А дальше только океан - Юрий Платонычев

— Слово капитану второго ранга Жилину. Только короче: историческую справку можно опустить, ничего не надо сравнивать с тринадцатым годом, а сразу о сути — почему у вас теряют оружие, кто виноват, что нужно для ликвидации этого в будущем. Не больше пятнадцати минут.

Жилин, стискивая под мышкой толстую тетрадь, как-то боком взобрался на трибуну. Его гладкое лицо пошло пятнами, глаза, выдавая сумятицу чувств, беспокойно бегали, однако он быстро взял себя в руки и, как всегда, всем своим внушительным видом давал понять, что скажет сейчас нечто важное.

— Товарищ командующий, товарищи члены Военного совета! — Жилин подчеркнул слово «командующий», даже вытянул при этом руки по швам. — Вы правы. Историю трогать незачем. Все происходит в наши дни. Почему теряем оружие?.. Ответ ясен и прост: у нас имеются начальники, и в довольно высоких рангах, которые относятся к технике крайне безответственно. Не буду голословным, сошлюсь на авторитетные комиссии… — Он поспешно раскрыл тетрадь, бережно разгладил найденное место и, набрав воздуха, торопливо, будто боялся, что пятнадцать минут скоро истекут, продолжал: — Обращение с оружием у товарища Павлова из рук вон плохое. При таком его хранении ни о какой надежности не может быть и речи. Об этом гласит первый документ, страница двенадцатая… — Жилин похлопал себя по карманам, водрузил на нос очки, собираясь оглашать страницу двенадцатую.

— А вы своими словами. В чем конкретно недостатки? — с хрипотцой сказал темноволосый контр-адмирал, член Военного совета.

— Не регулярно следили за средой, в которой содержалась техника и…

— И какие же образцы так содержались? — нетерпеливо перебил командующий.

— Образцы не новые, — Жилин «не новые» произнес чуть слышно, — но сам факт!.. По-моему, он красноречиво говорит об отношении Павлова к…

— Та торпеда, что потеряна, — снова перебил командующий, — хранилась нормально?

Вопрос, поставленный в упор, заставлял и Жилина отвечать прямо:

— У новых торпед изъянов не обнаружено, но… — Он сделал многозначительную паузу. — Но я уверен, что перед комиссией изъяны сумели пригладить.

— У вас есть основания? — устало спросил член Военного совета.

— К сожалению, нет, — с сумрачной задумчивостью ответил Жилин, поправляя очки, то и дело сползавшие ему на кончик носа.

— Почему «к сожалению»? — вскинул брови контр-адмирал.

— Видно, мы недостаточно смотрели.

— Досужие размышления, — тихо, но очень внятно проговорил командующий.

Жилин большим белым платком протер шею, прокашлялся и снова углубился в тетрадь.

— Товарищ Жилин! — адмирал повысил голос. — Расскажите, как вы лично занимались лодками, берегом? Что конкретно сделали?

Жилин независимо вскинул голову и с важностью пояснил:

— Я лично каждый день бываю на лодках, проверяю минеров. Ну, конечно, и Павлова курирую.

— Стойте! — Командующий в недоумении округлил глаза. — Как это «курируете»?!

Жилин замялся, красные пятна уже расплылись по подбородку. Он напряженно всматривался в зал, словно ждал подсказки.

— Ну… Хожу к торпедам, слежу, как с ними обращаются. Если что замечу, сразу готовлю приказ.

— Много наготовили? — По лицу члена Военного совета пробежала смешливая искринка.

— Не много, но…

— А все же, — командующий улыбался одними глазами, — что такое куратор?

— Как бы сказать… Гм… — Жилин смущенно потупился. — Я полагаю, ответственный за определенные вопросы.

— Если точнее — опекун, попечитель, — поправил начальник штаба.

— Вот вы по-кураторски и опекаете, — сердито подхватил адмирал. — Так опекаете, что у нас оружие теряют.

— Виноваты… Учтем. — Жилин извинялся во множественном числе, вновь опуская руки по швам.

— Так… — Командующий иронически сузил глаза. — Все ясно. Не ясно только, с какой стороны запрягается лошадь. То бишь почему утонула торпеда.

Жилин лихорадочно перекинул свои листы в одну сторону, потом в другую, нашел, что искал, и заговорил с убежденностью:

— Истинная причина не установлена. Могу официально доложить: новую технику мы получили, а правил ее использования никак не дождемся. Вернее, есть времянка, а постоянных, типографского издания, нет.

— Что, ими нельзя руководствоваться? — насторожился член Военного совета.

— Можно, конечно… — Жилин и сам почувствовал, что его занесло. — Но документ полностью не опробован.

— Мне кажется, — с недовольством произнес командующий, — мы зря теряем время. Товарищ Жилин, я вам подсказал, как построить выступление: проанализировать свою личную ошибку, когда, не зная торпеды, вы пытались учить, как ее готовить; доложить, что вы сделали для повышения своих знаний, а уж потом рассказывать о преимуществах типографских изданий. Кстати, Панкратов докладывал, что у Павлова немало делается для повышения готовности. Какое участие принимаете в этом вы лично?

Жилин, должно быть, ожидал такой вопрос и без промедления ответил:

— Павлов подчинен мне. Поэтому все у него выполнялось либо под моим непосредственным руководством, либо под моим наблюдением.

— Чего было больше, — с усмешкой поинтересовался член Военного совета, — руководства или наблюдения?

Пятна на шее Жилина побагровели, он тяжело дышал.

— Садитесь! — не глядя на Жилина, сурово бросил командующий. — Послушаем Павлова.

«И до меня дошло!» Павлов поднялся на трибуну и посмотрел в зал: на него устремились десятки оценивающих, сочувствующих, подбадривающих глаз.

— Для надежности оружия, выходящего из наших рук, — начал он, совершенно забыв про бумажку, оставшуюся в кармане, — сделано порядочно. Перечисление займет много времени, остановлюсь на главном… — Он старался говорить сжато, доказательно. Сидевшие в переднем ряду Волков и Марцишевский иногда даже кивали в знак согласия. Павлова не перебивали, что здесь случалось не часто, из чего он заключил, что его слушали с интересом. — Считаю, — закончил он, — наша подготовка оружия гарантирует его надежность, в чем на лодках могут быть полностью уверены.

— Это о береговых делах. Но вы много плавали. Может у вас есть мысли и о лодках? — поставил новый вопрос командующий.

В последнее время Павлову пришлось меньше бывать на лодках, захлестывали береговые заботы, но свой взгляд на этот счет он имел и доложил:

— На лодках мы установили свой контроль за учебным оружием. Это уже несколько раз помогло подводникам. Но я бы добавил, что надо меньше опекать лодочных минеров и больше с них спрашивать…

Адмирал приподнял голову:

— Подумаем… Соображение не лишено смысла.

— А скажите, — решил добиться ясности член Военного совета, — какую помощь вам оказывал Жилин?

— Мы, подчиненные, старались лучше исполнять его указания. Ну, а о чем я здесь докладывал, мы делали, как бы это сказать, по своему разумению…

— Ясно! — Контр-адмирал многозначительно прищурился. — Значит, во внедрении нового Жилин стоял на позициях невмешательства.

«Скорее, мешательства!» — подумал Павлов, и едва не произнес это вслух.

— Будем заканчивать. — Командующий поднялся и закрыл блокнот. — Потеря оружия — личный промах Жилина. А так могу констатировать: новая торпеда безотказна и годна для поражения любых подводных целей. Плохо, что отдельные командиры еще не поняли, какую они получили технику, не используют до конца ее возможностей, действуют по старинке. А ведь теперь мы в состоянии бить противника сразу с его обнаружением, на повышенных скоростях, на предельных глубинах. — Командующий зорко вглядывался в карту, синевшую на сцене, казалось, что мыслями он никогда не расставался с кораблями, бороздившими океан. — Положение необходимо быстрее выправлять… Павлову зазнаваться рано. А вот Жилину… Жилину надо менять стиль. Превращаться из куратора и наблюдателя в специалиста-руководителя. Хотя… Я не уверен, что это ему под силу. Наш разговор будет оформлен соответствующим приказом. У меня все. Перерыв семь минут.

Многие заулыбались некруглому перерыву, однако, не сговариваясь, дружно посмотрели на часы: знали, что отдыхать придется ровно семь минут и ни секундой больше.

По пути в гостиницу Павлов и Ветров вспоминали, что было и что не было сказано на Военном совете. Как всегда, больше молчали, думали, переосмысливали. Даже не заметили, как вышли к Амурскому заливу.

На землю уже спускались сумерки, зажигались огни… Внизу, на водной станции, лаем заливались собаки, возмущенные шумливым вертолетом. Винтокрылая птица глухо стрекотала, круто взбиралась к высям и незаметно растворялась в мутном вечернем небе. Откуда-то из-под обрыва потянуло костром: то ли удачливый отпускник-рыболов греется, то ли сухие листья сжигают, то ли просто туманная дымка стелется. После утомительного дня особенно приятны были эти запахи, эти звуки, эти манящие огоньки…