотворение… может, поэму? — он сам не назвал ее «Валерик», другие назовут так.

Я к вам пишу случайно; право…

К кому он обращался, нам неизвестно — боюсь, он тоже не знал, да это и не имело значения. Его судьба давала варианты. Но надвигалось 9 марта, конец отпуска, он должен был уезжать в полк… Потому он сидел в квартире на Сергиевской и работал, вместо того чтоб мести чьи-нибудь паркеты. Он дал себе слово написать о Валерике и теперь старался выполнить его. Мало ль, что потом?..

Я к вам пишу случайно; право,

Не знаю как и для чего.

Я потерял уж это право.

И что скажу вам? — ничего!

Потомки чаще будут звать ее Варей. Неважно, пусть зовут.

Что помню вас? — но, Боже правый,

Вы это знаете давно;

И вам, конечно, всё равно.

Похоже, что Варя! Но та не была такой уж светской дамой, ей не скажешь:

…В забавах света вам смешны

Тревоги дикие войны…

Какие забавы? Он видел ее в последний ее приезд — унылую, похудевшую и не слишком счастливую. Как будто единственная отдушина — дочка.

Мария Щербатова? Про свет, конечно, это больше про нее. Но… опять… разве обратишь к ней?

…Свой ум вы не привыкли мучить

Тяжелой думой о конце;

На вашем молодом лице

Следов заботы и печали

Не отыскать…

Куда там! У нее на глазах умер молодой муж — месяцев через восемь после свадьбы… Не дождавшись сына, которого она носила для него. А сын тоже умер через год…

                        …и вы едва ли

Вблизи когда-нибудь видали,

Как умирают.

Точно не про нее.

Валерик подступал к нему самому — и медленно и осторожно. Словно сквозь всю его жизнь…

Кому он мог сказать? —

Во-первых, потому, что много

И долго, долго вас любил,

Потом страданьем и тревогой

За дни блаженства заплатил…

Варя? Додо Ростопчина? Но он и прежде не любил ее, да и сейчас не уверен, что любит.

А дальше шел Валерик. Одно название без сантиментов: «Речка Смерти».

Нам был обещан бой жестокий.

Уже в Чечню на братний зов

Толпы стекались удальцов.

Восстание в Чечне началось весной 1840-го… Причиной было то, что русское начальство решило чеченцев разоружить. Кому пришло в голову? Они не могут без оружия… Тут же встрял Шамиль со своими мюридами; ему удалось сманить на свою сторону и надтеречных чеченцев, и галагаевцев, и еще кого-то — много (брали по человеку со всех 5600 семей, как подсчитали в штабе Граббе). Наибом над ними Шамиль поставил одного из ближних своих мюридов — Ахбердила Мухаммеда. За ним стояло, по слухам, до шести тысяч войска.

И оживилися леса;

Скликались дико голоса…

Галафеев пошел им навстречу. Он вел примерно трехтысячный отряд при восьми легких орудиях и шести орудиях горных… Пехота и конница. Выйдя из Грозной, они сперва довольно быстро и почти без стычек дошли до Герзель-Аула. Начальство торопило, но Галафеев считал, что здесь нужно сперва построить укрепление. (За эту остановку его потом