Athanasy: История болезни - Мавликаев Михаил

Наши кости приводят вас в движение и спасают вас от растворения в бездействии.

Наши кишки растворяют ваши излишки и удаляют из вашего мира навсегда.

Глава 13

Пустышка

Именно в тот день, когда я решил хорошенько позавтракать, мне отключили пищепровод.

Я пощёлкал тумблерами и покрутил ручки кухонного раздатчика в глупой надежде, что это всего лишь мелкая неполадка. Никаких признаков жизни, несмотря на то, что до конца подписки на питание ещё несколько шестериц.

Внутри, где-то рядом с пустым желудком зашевелилась неуместная паника. В доме нет ни крошки еды. Да и откуда ей взяться? Незачем делать запасы, когда пища доступна по нажатию кнопки.

– Бомануар, включи свет! – раздражённо сказал я.

– К сожалению, я не могу этого сделать.

– Что? Почему?

– Все коммуникации и жилищно-коммунальные системы дома отключены. Причина мне неизвестна.

– Отлично. Просто отличное начало дня.

– Приношу глубочайшие извинения, господин Кавиани, – монотонный голос робо-консьержа в этот раз прозвучал с удивительной искренностью.

– Ты ни в чём не виноват, не расстраивайся.

Я со вздохом покрутил вентиль крана, после чего сердито стукнул себя костяшкой пальца по лбу – конечно же, воды тоже нет. Можно не чистить зубы, можно позавтракать в министерской столовой, но вот пить очень хотелось. Запасов воды в доме тоже не водилось.

Стоило только подумать об этом, как горло начало саднить от сухости.

Внезапно в голове всплыло неожиданное осознание:

– Кхм, Бомануар, а почему ты сам всё ещё работаешь?

– Не знаю, господин Кавиани. Наверное, по воле Машин Любви и Благодати.

– Конечно, конечно, всё и вся по их воле, как обычно…

– Вы бы хотели, чтобы я отключился?

Почему-то этот невинный вопрос заставил меня замереть на месте.

Хочу ли я, чтобы Бомануар отключился? Теперь, после того, как он спросил об этом, подобная мысль казалась ужасной – словно я требую от него умереть.

– Не говори глупости! Без тебя будет очень скучно. Всё, я пошёл в Министерство, а ты сиди дома и никуда не уходи.

– Вам известно, что я не способен…

Я выскочил за дверь квартиры и захлопнул её за собой, обрывая очередную порцию нечеловеческой занудности.

На улице развернулся ленивый и неторопливый хаос работы Департамента Заботы и Защиты.

Длинная череда чёрных катафалков выстроилась у тротуара. Кланки неторопливо заводили граждан в один из фургонов, придерживая их под руки, – трудно разглядеть порожек кузова, когда на голове у тебя плотный мешок. На гранитной плитке у дома ровным рядом лежали тела, накрытые плёнкой. Этим мешки на голову уже без надобности.

Одной загадкой меньше. Причина отсутствия еды в моём доме обнаружена.

Я покрутился на месте, пытаясь решить, стоит ли вернуться в свою квартиру, но один из кланков отнял у меня причину для сомнений, преградив дорогу. Я пихнул ему в руки идентификат – отсутствие завтрака не располагало к ритуалам вежливости.

– Господин Кавиани… – кланк торопливо вернул документ после проверки и обозначил поклон микроскопическим смещением туловища от вертикали. – Желаете проверить ситуацию лично?

– Что? Нет, – с недоумением ответил я. – Почему и зачем? Я простой чиновник Министерства Демографии.

– То, что происходит… – он повёл дубинкой вокруг, – …это и есть демография, разве нет?

Из-под белой маски раздалось шипение, отдалённо напоминающее смех.

Мне едва удалось сдержать отвращение:

– Я просто хочу пройти к Министерству, вот и всё.

– Да, конечно… Не смеем задерживать. Ваша безопасность – наш приоритет, господин Кавиани.

– Безопасность?

– Небольшой рейд на Непротивление. Эта мерзость проникла везде и всюду, они могут оказаться совсем рядом… Но мы защитим Вас.

Лежащие у стены, едва прикрытые чёрной плёнкой тела выглядели совершенно обычными и совсем не опасными. Простые люди, жители этого самого дома. Моего дома.

Много, их слишком много.

Желудок скрутился узлом. Я торопливо кивнул кланку и зашагал мимо длинной очереди из машин, опустив голову. Проклятая шеренга всё не кончалась, словно назло собираясь сопровождать меня до самой площади.

В своей отвратительной шутке кланк оказался прав – при таком масштабе аресты действительно становились вопросом демографии.

Оксидизаторы едва слышно выдыхали в кабинет упругие потоки прохладного воздуха. Я прикрыл глаза и откинулся на мягкую спинку кресла, ожидая, когда рукотворный ветер высушит со лба нервную испарину.

Когда-то чужой и неуютный, теперь кабинет казался надёжным убежищем. Со сдержанным удовольствием я провёл ладонью по столешнице, стараясь впитать кожей каждую крупицу необычного ощущения. Шероховатый материал совсем не походил на пластик – слишком много в нём было прожилок и странных включений. Но для камня эта плита была слишком тёплой; как будто немного живой.

Неужели это именно то, что раньше называли «деревом»? Совсем не похоже на искривлённые тощие палки, едва видимые за пологом помех в окне-экране.

Давно прошло время пропущенного завтрака; прозвенел терминал, сигнализируя о получении рабочих писем. Быстро, слишком быстро текло время редкого спокойствия: сочилось, словно кровь из раны, отбирая покой самим фактом своего движения. Утренние часы пролетели минутами, как будто я утратил врождённое ощущение времени. Или, может быть, я просто заснул.

От двери раздался скрип и стук. Я распахнул глаза и увидел Диодато – тот стоял у входа и сжимал в руках складное кресло.

– Доброе утро, Ансельм, – сказал я и не смог удержаться от тонкой улыбочки. – Пожалуйста, присаживайся.

Его спокойствием можно было резать скалу.

Неторопливо разложив кресло, Диодато с преувеличенной аккуратностью поддернул брюки и присел на край сиденья.

– Сегодня на меня возложена тяжёлая миссия, – помолчав, сказал он.

– Машинами Любви и Благодати, конечно же? – из вежливости полюбопытствовал я.

– Нет. Сущностью, с определённой точки зрения более могущественной, да простится мне эта еретическая шутка.

– Самим Франком-Спасителем?!

– Нет. Министром Квирином.

Диодато позволил себе лёгкий изгиб уголка губ; я ответил ему понимающим смешком. Радж Квирин, Министр Демографии, так ни разу и не явился ко мне лично, но приказы и запросы от него приходили ежедневно – и выполнение каждого из них требовало максимального напряжения сил.

– Когда-то я думал, что этот день доставит мне удовольствие… – продолжил Диодато, – но ты, Джосайя, своим смиренным ежедневным трудом смог исправить первоначальное впечатление. Нечасто Машины собирают в одном человеке настолько противоречивые качества. Словно тебе было предназначено прожить несколько разных жизней.

– О?.. – только и смог выдавить я. В голосе Ансельма прозвучала искренность, и это вызывало беспредельный ужас.

– Позволь мне объяснить.

Диодато, традиционно прямой, как палка, неловко наклонился в кресле поближе к столу:

– Не сомневаюсь, Джосайя, что всю жизнь тебя преследует ощущение собственной незначительности, – начал он. – Ты никому не нужен, никому не интересен. Одинок.

– Это не то, что я хотел бы слыш…

– Но это иллюзия.

– Да? Да, конечно.

– С самого начала, с самого первого дня своей взрослой жизни ты был замечен. Подчёркнут и зашпилен булавкой. Всё это время ты шёл в свете невидимого прожектора.

– Весьма поэтично, – сказал я, сдерживая дрожь.

– Твоя научная работа, полная расхождений в данных, – это не твоя ошибка. Это наша ошибка.

Я ничего не ответил. Диодато кивнул в ответ на моё молчание и продолжил:

– Ты обнаружил то, что не должен видеть никто. В каком-то смысле ты оказал нам услугу. Конечно же, документы, на которые ссылалась твоя работа, уже откорректированы или уничтожены. Но это ещё не конец твоего служения.

– И когда же наступит конец?