Канцлер. История жизни Ангелы Меркель - Кэти Мартон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце Меркель поблагодарила двух своих американских кумиров — президентов Рональда Рейгана и Джорджа Буша — старшего — за то, что они помогли Германии объединиться. Канцлерин отметила: «Нет для Европы лучшего союзника, чем Америка, и нет для Америки лучшего союзника, чем Европа». Ни канцлерин, ни аплодировавшие ей слушатели ещё не знали, что воодушевлённый приём со стороны Конгресса США станет пределом достижений Меркель — и, возможно, всей Германии — в отношениях с Соединёнными Штатами.
Бараку Обаме Ангела Меркель доверять не спешила. Понаблюдав за избирательной кампанией обаятельного молодого политика, Меркель не восприняла его всерьёз. Как настоящая лютеранка, Меркель ценила в людях скромность, а среди черт, которые изначально приписывали Обаме, её не было и в помине. Меркель он показался молодым человеком, который повсюду спешит (тот будто сочетал в себе черты Мартина Лютера Кинга — младшего и Джона Кеннеди, благодаря чему в 2004 году покорил слушателей на съезде Демократической партии), которому не занимать обаяния, который делает упор на достижения.
«Поначалу она относилась к нему несколько настороженно. Хотела знать: каковы его планы, каков он на самом деле», — вспоминала Хиллари Клинтон. В 2008 году популярный информационно-политический журнал «Штерн» разместил на обложке снимок Обамы с заголовком «Спаситель или демагог?», и он как раз отражал неоднозначное впечатление, которое сложилось об этой личности у канцлерин.
Кандидат на должность президента США и без того допустил большую оплошность: чтобы показать свою сноровку на внешнеполитическом поприще, он попросил у Меркель разрешения выступить с предвыборной речью у Бранденбургских ворот, на легендарном перекрёстке и бывшей границе между советским и американским секторами разделённого города. Меркель считала, что он ещё не заслужил подобной привилегии. А потому предложила менее легендарное место — возле колонны Победы в берлинском районе Тиргартен. Обама принял ответ с достоинством и обвинил в дерзости своих подчинённых.
Но в итоге, невзирая на выбранное место, берлинский дебют Барака Обамы скорее походил на рок-фестиваль, нежели на политическое мероприятие. Из-за надежды и любви, витающих в берлинском парке летним вечером, выступление Обамы превратилась в своего рода Вудстокскую ярмарку музыки и искусств, только хорошо организованную: 200 тысяч берлинцев заполнили широкую улицу между Бранденбургскими воротами и колонной с позолоченным верхом (известной как Зигесзойле), символом прусской победы в войне девятнадцатого века. К возвышению на синей ковровой дорожке едва ли не подплыл Обама, с широкой улыбкой, которая скоро станет известна всему миру. В ответ на рёв толпы кандидат на пост президента взмахнул рукой, чем вызвал ещё больше ликования. В речи Обамы, возможно, и не было таких запоминающихся выражений, как «Ich bin ein Berliner» Кеннеди или «Мистер Горбачёв, снесите эту стену!» Рейгана, однако и времена были иными: в 2008 году никого уже было не тронуть простыми увещеваниями. Обама взывал к образу совсем иной стены, нежели его предшественники. «Стенам между расами и племенами, коренными жителями и иммигрантами, христианами, мусульманами и евреями не выстоять. Ведь теперь эти стены необходимо снести!» — призывал он. Толпа одобрительно взревела. Слушатели аплодировали громче всего после слов: «Ни одно государство, каким бы крупным и могущественным оно ни было, не справится с подобными препятствиями в одиночку». После того как Джордж Буш восемь лет открыто пренебрегал международными нормами — в частности, развязал разрушительную войну в Ираке без разрешения ООН, поскольку якобы обнаружил «доказательства» наличия у Саддама Хусейна «оружия массового уничтожения», — Обама подразумевал, что Америка станет сговорчивее, что «союзники будут слушать друг друга, учиться друг у друга и прежде всего доверять друг другу».
И всё же Меркель упрямо не хотела доверять Обаме. «Я не разделяю мысли о том, что человек способен трогательными словами заставить слушателей изменить своё мнение, — сухо замечала она. — Однако эта мысль всё равно прекрасна». Возможно, за её недоверием скрывалась некоторая зависть? Наблюдая по телевизору за тем, как Обама заводит толпу, Меркель понимала, что сама ни за что не сумеет довести слушателей до исступления одними только словами. Когда Меркель заканчивает выступление, никто не кричит: «Мы вас любим!»
Меркель — по-настоящему скучный оратор. К словам она относится осторожно: чем меньше — тем лучше, на первом месте — результаты. Поэтому порой ей не удаётся захватить внимание рассеянной аудитории, насколько бы важным ни было её послание. Именно так и случилось в сентябре 2007 года, когда канцлерин выступила на Генеральной ассамблее ООН с призывом осудить Иран за программу разработки ядерного оружия. «Ни у кого не должно быть ни малейших сомнений насчёт того, насколько эта программа опасна, — предупреждала она несмотря на то, что прямиком перед ней сидел иранский посол. — Хватит обманываться. Миру вовсе не нужно, чтобы Иран доказывал свою способность производить ядерные бомбы. Пусть лучше Иран докажет миру, что никакие бомбы ему не нужны». Столь прямое предупреждение со стороны более решительного оратора могло бы привлечь внимание всего мира — со стороны Меркель оно звучало больше как фоновый шум.
За закрытыми дверями Меркель гораздо решительнее, чем перед аудиторией. Ещё до того, как стать канцлером, она виделась с иранским послом, который горячо доказывал, насколько Ирану нужно ядерное оружие. В конце встречи посол спросил у Меркель, почему Германия не доверяет его государству. Меркель в ответ спросила, как он относится к Израилю. И, когда посол закончил разглагольствовать о «сионизме», спокойно заметила: «Теперь понимаете, почему мы настроены скептически?»
Какими бы ни были сомнения Меркель по поводу Барака Обамы, уже в 2010 году, через два года после его назначения на должность президента США, 80 % немцев относились к нему одобрительно, что является историческим рекордом в отношении американских президентов. Когда Обама в том же году принял Закон о защите пациентов и доступном здравоохранении, тогда уже и канцлерин признала: новый руководитель США отнюдь не пустослов.
Со временем учёная-лютеранка из Восточной Германии и сын американки из
