А дальше только океан - Юрий Платонычев

Владислав притормозил у длинного трехэтажного корпуса в глубине парка. И хотя дул слабый ветер и от корпуса не близко, но уже чувствовался стойкий, дурманящий запах лекарств. На каждом шагу встречались офицеры или мичмана в наброшенных на плечи халатах, непременно с пакетами в руках. В этом строгом заведении сегодня тоже было по-своему празднично: на тумбочках в палатах кое-где синели букетики кокетливых фиалок, разносился мелодичный звон медалей на парадных тужурках посетителей, молоденькие сестры улыбались по-особому приветливо.

Первым делом Ветров заглянул к Власенко. Он лежал в одиночной палате и очень обрадовался замполиту.

— Как здоровье, Николай Захарович? — Ветров подтянул сползший халат, присел к кровати и положил руку на вялую кисть, торчавшую из-под одеяла.

Власенко исхудал, кожа на лице казалась пергаментной, а сам он бесплотным. Ему было трудно дышать — врощенная в грудь резиновая трубка уходила под кровать и спускалась в банку.

— Здоровье? — Он грустно покачал головой. — Сам хотел спросить, как мое здоровье. Врачи воду мутят, скрывают что-то…

— А чего им скрывать? — Ветров говорил так, словно знал одно хорошее. — Третьего будет консилиум. Главврач утверждает, что дело пошло на поправку.

— Спасибо, Валентин Петрович, — Власенко улыбался одними глазами. — Только я сам что-то поправки не чувствую…

Конечно, и Ветров ничего обнадеживающего от главврача не слышал, но что он мог сказать больному?

— Николай Захарович, многое от тебя зависит. От твоего мужества, от твоего духа. Да… могу порадовать. — Ветров хотел сменить тему разговора. Актер он был никудышный, а на душе кошки скребли. — Представляешь, сегодня Наумов победил карелинского силача Орлова… Вообще, твои орлы к маю вышли на первое место, обогнали торпедистов Городкова.

— Наконец-то! — Власенко задумчиво смотрел в потолок и все улыбался глазами. — Хороший парень этот Наумов… А Юра-то, Юра Городков признал себя побежденным? А еще торжественно заявлял, что позволит обогнать себя не раньше следующего века.

— Торпедист похвалиться любит, — поддакнул Ветров, видя, что больной веселеет.

На лице у Власенко появилось довольное выражение, глаза потеплели, губы дрогнули в слабой улыбке. Николай Захарович долго бился, чтобы его моряки заняли высокое место, и вот теперь, когда он оторван, когда всем заправляет Рогов, высокое место наконец завоевано. Было радостно и грустно. Радостно за своих, грустно, что он, командир, в стороне, что не может вместе со всеми отмечать приятное событие.

В госпитале лежало еще трое своих матросов, но их уже причислили к ходячим, и они смотрели очередной фильм. На вызов Ветрова все трое прибежали почти одновременно, с радостью выслушали новости, с еще большей радостью читали письма и получали пакеты с гостинцами. Вливать в них заряд бодрости для борьбы с хворью нужды не было: все трое выглядели вполне здоровыми, после праздника должны были выписываться и сейчас дружно корили врачей-перестраховщиков, что не захотели отпустить их до праздника. Короткий разговор с матросами оставил у Ветрова приятное чувство: парни рвались из госпиталя как в родной дом!

После госпиталя Валентин Петрович заехал в клуб, где вовсю крутили дневные кинокартины, потом вместе с Игнатенко провел жаркое сражение «веселых и находчивых», потом две викторины — морскую и литературную. Состязания опять получились интересными, вот только потребовалось много сил, чтобы переспорить Игнатенко в главном вопросе — кто победил, хотя жюри присудило выигрыш павловской команде.

Домой удалось заскочить около девяти вечера. Ветров любил устраиваться с газетой или журналом у окна, под большим желтым торшером, но сегодня что-то не читалось, сегодня он просто сидел, прикрыв глаза рукой, и молчал. Минут через десять он почувствовал, что силы восстановились и снова можно было двигаться.

— Валя, уходишь? — Анастасия Кононовна выглянула в коридор, услышав, что муж одевается. — Отдохнул бы подольше…

— Ничего, Кононовна, — Ветров с трудом втискивал руки в шинель, — я уже в форме. Скоро обходить дежурную службу. Проверю, вот тогда и отдохну.

— Ты сегодня какой-то… — По глазам, по голосу мужа Ветрова угадывала озабоченность. — Что случилось?

— Понимаешь… — Ветров запнулся, словно не решался говорить о чем-то трудном. — Заезжал в госпиталь. Власенко…

— Неужели так плохо?

Ветров промолчал.

— Но ведь и врачи не боги, — Анастасия Кононовна умела хорошо успокаивать. — И они могут ошибаться…

Ветров тяжело вздохнул и тут же, будто стряхнув с себя что-то давящее, сказал ровным голосом:

— Меня не жди, если задержусь.

— По «Медведю» пойдешь? — так Анастасия называла кратчайшую дорогу через сопку, издали очень похожую на Аю-Даг в Крыму. — Смотри, сегодня там скользко!

— А ты откуда знаешь?

— Ходила смотреть канат. Боялась опоздать…

— Значит, и ты была? — Ветров задержался в коридоре и ласково глядел на жену. — Понравилось?

— Очень! Особенно болельщики!

— За кого же ты болела?

— За всех!

Ветров рассмеялся, поцеловал жену и исчез за дверью.

Анастасия знала, что в такие дни муж раньше утра не вернется, но все равно заснуть не могла. Вроде спала, а сама прислушивалась к машинам, то и дело вскакивала, подбегала к окну: «Нет, опять мимо…» Она привыкла ждать, очень привыкла. Теперь что! Теперь пустяки. А раньше — уйдет Валя в автономку, сердце в кулак сожмется и не отпускает. Чем ближе к возвращению, тем больше сжималось. Чего только не рисовало воображение! А когда встречала мужа живого и невредимого, статного и веселого, с широкой и доброй улыбкой, даже не хватало сил радоваться.

Так она и не уснула в этот раз. Яркий луч осветил сопку, ослепил комнату.

«На нашу улицу завернула… — Анастасия прислушалась к шуму автомашины. — Точно, к нашему подъезду».

Ветров устало выкарабкался из кабины, тихо, чтобы не разбудить спящий дом, прикрыл дверцу, посмотрел наверх: «Спит? Нет, наверное…»

Анастасия набросила пальто поверх ночной рубашки и выбежала на лестницу.

— Опять ждешь? Простудиться хочешь?.. — спрашивал Ветров с напускной строгостью, торопливо подымаясь по лестнице. Стоило Анастасии увидеть его, как она тут же успокаивалась. Значит, все хорошо, все в порядке.

А Ветров еще долго чистился, умывался, как всегда заглядывал на кухню, где под клетчатой салфеткой его ждал «перехват»: толстая белая чашка с кефиром и маленькие бутербродики со всякой всячиной, а сегодня, по случаю праздника, еще очищенные орехи и яблоки в вазе. И хотя есть не хотелось — какая еда ночью! — он отправил в рот несколько орехов и запил их кефиром.

Стараясь не разбудить Анастасию — излишняя предосторожность: ее сейчас не разбудили бы все громы и молнии, — Валентин Петрович лег на свою кровать.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Новая торпеда появилась месяц назад. Еще предстояла встреча со специалистами из центра, которые будут проводить занятия с торпедистами, учить их, как новое оружие готовить и использовать в боевых условиях, как его хранить.

Но Павлов потребовал от Городкова и всех его расчетов, не ожидая приезда инженеров и конструкторов, ознакомиться с торпедой, ее тактико-техническими характеристиками.

Торпеду установили в учебном классе, и все, кто имел к ней прямое касательство, под руководством Городкова провели здесь немало часов. Рыбчевский тоже не отходил от торпеды, пока коротко с ней не освоился. Ему, как и Павлову, хотелось, чтобы на занятиях со специалистами разговор шел не об азах, а о самом сложном, о тонкостях, до которых трудно добираться самостоятельно.

А торпеда понравилась.

Городкова особенно удивляла глубина ее хода:

— От этой акулы можно спрятаться разве что только в Марианской впадине!

Рыбчевский восхищался чувствительностью аппаратуры. Даже ему, специалисту, не верилось, что на таких неправдоподобно больших расстояниях торпеда сама может наводиться на цель.

— Что вы хотите, — комментировал он свои же восторженные оценки, — тончайшая электроника, кибернетика, сверхмощная энергетика! Как же ей, голубушке, не отыскивать недругов!

Словом, пришли к единодушному мнению, что сделан новый и крупный шаг в отечественном торпедостроении.

Рыбчевский внес Павлову предложение устроить Городкову и его офицерам предварительный экзамен, пока специалисты еще не приехали. Павлов его поддержал, но решил, что достаточно будет проэкзаменовать одного Городкова, зато основательно — «от» и «до».

— Пусть он потом сам проверит знания своих офицеров, а те — мичманов и матросов, — добавил Павлов. — Кстати, такая проверочная беседа с Городковым и для экзаменаторов будет полезна: он человек головастый, наверное, увидел в торпеде то, что не всякий подметит…