Гоп-стоп, битте! - Георгий Хлусевич

Ложь — дама коварная и безгранично мстительная. Рано или поздно она всегда наказывает лжеца. И чем большую выгоду получил лжец в результате обмана, тем страшнее и неотвратимее месть.

Казалось, любовники продумали обман старика до мелочей. Они точно знали время, необходимое хозяину для инспекторской проверки конюшни. И выбрали место для свиданий не в спальне, не в каморке Гельмута, а в гостиной, потому что из окна можно было наблюдать выход старого рогоносца из крайнего денника. Все рассчитали до мелочей, а он взял да и возвратился незамеченным, потому что вышел не из конюшни, а с сеновала.

Матильда не была влюблена в Гельмута. Она вообще никого не любила и использовала конюха исключительно в качестве осеменителя и необходимого полового партнера. Необходимого, потому что прочла в женском журнале, что регулярные занятия «этим» продлевают молодость и весьма полезны для здоровья.

Матильда любила деньги. И как только почувствовала, что понесла, стала избегать свиданий. «Секс в моем положении, особенно такой интенсивный, — сказала она Гельмуту, — может быть вреден для малыша, а без него, ну ты же понимаешь…»

Гельмут был неплохим психологом. Он не уговаривал и не угрожал. Он шутил.

— Этот шиммель[39] все состояние завещал моему сыну? Ха-ха-ха! А мне он там ничего не отписал? Старый скряга! Это несправедливо. Ты все получишь как мать, а я? Что получу я? Вот в Майнце за донорскую сперму хорошие деньги дают. Надо было тебе ковалю дать, а не мне. Коваль по масти лучше подходит. А мой родится таким рыженьким, что мне и экспертизу для установления отцовства делать не надо. Ха-ха-ха. Нет, я, пожалуй, прямо сейчас к шиммелю схожу. Пусть отпишет и мне маленько.

Увидел, как исказилось страхом разоблачения ее лицо, выпятил небритую щеку кончиком языка, указал на ширинку. Матильда все поняла и с тайным удовольствием уступила шантажисту.

Зеркальное отражение в какой-то степени иллюзорно, потому что левая рука конюха была представлена как правая, но все остальное отразилось в стекле с беспощадной достоверностью.

Гельмут стоял к деду спиной и задумчиво смотрел в окно.

«Вместо того чтобы чистить морковь для племенного жеребца, этот наглый бездельник зашел в гостиную и праздно глазеет в окно?» — Дед раскрыл рот, но что-то случилось с голосовыми связками, и звук застрял в горле.

Старик увидел, как, стоя на коленях, его законная жена, мать его будущего ребенка, наследница его состояния, энергично обрабатывает бодро торчащую из полуспущенных штанов морковку Гельмута.

Жаль, очень жаль, что благородный Оскар фон Деринг не читал русского эротописца Агнивцева. Может быть, деликатная поэтизация увиденного хоть как-то смягчила бы горечь обиды:

И подняла в томленьеСверх всяческих программТот кубок наслажденьяК пылающим губам.

Да он бы и без поэтизации простил неверную. Он стар, немощен, она молода, природа требует, против нее не попрешь, с кем не бывает, великодушие выше справедливости, главное, чтобы никто не узнал, главное, чтобы все тихо, без позора…

Да мало ли каким доводом утешился бы обманутый муж, если бы не освободились на мгновение пылающие уста и не произнесли нежным голосом: «Шиммель там случайно сюда не кривожопится?»

Да, действительно, старый вояка несколько кривит при ходьбе натруженный кавалерийским седлом низ спины, что правда, то правда, но ассоциировать его благородную дворянскую седину с белой лошадью или с плесенью? Это, это… Старик не нашел подходящего определения и побежал в кабинет.

Больно бьет сказанное за глаза. Невыносимо больно. И это ради нее он предал единственного внука? Так не бывать же этому! Завещание сейчас же будет порвано на мелкие клочки. Да что там на клочки! На молекулы, на атомы!

Дед вставил ключ в прорезь хитроумного замка, слабеющими руками потянул на себя дверцу сейфа, зашатался, упал и очнулся в палате университетской клиники.

…

Воистину слова обладают магическим свойством и, однажды произнесенные, могут при неблагоприятном расположении звезд материализоваться соответственно вложенному в них смыслу.

Сказал Оскар фон Деринг о Гегеле: «Хорошо хоть, в психушку не сдали, у них это запросто», — и через неделю его собственный внук оказался в лечебнице у профессора Минкина. Произнес, в свою очередь, внук мудреное латинское слово rehabilitation, восстановление, — и доктор в университетской клинике повторил, как попка, навязанный ему из далекой Сибири термин.

Матильда по-своему растолковала смысл рекомендации. Ровно через три дня после выписки супруга она записалась на прием к психиатру и поделилась с ним опасениями:

— Мой муж после перенесенного удара явно не в себе, и я просто боюсь за свою жизнь и за жизнь нашего будущего ребенка.

— Он стал агрессивен? — Доктор приготовился записать ожидаемый симптом.

— Нет, что вы, он любит меня и никогда не позволяет себе. — Тут Матильда подумала, что неплохо было бы наврать про зверские избиения, приступы немотивированной ревности, но потом решила, что доктор не поверит, ведь дед слишком глуп для проявлений подобных эмоций, и продолжила: — Нет, что вы! Ну, разумеется, он стал ворчлив, обидчив, слезлив, как и все выжившие из ума старики, но чтобы агрессия? Нет-нет, но он включает газ и забывает его поджечь.

— Ну, это не страшно. Во всех газовых плитах установлены специальные реле. Ровно через десять секунд сработает защита, и газ автоматически будет перекрыт.

— Но он курит трубку на сеновале! Мне даже страшно представить, какой может вспыхнуть пожар. Я же не могу в моем положении забираться с ним на сеновал.

Она говорила о почти полной утрате памяти супруга, что своим поведением он вредит ее репутации — ест за троих, а потом рассказывает соседям, что его морят голодом, но все это она как истинная католичка готова терпеть и безропотно нести свой крест, если бы не опасность поджога.

Заметила признаки тщательно скрываемого недоверия в глазах доктора и приврала для убедительности: «А вчера он разжег костер в подвале. Хорошо, что я вовремя заметила».

Умный доктор все понял и размышлял о том, что грязные намерения каким-то образом отражаются на лице и, безусловно, его портят. Вот эта дама казалась ему безумно привлекательной до тех пор, пока не открыла рот и не стала врать ему про мнимую пироманию ненавистного супруга.

Он хотел указать даме на то обстоятельство, что его страна давно и бесповоротно осудила фашизм, а вместе с ним — и карательную судебно-психиатрическую медицину. И уж совсем не к месту ему захотелось напомнить даме про чудовищные эксперименты «ангела смерти» — доктора Йозефа Менгеле, хотя никакой логической связи между ее намерениями и деятельностью садиста в белом халате не усматривалось.

Немецким студентам медикам хорошо преподают деонтологию. Но не совокупность нравственных норм профессионального поведения медицинских работников руководила доктором, а простой житейский расчет: «Частнопрактикующий врач обязан быть предельно вежливым, если он не хочет потерять клиентуру». Поэтому доктор премило улыбнулся и спросил:

— Вы хотите, чтобы я направил вашего мужа на принудительное лечение?

— Да я бы не хотела, но мне так страшно.

— Я могу направить вашего мужа на обследование, но уверяю вас, что через неделю вам вернут его обратно. Скажите, ваш супруг располагает достаточными средствами для помещения его в хороший пансионат, где ему будет гарантирован надлежащий уход?

— Он располагает большими деньгами.

— Очень хорошо. Я дам вам список самых лучших пансионатов Германии. Справку о состоянии здоровья вашего мужа я вышлю по первому же требованию после осмотра больного.

Матильда поблагодарила доктора и в скором времени отвезла мужа в дорогой Altenheim[40].

Часть третья

Князь Мышкин помог занести мебель в новую квартиру. Присутствие молодых женщин воодушевляло и подпитывало энтузиазм.

Бывший штангист не стал ждать, пока освободится лифт, и один занес тяжеленную стиральную машину. По его просьбе агрегат взвалили ему на спину, и он пошел на удивление легко, ни разу не остановившись для отдыха.

Закончили поздно ночью. Уселись за стол. Холодная водка взбодрила и прогнала усталость.

— Предлагаю тост. — Князь Мышкин встал, внимательно оглядел сидящих рядом сестер. — Нет, это невозможно! Я утрачиваю способность говорить. Я теряю и без того ускользающую мысль. Абсолютное сходство заставляет меня думать, что за столом присутствует всего одна, но она двоится в глазах в результате алкогольного опьянения. Пересядьте, если вам не трудно. Спасибо. Но я из-за вас забыл, о чем хотел сказать. Поэтому предлагаю выпить за наш завтрашний отъезд.