Одиссея капитана Блада - Рафаэль Сабатини

– Умер? – рыдая, спросил Эстебан. – Ты хочешь сказать, что вы убили

его! Отчего он умер?Хагторп посмотрел на юношу.

– Насколько я могу судить, – сказал он, – он умер от страха.

Услышав такой оскорбительный ответ, дон Эстебан влепил Хагторпупощечину, и тот, конечно, ответил бы ему тем же, если бы Блад не стал межними и если бы его люди не схватили молодого испанца.

– Перестань, – сказал Блад. – Ты сам вызвал мальчишку на это,

оскорбив его отца.

– Я думаю не об оскорблении, – ответил Хагторп, потирая щеку, – а о

том, что произошло. Пойдем посмотрим.

– Мне нечего смотреть, – сказал Блад. – Он умер еще до того, как мы

сошли с борта "Синко Льягас", и уже мертвый висел на веревках, когда я с нимразговаривал.

– Что вы говорите? – закричал Эстебан.

Блад печально взглянул на него, чуть-чуть улыбнулся и спокойно спросил:

– Ты сожалеешь о том, что не знал об этом раньше? Не так ли?

Эстебан недоверчиво смотрел на него широко открытыми глазами.

– Я вам не верю, – наконец сказал он.

– Это твое дело, но я врач и не могу ошибиться, когда вижу перед собой

умершего.Снова наступила пауза, и юноша медленно начал сознавать, что случилось.

– Знай я об этом раньше, ты уже висел бы на нок-рее "Энкарнасиона! "

– Несомненно. Вот поэтому я сейчас и думаю о той выгоде, какую человек

может извлечь из того, что знает он и чего не знают другие.

– Но ты еще будешь там болтаться! – бушевал Эспиноса-младший.

Капитан Блад пожал плечами и отвернулся. Однако слова эти он запомнил,так же как запомнил их Хагторп и все, кто стоял на палубе. Это выяснилось насовете, состоявшемся вечером. Совет собрался для решения дальнейшей судьбыиспанских пленников. Всем было ясно, что они не смогут добраться до Кюрасао,так как запасы воды и продовольствия были уже на исходе, а Питт еще не могприступить к своим штурманским обязанностям. Обсудив все это, они решилинаправиться к востоку от острова Гаити и, пройдя вдоль его северногопобережья, добраться до острова Тортуга.Там, в порту, принадлежавшем французской ВестИндской компании, им покрайней мере не угрожала опасность захвата.Сейчас возникал вопрос, должны ли они тащить с собой испанскихпленников или же, посадив их в лодку, дать им возможность самим добиратьсядо земли, находившейся всего лишь в десяти милях. Именно это предлагалсделать Блад.

– У нас нет иного выхода, – настойчиво доказывал он. – На Тортуге их

сожгут живьем.

– Эти свиньи заслуживают и худшего! – проворчал Волверстон.

– Вспомни, Питер, – вмешался Хагторп, – чем тебе сегодня угрожал

мальчишка. Если он спасется и расскажет дяде-адмиралу о том, что случилось,осуществление его угрозы станет более чем возможным.

– Я не боюсь его угроз.

– А напрасно, – заметил Волверстон. – Разумнее было бы повесить его

вместе с остальными.

– Гуманность проявляется не только в разумных поступках, – сказал

Блад, размышляя вслух. – Иногда лучше ошибаться во имя гуманности, дажеесли эта ошибка, пусть даже в виде исключения, объясняется состраданием. Мыпойдем на такое исключение. Я не могу согласиться с таким хладнокровнымубийством. На рассвете дайте испанцам шлюпку, бочонок воды, нескольколепешек, и пусть они убираются к дьяволу!Это было его последнее слово. Люди, наделившие Блада властью,согласились с его решением, и на рассвете дон Эстебан и его соотечественникипокинули корабль.Два дня спустя "Синко Льягас" вошел в окруженную скалами Кайонскуюбухту. Эта бухта, созданная природой, представляла собой неприступнуюцитадель для тех, кому посчастливилось ее захватить.

Глава XIII. ТОРТУГА

Сейчас будет вполне своевременно предать гласности тот факт, чтоистория подвигов капитана Блада дошла до нас только благодаря трудолюбиюДжереми Питта – шкипера из Сомерсетшира. Молодой человек был не толькохорошим моряком, но и обладателем бойкого пера, которое он неутомимоиспользовал, воодушевляемый несомненной привязанностью к Питеру Бладу.Питт вел судовой журнал так, как не велся ни один подобного рода журнализ тех, что мне довелось видеть. Он состоял из двадцати с лишним томовразличного формата. Часть томов безвозвратно утрачена, в других не хватаетмногих страниц. Однако если при тщательном ознакомлении с ними в библиотекег-на Джеймса Спека из Комертина я временами страшно досадовал на пропуски,то порой меня искренне удручало чрезмерное многословие Питта, создававшеебольшие трудности при отборе наиболее существенных фактов из беспорядочноймассы дошедших до нас документов.

Первые тома журнала Питта почти целиком заняты изложением событий,

предшествовавших появлению Блада на Тортуге. Эти тома, так же как и собраниепротоколов государственных судебных процессов, пока что являются главными,хотя и не единственными источниками, откуда я черпал материалы для моегоповествования.Питт особенно подчеркивает тот факт, что именно эти обстоятельства, накоторых я подробно останавливался, вынудили Питера Блада искать убежища наТортуге. Он пишет об этом пространно и с заметным пристрастием, убеждающимнас в том, что в свое время на этот счет высказывалось другое мнение.Он настаивает на отсутствии у Блада и его товарищей по несчастьюкаких-либо предварительных намерений объединиться с пиратами, которыепревратили, под полуофициальной защитой французов, Тортугу в свою базу,откуда и совершали пиратские набеги на испанские колонии и корабли.

По утверждению Питта, Блад вначале стремился уехать во Францию или

Голландию. Однако в ожидании попутного корабля он израсходовал почти всеимевшиеся у него деньги. Их у него было не очень много, и Питт сообщает, чтотогда-то он и заметил признаки внутреннего беспокойства, мучившего егодруга. Питт высказывает предположение, что Блад, общаясь в эти днивынужденного бездействия с искателями приключений, заразился ихнастроениями, столь характерными для этой части Вест-Индии.Я не думаю, чтобы Питта можно было обвинить в придумывании каких-тооправданий для своего друга, потому что многое действительно могло угнетатьПитера Блада. Несомненно, он часто думал об Арабелле Бишоп и сходил с ума,сознавая, что она для него недосягаема. Он любил Арабеллу и в то же времяпонимал, что она потеряна для него безвозвратно. Вполне объяснимо, конечно,его желание уехать во Францию или в Голландию, но вряд ли он мог объяснить иотчетливо представить себе, что будет там делать. Ведь в конце концов он былбеглым рабом, человеком, объявленным вне закона у себя на родине, ибездомным изгнанником на чужбине. Оставалось только море, открытое для всехи особенно манящее к себе тех, кто чувствовал себя во вражде со всемчеловечеством.

Таким образом, душевное состояние Блада и свойственный ему дух смелой