Athanasy: История болезни - Мавликаев Михаил

– Спасибо.

– Не оскорбляй мои слова благодарностью. Я не привык тратить время на комплименты, а беспристрастная правда не нуждается в ответной признательности.

Несколько мгновений я пытался распутать в голове словесные конструкции Ансельма; он же не стал дожидаться ответа:

– Признаюсь тебе, Джосайя… Когда тебя только перевели, я позволил себе усомниться. На краткий миг мою веру в бесконечную мудрость Машин затмила мерзкая тень подозрения.

Я тщетно попытался найти на его лице намёк на издёвку – с тем же успехом я мог бы разглядывать бетонную стену.

– Ты усомнился в моих знаниях и умениях? – спросил я больше из вежливости; причина его сомнений была очевидна нам обоим.

– Вовсе нет! Ты доказал свою компетентность ещё в День Финальной Сборки. Или ты уже забыл свою научную работу?

– Не забыл.

– Ту, которую ты счёл ошибочной?

– Я сказал, что не забыл!..

Боль плеснулась в свод черепа. Проклятому Диодато всё-таки удалось выбить меня из хрупкого равновесия – и теперь остаток дня будет наполнен мыслями и воспоминаниями, до этого тяжёлым осадком лежавшими в глубинах мозга. Медленными пузырями они поднимались на поверхность сознания и звонко лопались, заставляя меня болезненно морщиться.

В ретроспективе моя научная работа действительно казалась ошибкой. Наивной и детской глупостью. Приёмная комиссия поставила ей высокий балл, но теперь-то я знал, как на самом деле создаются и работают эти комиссии, комитеты и ответственные группы.

– Чиновник сразу двух Министерств… – продолжил Диодато, опять проходя по грани прямого обвинения в шпионаже. – Позволю себе впасть в грех самонадеянности и не побоюсь заявить, что теперь я понимаю задумку Машин.

«Не Машины привели меня сюда, Ансельм», – хотел уже было сказать я, но сдержался:

– И в чём же их задумка?

– Перспектива. Точка зрения, недоступная другим. Свежий взгляд, обогащённый разнообразным опытом.

– Опытом просиживания своей задн…

– Опытом служения Машинам и людям! – перебил Диодато. – Нет служения без смирения, как нет и смирения без страданий непокорного человеческого духа.

– О-о-о, ну, тогда по смирению я большой специалист, – ответил я даже без намёка на улыбку.

На лице Диодато же промелькнула мимолётная, почти неуловимая тень того, что заменяло ему радость. Он снова пошарил глазами по кабинету и, кажется, опять не нашёл того, что искал.

– Это похвально, – сказал он, снова вернув на лицо гримасу устало-насмешливого отвращения. – Но поделись же со мной, Джосайя. Какие откровения дарованы тебе Машинами Любви и Благодати? Что ты обнаружил? Что упустили мы, обычные служители отдела статистики?

Несколько секунд я колебался, размышляя над анализом характера Диодато. Люди – числа, но отдельный человек – мясной мешок иррациональной глупости. Мог ли такой непрошибаемый святоша, как Ансельм, допустить в своей душе грех чиновничьей ревности и зависти?

Конечно же, мог.

– Я всего лишь слуга Машин, – медленно проговорил я, глядя ему в глаза. – Откровение нужно заслужить. Боюсь, пока что я заслужил только этот кабинет и головную боль.

– Что ж. Это ожидаемо, пусть и немного разочаровывает. Впрочем, как известно, именно терпение отделяет нас от испорченных деталей и свернувшихся белков, ибо сорок лет будут водить нас Машины, словно по циклу Креббса…

– …и семижды сорок, если будет угодно им, амин, – торопливо буркнул я.

Диодато замолчал и некоторое время сверлил меня недовольным взглядом.

– Амин, – провозгласил он, развернулся на каблуках и вышел за дверь.

Только после этого я позволил себе прикрыть горящие от усталости глаза.

Стрелка часов с издевательской неторопливостью переползла в новое положение.

Я с облегчённым вздохом откинулся на спинку кресла. Обеденное время официально прошло – теперь не нужно колебаться и мучиться чувством вины из-за пропущенного приёма пищи. К счастью, здесь нет Бомануара с его нудными лекциями о катаболизме и пищевой ценности. Вот уж кто был бы идеальным чиновником.

Давно истёк срок наказания, назначенного Старшим Исправителем Нойбургом. В наивной попытке очистить душу от искушений я впал в грех чрезмерности и выполнил наказание с избытком. Может быть, именно поэтому очищение и не удалось.

Я пощёлкал по клавишам терминала, открывая присланные запросы и документы. Таблицы, полные чисел, имён, дат и неожиданных прочерков. Информационный аналог салата с чипсами, в котором покопалось сразу множество жадных рук.

Диодато умудрился испортить мне настроение с самого утра, но в своих ехидных и настырных вопросах он был прав. Что я должен обнаружить? Какого откровения я жду?

Фудзиро Ода ничего об этом не сказал.

В голове медленно ворочались пробуждённые Ансельмом воспоминания. Моя Финальная Сборка, моя квалификационная работа, моя гордость… Единственное достижение, принадлежавшее мне и только мне.

Юный Джоз из прошлого не мог знать, что выбор темы был ошибкой – слишком амбициозно, слишком смело и нагло для Города. Не стоило лезть в дела чиновников. Ничего этого бы не случилось, последуй я совету Бридж с передиранием чужой работы…

Усилием воли я остановил болезненный поток фантазий о неслучившемся. Сейчас не время терзать сердце образами из непрожитой жизни Джоза-уборщика, ютящегося в тесной квартирке старого сектора вместе с Полианной.

Тема была ошибкой, но сама работа верна – в этом я был уверен до сих пор. Возможно, сейчас она даже более верна, чем ранее. Кто знает, к чему привели те процессы, признаки которых я заметил несколько лет назад? Ресурсов могло стать ещё меньше. А людей больше. Как жаль, что такой срез статистики за несколько лет мог бы получить только чиновник Министерства Демографии с достаточно высоким уровнем доступа…

Руки невольно потянулись к клавиатуре.

Экран вспыхнул белым светом открытых страниц. Тысячи строчек в сотнях таблиц. Как будто назло гипотетическому наблюдателю со стороны, ни в одной из таблиц нет итоговых данных. Что ж, паранойя Министерства оправдалась – наблюдатель реальный в лице меня ничего полезного почерпнуть не смог, даже имея доступ. Сотни чиновников, потеющих в бетонных клетках Столпа, не даром ели свой водорослевый паёк – результаты их многомесячных расчётов отправлялись не в документы, а напрямую на стол Министру Демографии.

Как жаль, что у неведомого гипотетического наблюдателя нет огромной мельницы чисел, способной перемолоть такое количество данных, с которым не справиться и целому этажу Министерства. Наверное, у такой мельницы было бы множество шестерёнок.

Как жаль, что у этого наблюдателя нет второго слагаемого – информации о ресурсах, которая доступна только чиновнику Министерства Социального Метаболизма достаточно высокого ранга. Например, начальнику отдела экономической симуляции.

Из моего горла вырвался хриплый истерический смех. Какая ирония. Какая удача.

Смех прервался так же резко, как и начался.

Удачи не существует – есть только вероятность; а шансы на такое стечение обстоятельств крайне малы. Кому-то очень нужна моя «перспектива» и «точка зрения», и этот кто-то – точно не Машины Любви и Благодати.

Душу охватила мрачная, обречённая уверенность в том, что моё время на исходе. И речь идёт не только о рабочем дне.

В квартире опять горел свет.

– Бомануар, я дома! – с наигранной радостью провозгласил я. – Ты накормил гостей?

– Простите, господин Кавиани, но я вынужден сделать вывод, что упрямство является характерной чертой вашей генетической линии…

– Говорю же, я не голодна!..

Голос Бригитты. Слышать его одновременно радостно и страшно. Радостно – потому что она жива. Страшно – потому что теперь она никогда не приходит ко мне просто так.

Я выпрямился, перестав снимать ботинки:

– Пойдём на крышу?

Бридж молча кивнула и встала с кровати, не выпуская из рук бутылку. В своём нежелании расставаться с выпивкой она теперь напоминала кланка, крепко сжимающего в кулаке любимую дубинку.