А дальше только океан - Юрий Платонычев

— Впрочем, какая разница — в первом или в пятом, — продолжал Ветров. — Суть в другом. Вы тут не первый год живете, не вам объяснять, как важно решить хотя бы с цементом, пока не закрутились те снежные вихри… И на Юрия Владимировича не сердитесь. Наоборот, уделяйте ему больше внимания, больше калорий и витаминов. Для поднятия тонуса. Ну и, что нам всего дороже, — ваших улыбок!

«Странно, — размышляла Лиля о Ветрове. — Как это у него получается? Не сказал ничего особенного, а с души вроде камень снял. Счастливая женщина Анастасия — такого мужа имеет. Это тебе не Городков! Да, не забыть ему к ужину редьку натереть. Для поднятия тонуса…»

А Павлов думал, что сегодняшний разговор с заместителями, пожалуй, и был подготовкой к его выступлению на активе.

И еще он думал о главном в их теперешней жизни — о том, что противолодочное оружие в этом году никого не подводило, значит, хлеб свой трудный они отработали честно и могут с открытой душой говорить об этом своим товарищам.

— Физкульт-привет! — Павлов произнес это, еще не закрыв дверь.

— Ну как? — встретила его вопросом Велта. — На службе, надеюсь, все в порядке?

— Представляешь… — Павлов замолчал, будто не знал, как говорить дальше, чтобы не показаться жене хвастуном. Велта научилась это безошибочно определять по чуть вздрагивающим уголкам его губ, которым не терпелось расплыться в улыбке.

— Не тяни.

— Представляешь, мы обошли Карелина. Завтра Панкратов будет нам кубок вручать.

Велта нарочито долго моргала своими длинными ресницами, неловко отбрасывая наползающие на лоб волосы рукой, в которой крепко сжимала тюбик с синей краской, и даже не замечала, что краска немилосердно мазала ей руку.

— Вай, как это прекрасно! — Она бросила тюбик и стала торопливо оттирать ладони, вся так и светясь изнутри.

— Да, еще… — Павлов хлопнул себя по лбу, вышел в коридор, порылся в тужурке и галантно вручил Велте изящную, с замысловатым тиснением, открытку. — Приглашение на свадьбу!

— О-о!.. Да что они, сговорились? Еще одна свадьба?.. — Велта развернула открытку, поднесла ее к свету и торжественно прочитала: — «Велта Яновна, Виктор Федорович! По случаю нашего бракосочетания приглашаем Вас в кафе «Якорь». Наталья и Отар Кубидзе».

— Ясно! А все же, почему еще одна? — с удивлением спросил Павлов.

— Серова телеграмму от Василька получила…

— Ну?

— Пишет: «Мама, не падай в обморок — я женился».

— Н-да… — Павлов озадаченно покачал головой. — Ну и как Наталья Сергеевна? Упала в обморок?

— Пока не решила.

— Что не решила? Падать или не падать?

— Не смейся. Она просто не знает, радоваться или огорчаться.

— Чего уж теперь! — глубокомысленно сказал Павлов. — Как изрекает мичман Щипа, если кок пересолит кашу: «Постфактум, кума, не падай духом, харчи до дна!»

— Все же не устояла Наташа перед твоим джигитом! — Велте очень нравилось это звучное и задорное слово «джигит». Она знала, что именно таким прозвищем нарекли Кубидзе его товарищи.

— И правильно сделала, что не устояла. Отличный парень!

— У тебя все отличные.

— Само собой. И жена в том числе.

— Не подхалимничай.

— И не думаю, — уже серьезно проговорил Павлов. — Тебя не посещает мысль, что не за горами времечко, когда и мы получим от своего Виктора такую же депешу, как Серовы?

— Чему быть, того не миновать, — раздумчиво промолвила Велта. — Лучше бы без депеш, на наших глазах все это произошло. С нашего согласия.

— Вечная мечта родителей. Как она теперь редко сбывается!.. — Павлов замолк, заглушая остро нахлынувшую тоску по сыну.

Потом они пили чай с рябиновым вареньем, смотрели телевизор, долго говорили о Владивостоке, о знакомых, живущих там, обсуждали, какой подарок лучше выбрать молодой чете Кубидзе, но о кубке больше не обмолвились ни словом. К чему слова, когда на душе было светло, когда его настроение было ее настроением!

Иней плотно покрыл скалы, крыши, деревья, дороги, покрыл, казалось, все на земле. Не тронул он только камни, которые омывала неутомимая волна.

По берегу неторопливо шли на службу своей проторенной дорогой Павлов, Ветров, Рыбчевский. Шли вместе и, как всегда, поначалу молчали. Все было как всегда, хотя день сегодня особенный. Таких дней им еще не выпадало: прибудет адмирал, чтобы самолично отметить их успехи в воинском труде. Наконец-то!.. В памяти одно за другим всплывали события уже кончавшегося года — конечно, самые важные, самые существенные; что-то им удалось сделать добротно, другое не совсем, а иное и вспоминать было стыдно. Но раз сочли нужным наградить кубком, — значит, кое-что полезное они сделали, и это у них не отнять.

Павлов уже придумывал, что бы такое позаковыристей сказать Михаилу Карелину, уступившему им первую ступеньку, Ветров готовился в этом же духе задеть своего коллегу Григория Игнатенко. Но шутливая эта бравада не тешила обоих, и они забыли о ней. Хорошее настроение ввергло их в то непередаваемое словами состояние, когда с удивительной ясностью замечаешь утро, иней, колкую прохладу, замечаешь, что уже пахнет настоящей зимой и конечно же океаном.

— Верите? — Рыбчевский первым выбрался из паутины размышлений. — Иду сегодня, и петь хочется… Да я и пою!

— Что ж это, вы поете, а мы не слышим? — в голосе Ветрова сквозило добродушие.

— Да уж не что-нибудь там… — Рыбчевский повертел пальцами возле своего лица. — Уж не какие-нибудь частушки!

— Между прочим, — с усмешкой напомнил Павлов, — у Щипы как раз солиста не хватает.

— Так это ж не я пою, — поправился Рыбчевский. — Это мой внутренний голос поет, он Щипе не подойдет.

— Хорошо, когда душа поет… — задумчиво проговорил Павлов, вспомнив, что уже сегодняшней ночью им всем предстоит готовить оружие для подводных лодок, уходящих в океан. — Только много ликовать нам не придется.

Опять воцарилось долгое молчание. Знакомый до мельчайших подробностей берег заканчивался. Дальше надо было сворачивать в сопку. Розовая полоска над океаном становилась ярче, выше, багрянее. Вскоре показался и сам огненный шар. Зарождался новый день. Новый мирный день Родины. И в том, что он мирный, была и их немалая заслуга.